Священник Игорь Сильченков

Иногда спрашивают: «А правда, что на Пасху случаются чудеса?» — и каждый раз внутри всё теплеет от этого вопроса. Потому что правда. Правда, случаются. Не всегда яркие и заметные, не всегда в виде исцеления или огня с неба. Но кто однажды в Великую ночь хоть краешком сердца услышал: «Христос воскресе!» — и ответил: «Воистину воскресе!» — тот уже знает, о чём я говорю. Чудо — это не всегда «гром и молния». Иногда — это шёпот вечности в самое сердце. Есть в древнем «Киево-Печерском патерике» рассказ о пасхальном чуде...

Христос Воскресе! Дорогие братья и сёстры, хочу поделиться с вами тем, что часто остаётся невидимым — о немощах священников. Нам, пастырям, тоже бывает тяжело. Как сказано в Писании: «Ибо и мы, немощные, подобные вам человеки» (Деян. 14:15). Но кто такие священники? Это не просто «работа» или «должность». Это избрание Божие. Апостол Павел пишет: «Никто сам собою не приемлет этой чести, но призываемый Богом, как и Аарон» (Евр. 5:4). Священник — посредник между Богом и народом в молитве, в Таинствах, в слове...

Сегодня мне хотелось бы поразмышлять с вами о том, как нам, православным христианам, относиться к старцам и пророчествам. Этот вопрос волнует многих, особенно в наше время, когда так легко увлечься поиском «особых откровений» или «избранных провидцев». Но давайте задумаемся: что говорит об этом наша Православная Церковь? Пророк — не титул, а служение. Помните, как Иоанна Крестителя спросили: «Ты пророк?» (Ин. 1:21). И он ответил коротко: «Нет». Почему? Ведь он был величайшим из пророков, «гласом вопиющего в пустыне»! Но Иоанн знал: его дар — не его заслуга, а милость Божия...

Христос уже воскрес. Смерть побеждена. Но чтобы понять всю глубину Пасхи, предлагаю вам остановиться у тех мгновений, когда Спаситель, умерев на Кресте, сошёл во ад — туда, где не было света, не было надежды… и засиял Самим Собой. Сошествие во ад изображено на знаменитой картине Гюстава Доре, хранящейся в Малом дворце Парижа. Это момент великой победы — не в сиянии славы, а в тишине преисподней. Христос входит в самую глубину тьмы, чтобы вывести оттуда всех, кто веками ждал Его. Ад у художника — это безжизненный, мрачный каменный грот...

Христос воскресе! Дорогие братья и сёстры, в эти светлые дни Пасхи вся Церковь живёт особыми, радостными изменениями в богослужебной жизни. Во всю Светлую седмицу мы читаем не обычные часы, а Часы Святой Пасхи. Каноны Покаянный, Богородице и Ангелу Хранителю временно уступают место пасхальному канону. Все молитвы начинаются троекратным «Христос воскресе из мертвых», и даже Псалмы с молитвами Трисвятого — «Святый Боже» — не читаются до Вознесения. До дня Святой Троицы мы не читаем молитву «Царю Небесный», ведь Дух Святой ещё не сошёл на апостолов...

Вместо предисловия Это, пожалуй, один из самых сложных моих рассказов. До него я думал, что выражение «муки творчества» - это явное преувеличение. Ну пишешь - и пишешь. Тему нужно представлять и иметь к ней личное глубокое отношение, помолиться от души – и тогда все складывается. А тут и главная героиня стоит перед глазами. И невозможно спрятаться от ее взгляда. Что в нем? Страдание? Безусловно. Но и глобальная, космическая благодарность Богу. Взгляд не из этого мира, не из этих времен. Господи! А как я благодарен за этот духовный опыт… Пожалуй, начну… Часть 1...

Страстная Суббота — день великой тишины. Земля молчит, небо безмолвствует, даже Церковь, будто затаив дыхание, ждет. Христос телом — во гробе, душой — в аду, разрушает двери вечной тьмы, чтобы вывести оттуда души, которые надеялись на пришествие Спасителя. Этот день особенный. Мы привыкли к событиям: к боли Великой Пятницы, к радости Пасхи. А Суббота — промежуток, пустота между двумя безднами. Но именно в этой кажущейся тишине свершается великая тайна. Страстная Суббота — время, когда и нам стоит замедлиться...

На Страстной неделе исповедовал бабушку, одну из дорогих прихожанок. Она стояла в очереди долго, молчала, смотрела в пол. Когда подошла, сказала сразу: — Батюшка, я вот не чувствую ничего. Ни слёз, ни особого сокрушения. А Бог-то живой… а я — как камень. Мне стыдно. И замолчала. Я тоже немного помолчал. Потом спросил: — А вы на службы ходите? — Хожу. Утром была. И завтра буду. — А Евангелие читаете? — Читаю. Потихоньку. Хоть и тяжело стало. — А ближним помогаете? — Ну, стараюсь… соседка лежачая — кормлю её, убираюсь...

Дорогие мои, сёстры и братья! Сегодня — день, перед которым сердце замирает. День, когда Христос, Сын Божий, взошёл на Крест. Страстная Пятница. Не просто день скорби — день подлинной правды. День, в который Господь совершает то, ради чего Он пришёл на землю. Он не пришёл, чтобы Ему служили. Он пришёл, чтобы послужить. И, как Сам сказал, — отдать душу Свою для искупления многих. Мы сегодня вспоминаем не просто историческое событие. Мы соприкасаемся с тайной, которая касается каждого из нас. Это не фарисеи и не Пилат распяли Господа...

Актуально. Ответ на этот вопрос я решил вынести в статью. Ваши слова очень правдивы и очень человеческие. Боль от предательства — даже спустя 2000 лет — остаётся болью. Потому что каждый из нас хоть раз был предан... и, может, сам кого-то предал. И жизнь часто подчёркивает ложь всё новыми обстоятельствами. И действительно, кажется, всё повторяется: снова ложь, снова лицемерие, снова крест... Но знаете, что не повторяется? Воскресение. Оно было один раз — и навсегда. Оно не отменяет боли, но даёт ей смысл...

Сегодня — Великий Четверг. День, когда мы вспоминаем Тайную Вечерю, установление Евхаристии и то, как Господь Сам стал слугой для Своих учеников, умыв им ноги. День, когда звучат такие простые, но глубоко проникающие в сердце слова: «Сие творите в Мое воспоминание».(Евангелие от Луки 22:19) А что вспоминаем мы, собираясь с семьёй за пасхальным столом? Что слышат наши дети? Только ли о крашеных яйцах, куличах и свечах? Во времена земной жизни Христа праздник Пасхи начинался с десятого дня месяца нисан...

Проснулась Алевтина Макаровна, как всегда, ни свет ни заря — когда даже птицы ещё дремлют в своих гнёздах, а город только-только нащупывает себя во тьме. Сначала — тишина. Та самая, глухая, предрассветная, когда слышно, как лампадка потрескивает да капает где-то в ванной кран, старенький, изношенный, как и она сама. Алевтина Макаровна, маленькая, как высохшее яблоко, полежала немного на спине, глядя в потолок. Доски там кое-где потемнели от времени, а в левом углу — паутина, которую она давно не трогала: паук, видно, тоже жилец, да и жалко, — не мешает...