«Как же больно…» - стонала Ирина Иосифовна. В темной комнате, с повязкой на голове, она пыталась найти позу, чтобы мигрень притупилась хоть на мгновение. Боль то нарастала, то зависала в одной точке, то делала шажочек назад и снова обрушивалась всей своей мощью.
Хлопнула входная дверь. От звука сразу зарябило в глазах. В комнату просунулась голова Лешки, тринадцатилетнего сына Ирины Иосифовны:
- Мам, ты как?
- Плохо, сынок, - еле слышно простонала мать. - Там картошка с мясом вчерашняя в холодильнике. И огурчики маринованные. Поешь обязательно.
- Спасибо, мамуля. А может врача?
- Нет, спасибо. Мне бы отлежаться.
Лёша тихонько исчез. Послышались его шаги к кухне, хлопок отрывающегося холодильника, возня какая-то, снова звук холодильника. Потом открылась микроволновка, потом закрылась.
Все эти звуки сваями вбивались в измученную мигренью голову Ирины Иосифовны. А потом Лешка, по-видимому, уронил ложку. Женщине показалось, что с этим металлическим звуком она прямо с кроватью обрушилась в пропасть. И вдруг все стихло. Психика просто выключила слух, словно выдернула из розетки. Оглушенность дала небольшую передышку, и вот новая тревога: что там, за беззвучной завесой?
Прислушиваясь к окружающему миру, оглохшая Ирина Иосифовна стала вслушиваться и в себя. Ей совершено не нравилось все, что она ощущала. Было пусто. Только она и боль.
Ирина Иосифовна попыталась вспомнить недавно прочитанную книгу, но слова и образы расползались как тараканы. Она стала мысленно на доске писать формулы из некогда любимой химии. Но они превращались в неведомые иероглифы. Даже формула сахарозы. Интеллект дремал, как и слух.
«Больно, больно, больно…» - вопило сознание и подсознание, желающее не напрягаться, а только проживать эту боль. От осознания собственной пустоты стало страшно.
Ирина Иосифовна стала вспоминать детские песенки и стишки. И полился бессвязный поток мысли: «Наша Таня громко плачет… У Тани головка болит. Так болит… Сил нет никаких. И не до мячика ей. Пусть утонет, зараза. Не жалко… Хотя нет, пусть не утонет. Если накачанный мячик, и нигде дырки нет, не утонет. Не надо плакать, Танечка…»
Ирина Иосифовна криво улыбнулась собственным мыслям. У Агнии Барто, небось, голова не болела, когда стишок писала, а то бы похуже он закончился. Надо чем-то срочно занять ум. Иначе бессмысленность полная. Так и до безумия недалеко.
После маленькой передышки что-то поменялось. Простая боль наполнялась жаром.
Тяжелая вагонетка с раскаленным углем лениво каталась по мозгу туда-сюда. А потом начала переворачиваться, чтобы выжечь остатки разума, памяти. Боль доходила до высшей точки.
«Господи… Господи…» - женщина позвала в безликое пространство. А потом вспомнила образ Матери с Младенцем на руках, и пространство стало обретать черты.
Ирине Иосифовне пришла на ум молитва «Отче наш». Только с пятого или шестого раза она смогла вспомнить ее от начала до конца. Она перекрестилась слабой рукой и сжала в ладони нательный крестик. В ушах задребезжало и чуточку отодвинуло глухоту. Она была рядом, но так уже не мешала.
Пекучая, саднящая, распирающая боль доползла до своего апогея, потом будто споткнулась о невидимую преграду и стала медленно отползать назад, как насытившийся зверь. Зверь срыгнул огнем, ударившим волной жара в левый висок, и сделал вид, что его нет. До следующего приступа.
Кое-как Ирина Иосифовна дошла до ванной, долго умывалась прохладной водой. Потом она причесалась и пошла на кухню. Очень хотелось кофе. Причем не растворимого, а самого что ни на есть настоящего. Горсть зерен уже закружилась в кофемолке. А потом внезапно снова нахлынула слабость.
Ирина Иосифовна пошла в постель. Но в коридоре она вдруг увидела то, что не видела много месяцев, если не лет. Много ли мы замечаем привычных вещей? В прихожей на верхней полке шкафа стояла маленькая икона Матери Божьей с Младенцем, именуемая Иверская. Когда-то мамина сестра принесла ее, чтобы Ирина повесила над входом. Иверскую икону Божией Матери почитают в том числе как Вратарницу.
«И не войдет к вам - ни лихо, ни болезнь, ни тать (вор), ни убийца, ни фальшивый друг», - сказала тётя Зина, склонная к высокопарным высказываниям. «Ни бывший муж», - добавила тогда Ирина Иосифовна и отнесла икону в свою комнату. Она не стала ложиться, а села в кресло, держа перед собой икону, и говорила-говорила-говорила.
Вскоре Лешка вернулся с тренировки, подошел к двери матери и услышал неожиданное:
- Пожалуйста, помоги моему сыночку. Хороший парень растет. Только нет перед глазами примера отца - непьющего, умного, ответственного, трудолюбивого. Я виновата. Я не заслужила такого мужа. А вот Лешке отца бы. Чтобы любил, и был примером, и заботился. Я готова любую боль потерпеть. Пожалуйста, дай сыну моему отца… Сейчас. Или, когда меня не станет… Но чтобы поздно не было! Я боюсь! Вдруг станет как отец! Пожалуйста!
Этого Лешка уже не мог слушать. Он распахнул дверь, одним движением преодолел расстояние до кресла и обхватил маму руками:
- Мамочка! Пусть будет так, как идет. Не надо мне нового отца! А то опять будет пить и руки распускать! У меня Олег Владимирович, тренер, есть. Знаешь, какой он пример? Самый лучший! И ты самая лучшая! Пожалуйста!
Ирина Иосифовна закрыла глаза и с наслаждением ощутила, как благость разливается по телу. «Спасибо, Господи!» - непривычно первый раз в жизни произнести эти слова.
***
- И так я примирились с Господом! - закончила свое повествование Ирина Иосифовна, приехавшая к нам на «Фавор» с румяной, как наливное яблочко, семилетней внучкой Ариной (Ариадной).
- Сколько же прошло лет с той поры? - пытаюсь сосчитать я.
- Почти девятнадцать. Я стала воцерковляться. И постепенно мне стало лучше с головой. Уже не было таких ужасных приступов. Наверное, через боль во мне кричали страх, неопределенность и беспомощность перед миром.
- А потом?
- А потом я поняла, что не одна. Сын почти вырос. И мы с Господом. Лёша становился именно таким, о котором я мечтала. Он взял лучшие черты не от своего отца, а от моего. И очень вовремя стал заниматься спортом. Олег Владимирович действительно очень хороший тренер.
- Вы больше не вышли замуж?
- Лет пятнадцать назад я попробовала встречаться с коллегой. Мне моя голова тут же просигнализировала, что не все в порядке. Боли усилились. Я притормозила отношения. Затем оказалось, что моему поклоннику просто нужно было куда-то сбежать от старой больной занудной матери. Ни о какой любви и речи нет.
- И с тех пор…
- С тех пор живу в полной гармонии - с Господом, с любимым храмом, с прекрасным сыном, его умницей-женой, вот такой замечательной внучкой, друзьями, коллегами по работе, дачным участком с весны до осени, стихами и книгами на духовные темы… Много всего. Мир Божий велик.
Мы с Ириной Иосифовной сидели на открытой веранде «Фавора» и смотрели на очень спокойное сине-бирюзовое море до горизонта. Наше море теперь тоже стало частью ее гармоничного мира, где живет любовь и благодарность Богу. Любовь, победившая боль…
Слава Богу за все!
ПОДАТЬ ЗАПИСКИ на молитву в храме Покрова Пресвятой Богородицы Крым, с. Рыбачье на ежедневные молебны с акафистами и Божественную Литургию ПОДРОБНЕЕ ЗДЕСЬ
священник Игорь Сильченков.