Глава 68
Бегу обратно. Состояние Галины резко ухудшилось.
– Давления нет, – говорит медсестра.
– Пульса нет, проверь сам, – предлагаю Денису.
Он кивает:
– Фибрилляция. Реанимируем! Торакотомия.
– Травма грудины, – подтверждает Ольга Великанова.
– У неё был пульс, она могла говорить, – сообщает мне Круглов. – Оля, закажи плазму и вызови кардиохирургов.
– Если они соизволят прибыть, – говорю, более чем прозрачно намекая на Вежновца и его коллег. Он, когда был заведующим кардиологическим отделением, и людей подобрал под стать себе. Все как один мужчины и, что называется, со звездой во лбу. К таким на кривой козе не подъедешь.
Приоткрывается дверь, в палату заглядывает Дина Хворова:
– Эллина Родионовна, тут муж Галины пришёл. Войти хочет.
– Нет! – резко бросаю в её сторону. Какой, к чёрту, муж! Не хватало ещё мне тут мужских обмороков, истерик и прочего! – Расширитель!
Но Дина то ли не услышала, то ли не поняла, а скорее всего всё сразу, потому что из-за её спины входит здоровяк метра под два ростом, с широкими плечами. Бородатый, с решительным видом. Но его брутальность мгновенно пропадает, когда взгляд падает на тело жены. Я как раз в этот момент вместе с доктором Кругловым вскрываю ей грудину, чтобы добраться до сердца. Муж Галины смотрит на это ровно две секунды, а потом прихлопывает себе рот и пулей вылетает из смотровой.
– Кровоизлияния нет. Разрывов сердечной стенки нет, – констатирует Денис, осматривая операционное поле. – Зажим.
Снова слышу, как дверь открывается. Вот же неуёмный! Снова муж пациентки. Входит, и на этот раз Дина пытается утащить его обратно в коридор. Но какое там! У неё ноги скользят по полу, – здоровяк просто тащит её за собой, будто и не замечая «прилипалу».
– Мужчина, пойдёмте! – призывает его администратор.
– Нет! – упрямо говорит муж.
– Прямой массаж сердца, – говорит в этот момент Денис.
– У вашей жены кровоизлияние в грудную клетку. Врачи пытаются её спасти, – быстро поясняет Хворова здоровяку. – Пойдёмте со мной.
– Зажим на аорту… – и называю точное время. Поскольку часы висят прямо над дверью, то вижу, как Дине неимоверными усилиями удаётся вытащить мужа Галины в коридор.
– В сердце нет крови, – констатирует Денис.
– Как это нет? – изумляется напоследок громила, увлекаемый маленьким администратором. – Куда же она подевалась?
– Прошу вас! – уже начинает повышать голос Хворова. – Я позову охрану! Ну же, Юрий Аркадьевич!
Кажется, этот аргумент срабатывает. Дверь закрывается.
– Значит, кровь в правой стороне, – продолжает свои рассуждения Круглов.
– Эллина Родионовна! – меня зовёт медсестра.
– Тампон. Аспиратор на максимум! – продолжаю работать.
– У мальчика низкий уровень кислорода в крови. Доктор Званцева думает, что осколок ребра пронзил сердце, – слышу новый призыв.
– Переливание крови, потом разряд, – говорю, прежде чем выйти.
– Нить три-ноль, – слышу за спиной. Денис молодец, не теряется.
Захожу в соседнюю палату. Быстро переодеваюсь:
– Что случилось? – спрашиваю коллег.
– Осколок ребра пронзил коронарную артерию. Низкий уровень кислорода в крови, лёгкие не изменяют объем, – сообщает Маша.
Медсестра называет мне результаты анализа крови. Из этого делаю неутешительный вывод: у Вовки, чьё состояние при поступлении не вызывало особых тревог, оказалось намного хуже. У него обширный инфаркт миокарда.
– Кардиокатетер, – просит Маша.
– Необратимые повреждения сердечной мышцы, – произношу вслух.
– Эктопия! Коронарную не восстановить, – соглашается подруга.
– Она будет питать мёртвое сердце, – добавляю к сказанному. Смотрю на кардиомонитор. Опять эктопия. Десять ударов. – Хорошо, вызываем кардиолога. Подключим мальчика к аппарату искусственного кровообращения.
– К аппарату? – удивляется Маша.
– Вызывай! – говорю ей и быстро иду в коридор. Там несколько мгновений назад я увидела, как доктор Звягинцев помогает толкать каталку. На ней первый мальчик, Олежка. Бросив взгляд на меня, коллега отрицательно помотал головой. Но я решаю убедиться в том, что правильно его поняла.
– Пётр Андреевич!
– Нейрохирург уже готовится. Они скорректируют внутричерепное давление. Гематомы нет, диффузный церебральный отёк, разрыв ствола мозга, – отвечает он.
– Энцефалограмму и сообщите в отделение трансплантологии, – прошу его.
– Трансплантологии? – переспрашивает удивлённо Звягинцев, но я не успеваю ответить. К мальчику подбегает его отец.
– Олег? Это Олежка?!
– Юрий Аркадьевич! Я доктор Печерская. Нам надо поговорить, – отвлекаю его, поскольку мальчика нужно срочно поднимать на лифте.
– Вы лечите мою жену? – спрашивает здоровяк.
– Я лечу всю вашу семью.
Юрий Аркадьевич несколько секунд молчит, пытаясь что-то сообразить. Потом показывает на Олежку:
– Он молчит. Почему?
– У него обширный отёк мозга, – поясняю кратко, поскольку анамнез у ребёнка очень длинный, и если озвучить его весь, надежды на спасение у его отца не останется.
– Он в коме? – спрашивает Юрий Аркадьевич.
Сглатываю нервный ком. Всё-таки мне придётся сказать правду, какой бы горькой она ни была.
– Нет. К сожалению, его мозг мёртв, – произношу самые страшные для любого родителя слова на свете.
– Мёртв? – недоверчиво переспрашивает отец мальчика.
– Мне очень жаль…
– Эллина Родионовна! Сердцебиения нет! – меня зовёт медсестра из палаты рядом. – Я сейчас. Доктор Звягинцев, помогите Денису Круглову.
Пётр Андреевич тут же уходит.
Отвожу отца мальчиков в сторону.
– Юрий Аркадьевич, я знаю, как это тяжело. У вашего второго сына Володи отказывает сердце. Артерия разорвана осколком ребра. У него гематома лёгких. Понимаете?
– Господи… – шёпотом произносит мужчина, заметно бледнея.
– Его можно спасти, если в ближайшие шесть часов пересадить ему сердце и лёгкие. Понимаете?
Юрий Аркадьевич, пребывая в шоковом состоянии от услышанного, говорит, уставившись в одну точку:
– Школа была закрыта. По улице невозможно проехать. Мальчики хотели слепить снеговика…
– Вы понимаете, мне надо ваше разрешение на пересадку Володе сердца и лёгких Олега, – произношу это и чувствую, как у самой холодок бежит по спине. Мне прежде никогда не приходилось предлагать подобное. Это страшно. Даже не могу себе представить, каково теперь Юрию Аркадьевичу. В один момент он может лишиться разом жены и детей.
– Что? – спрашивает он, хлопая глазами. Услышанное до его мозга не доходит, и я знаю почему: так в человеке срабатывает психологическая защита. Блокирует информацию, способную даже убить. Но мне важно здесь и сейчас достучаться до мужчины! Иначе будет поздно! Отыскать донора одного органа – целая проблема, учитывая кучу параметров на совместимость. Но ещё и лёгкие!
– Один из ваших сыновей умер. Я могла бы попробовать спасти второго, – говорю медленно, чтобы Юрий Аркадьевич наконец-то услышал.
Его взгляд проясняется.
– Нет. Спасите их. Обоих, – твёрдо произносит он.
– Я не могу.
– Эллина Родионовна! Вскрыли грудную клетку, – всё та же медсестра снова призывает пойти на помощь коллегам.
– Дети быстро поправляются. Он выздоровеет, – продолжает упрямиться Юрий Аркадьевич.
– Доктор Печерская! Вы нужны! – теперь меня зовут из другой стороны. Как не вовремя!
– Не сейчас!
– Это пьяный водитель с множественными ранениями, – поясняет коллега, помогая везти каталку.
Мне жутко хочется прогнать их обоих. Но сдерживаюсь изо всех сил.
– Юрий Аркадьевич, я знаю, как это тяжело. Вы должны решить сейчас. Подождать пару дней нельзя.
– Может, он очнётся… – без особой уверенности в голосе произносит отец мальчиков.
– Эллина Родионовна! – меня зовёт Денис Круглов.
– Я сейчас!
Поскольку Вовке наша помощь больше не нужна, и достаточно оставить с ним медсестру, я прошу Машу успокоить Юрия Аркадьевича.
– Всё объясни и получи его согласие. Пожалуйста.
– Он не в состоянии ничего понять, – парирует подруга.
– А ты объясни. Только ты сможешь, – улыбаюсь ей и спешу к Галине. У неё проблемы такие, что без вскрытия никак нельзя.
– Расширитель! – прошу медсестру.
– В правой половине ещё два литра крови, – замечает Денис. – Аспиратор. Зажим.
– Травма сердечной мышцы? – делаю предположение.
– Разрыв лёгочной артерии, – говорит Круглов.
– Зажим наложен.
– Продолжаем массаж сердца.
Пока работаю, думаю о том, получится ли у Маши выполнить мою просьбу. Я знаю, она не станет халтурить и всё сделает максимально грамотно. У моей подруги есть удивительное свойство –уговаривать пациентов.
– Продолжим переливание крови, – произносит Денис.
– Её сердце долго не билось.
– Минуту назад остановилось кровотечение, – добавляет к этому Круглов.
– Тахикардия! – слышим голос Ольги Великановой.
Я уже перестаю верить в то, что битву за эту семью у нас получится выиграть.
– Эллина Родионовна! Скорее! – опять зовут.
Снова рвусь в другую палату. Олежка не справляется.
– Где кардиолог?! – почти кричу, настолько велико теперь во мне внутреннее напряжение.
– Не может доехать. В пробку попал. Все, кто в отделении, заняты на операциях, – говорит мне Дина Хворова.
– Тахикардия, пульса нет.
– 120. Разряд! – говорит Круглов.
Удар током приподнимает тело мальчика и резко опускает вниз.
– Всем отойти! – командует Денис.
Снова разряд.
– Ритм синусовый неустойчивый, – произносит Великанова, глядя на кардиомонитор. Сердце Олежки снова удалось завести. Но надолго ли его хватит?
Моё предположение срабатывает буквально сразу.
– Тахикардия. Ишемия сердца. В лёгкие не поступает кислород, – говорю, продолжая делать непрямой массаж.
– У нас нет стабильного ритма, – комментирует Денис. – Всем отойти!
Опять срабатывает дефибриллятор. Вновь Великанова говорит: «Синус!»
– Держись, Олежка, – обращаюсь к мальчику, хоть он и не может меня услышать. – Где трансплантологи? – спрашиваю Ольгу.
– Опять фибрилляция, – вместо ответа говорит она.
– Зараза! – рычит расстроенно Денис. – Ещё разряд!
– Подожди… Синус. Хорошо, перевозим, – решаюсь, поскольку нам нужно обязательно успеть, прежде чем сердце Олежки остановится навсегда.
– Его нельзя перевозить, – спорит Круглов.
– Можно, ритм синусовый.
– На 10 секунд.
– Его надо подключить к искусственному кровообращению.
– Вы пересадите ему сердце? – поражается Денис.
– А ты что предлагаешь? – бросаю в ответ.
В коридоре ко мне подходит Маша. Улыбается вымученно. Сообщает, что Юрий Аркадьевич согласится на пересадку органов. Подписал необходимые документы. Видя каталку с сыном, он подходит и говорит тихо, стискивая челюсти, хотя глаза на влажном месте.
– Я здесь, сынок. Больно не будет, я здесь.
– Давай в операционную. Приготовьте катетеры.
– Подключичную? – спрашивает Великанова.
– Нет, для бедренной артерии.
– Опять эктопия, быстрее! – требует Денис и кричит: – Задержите лифт!
– Кислород 78, – произносит Ольга.
– Ради Бога, помогите ему! – кричит нам в след Юрий Аркадьевич.
– Мы постараемся, – отвечаю
– Нет, обещайте. Обещайте, что всё получится!
– Простите, нам нужно наверх.
Двери лифта закрываются.
Вскоре оказываемся на хирургическом этаже.
– Женя, куда нам? – спрашиваю местную медсестру. Она становится нашим проводником. – Опять фибрилляция! Продолжай массаж. Разряд! – это мне приходится делать прямо в коридоре. Но ничего не происходит. Аппарат жалобно пискнул и затих. Батарея разрядилась!
– Проверьте контакты, – предлагает Круглов.
– Работает. Стоп! Всем отойти! – бригада привычно поднимает руки.
И снова пустой щелчок.
– В операционной есть приборы, – напоминает Денис.
В самом деле: мы же совсем рядом! Я забегаю туда. Хватаю два электрода и тяну. Провода распускаются, могут порваться, но мне на это глубоко плевать.
– 150! Есть разряд! Отойти.
– Синус! – привычно уже замечает Ольга.
Бегу переодеваться. Попутно говорю Жене, чтобы встретила донора у лифта и приготовила его в соседней операционной.
– Давление? – спрашивает Денис.
– 100 на 60, – за дело берётся лучший анестезиолог нашей клиники, доктор Миньковецкий.
– Скальпель десять, – говорю, приступая к новой операции.
Не проходит и пяти минут, как входит бригада хирургов. Поясняю, что у мальчика патологическое ишемическое повреждение левого желудочка. Всё. Мы с Денисом и Ольгой свободны. Выходим из операционной. Тяжело дышим, словно стометровку пробежали.
– Надо же! – восхищённо говорит Круглов.
– Да, – перевожу дыхание. – У нас получилось.
– Это было… невероятно, – произносит Великанова. В такой переделке ей бывать ещё не приходилось. Ну, какие её годы!
Возвращаюсь в отделение. Достаю телефон, вижу кучу непринятых звонков. В основном от Аллы. В душе возникает нехорошее предчувствие. Перезваниваю. Она не берёт трубку. Начинаю тревожиться. Набираю номер доктора Рихтера.
– Добрый вечер, – здороваюсь. – Карл Борисович, скажите, как состояние моего брата?
– Здравствуйте, Эллина Родионовна… – коллега нерешительно мнётся, и моё сердце, кажется, останавливается на несколько мгновений. – С вашим братом всё хорошо, а вот его супруга… У неё обширный инфаркт.