Неразделенная любовь 5
Вечером Варвара, вернувшись с работы, только за голову схватилась, увидев в избе вторую зыбку. Не ругалась, нет, посидела, отдышалась, промолвила:
- Ничего, ничего, дочка. Люди помогут, и эту вырастим.
Люди и вправду помогали. Каждый вечер, хоть на несколько минут да забегал Петр, приносил воду, дрова, любовался на внучат. С дальнего конца деревни доплеталась Игнатьевна, мать Лидии. Водилась с обоими, не разбирая, где свой, где чужой. Даже деревенские сплетницы забыли о Марьином грехе, старались порадовать ее добытым кусочком сахара, кружком мороженого молока. Хоть у самих было не густо, а несли ей, кормилице, чтоб молоко не пропало.
Помощь Петра скоро закончилась. Пришел как-то под вечер, объявил:
- Все, иду на фронт. Мария, береги детишек. Парни вернутся, легче станет. Припасы, что в доме остались, берите, кормите ребят, сами ешьте. Мука там, картошка, соленья, сало. Корову оставляю вам, куриц, козу. Сено, дрова запасены. Огород, если хватит сил, сажайте, спасибо скажу. Нет - пусть зарастает, потом разберемся. Ну, пойду. Утром отчаливаем со сватом, с Лидкиным отцом, ещё трое таких же вояк-перестарков. Прощайте, не поминайте лихом.
Тяжело далась война рябиновским женщинам. Некоторые не выдержали испытаний, раньше времени оказались на погосте. Схоронили Игнатьевну, сердце старой женщины не вынесло второго удара, похоронки на мужа. Кулагины держались. Варвара, не хуже доброго мужика, ломала в колхозе. Михаил не вылезал из леса. Колхозный труд был для него радостью и отдохновением. Говорил:
- Дома побыл, как на курорт съездил. Отдохнул.
Свободными вечерами возился с детишками, делал нехитрые игрушки, рассказывал сказки. Мария на колхозные работы ходила редко, иногда подменяла мать, бывала на сенокосе. Работала на усадьбе, на ней было два огорода, не давала соседскому зарасти бурьяном, доила коров, козу, топила печь.
Долгими зимними ночами не спала. Думала о Сашке, ждала его. Дождалась только похоронки. В 43-м году погиб Александр под Сталинградом. Принесла почтальонша Тоня извещение по адресу, но к пустому дому. Постояла, подумала, кому же его вручить. Нет у танкиста Семёнова родни, лишь дочка-несмышленыш. Пришлось идти к Кулагиным, отдала извещение Марии.
Несколько дней Маруся плакала. После тепло думала о Сашке - пусть не любил ее, но погиб за Родину, за всех жителей Рябиновки, и за нее тоже. Еще ласковее стала относиться к Наде и к Мишке. А война потихоньку двигалась к концу. Стали возвращаться в село солдаты, израненные, искалеченные, но живые. Повеселела Рябиновка.
Маруся тревожилась - давно не получали Кулагины писем от Петра. Раньше писал регулярно. Служил в хозяйственной части, в обозе, но ведь и с пожилыми мужиками, с обозниками, на войне может случиться все что угодно. Про Сашку ему Кулагины не сообщали, придет с войны, сам узнает. Писали, как растут внучата, а им уже шло по третьему году. Но с конца 44-го о Семенове-старшем не было ни слуху, ни духу. Смотрела Маруся на ребятишек, думала про себя, что вряд ли они увидят деда.
В мае 45-го дождались Победы. Радости в деревне было - не передать словами. На поляне накрыли в складчину общий стол, отметили великий праздник с песнями и слезами. Ждали оставшихся в живых фронтовиков, а они возвращались поодиночке. В июле пришел Колька Семёнов и, не заходя в свою хату, поспешил к Кулагиным.
Маруся стояла посреди двора, развешивала на верёвку только что постиранное детское бельишко. Увидела выходящего в калитку солдата, чуть не закричала: "Сашка! Живой!" Хорошо, что вовремя прикусила язык. Нет, не Сашка...К ней, улыбаясь во весь рот, спешил Николай. Обозналась, так он стал похож на брата, подрос, возмужал. Смеётся:
- Что, не ждала? Ну, встречай, Маруся, солдата-победителя! Пошли в дом, сынишку да племянницу смотреть!
Дети, при виде чужого человека в форме, заревели в голос. Мария стала их успокаивать, Николай развязал вещмешок, стал искать подарки ребятишкам. Нашел: игрушки, платочек с завёрнутым сахаром. Ребятишки замолчали, успокоились, захрустели сладкими кусочками. На плечи Маруси накинул богатую шаль с бахромой. Та слабо сопротивлялась:
- Ну, зачем ты, Коля, не надо...
- Ещё как надо. Тебя, Маня, золотом осыпать надо, жаль нет его у меня. За стол позовешь?
- Ой, и правда, что это я! Сейчас - сейчас, - заторопилась Мария.
Пока она готовила угощение, жарила яичницу, бегала на огород за огурцами, Николай расхаживал по горнице, с обоими детьми на руках. Они перестали дичиться, с интересом разглядывали незнакомого дяденьку. Он занимался тем же, внимательно рассматривал Мишу и Надю. Сели за стол, Николай достал бутылку, налил стаканчик Марии, себе.
Все это так напомнило Марусе злосчастный день Сашкиной свадьбы, что она вся внутренне напряглись. А Николай как будто ничего не замечал, сидел, смотрел в глаза Марии. Наконец сказал:
- Ну, что, Маруся, замуж за меня пойдешь? Сын растет, племянницу вместе поднимать будем.
- Нет, Николай, не обессудь, не пойду. Привыкла уже одна, ничего менять не хочу.
- Ну, дело твое, а спрос не грех. С Надей как поступим? Ее я сам растить буду тогда, зачем тебе чужой ребенок. Сейчас и заберу.
- Да как же это? В твоём доме - шаром покати, ни крошки съестного, что ты там с ребенком делать будешь. Пусть хотя бы привыкнет к тебе, нельзя же так сразу, с места в карьер.
- Ну, бутылку молока ты нам, надеюсь, нальешь. А дальше - поживем, увидим. Отец не писал вам? Уж сколько месяцев о нем ничего не знаю.
- Давно не писал.
- Ну, ладно, пошел я, Маруся. Надюшку со двора заберу.
Весь вечер Маруся изводила себя. Зачем ответила отказом, зачем отдала ребенка. Пришла с работы мать, добавила:
- Дуrа, ты дуrа! А ещё мать двоих детей. Видела Кольку - красавец! Один не останется, сейчас вдовиц, девок в деревне - пруд пруди. А ты локти кусать будешь, гордячка! А Надьку-то как жалко, сердце кровью обливается.
Отец тоже не одобрил. Коротко сказал:
- Погорячилась, дочь, погорячилась. Надо бы все это исправить. Парень всю vойну прошел и живым остался. А ты, эх ...
Утром пришел Колька. Принес обратно зареванную Надю. Всю ночь она проплакала, просилась к маме Мане.
- Вот, возвращаю. Видно, не судьба вместе жить, белугой ревёт девчушка. Буду как-то по-другому жизнь свою устраивать.
Повернулся, пошел. Спина прямая, выправка солдатская, скорым шагом шел со двора, словно боялся остаться.
А через час дверь распахнула Варвара, которая с утра ушла в поле картошку окучивать. С порога закричала на дочь:
- Сидишь! А Колька в соседнюю деревню топает по полевой дороге! Уезжать собрался, совсем! Догоняй его, пока не поздно!
Как ветер сорвалась Маруся с места, бежала, не разбирая дороги. Едва успела окликнуть Кольку, он уже сворачивал к Овсянке. Обратно до Рябиновки шли долго, крепко обнявшись, не могли наговориться, наглядеться друг на друга.
Спустя месяц вернулся из госпиталя Петр Семёнов. Он был тяжело ранен, перенес несколько операций, лишился правой ноги. Долго находился на грани жизни и смеrти, потому и не писал. Прожил долго, невзирая на увечье, был первым помощником сыну и невестке. В 46-м году у Николая и Маруси родилась дочка, после - сын.
Вырастили всех четверых, своих детей и племянницу Надюшку. В Рябиновке Семеновых считали образцовой семьёй. До конца своих дней любили друг друга. Муж звал жену Манечкой, она его - Николашей.
