В «Капитанской дочке» Пушкин так описывает французского учителя Петруши Гринева: «Бопре в отечестве своем был парикмахером, потом в Пруссии солдатом, потом приехал в Россию чтобы быть учителем, не очень понимая значение этого слова». Спустя сто лет после детства героя «Капитанской дочки», в 1860-х годах, газета «Петербургский листок» знакомила читателей с французской учительницей детей столичного дворянства.
Смотрительница за детьми и компаньонка из Парижа.
Чтобы познакомить моих читателей с мадемуазель Ле-Ту, смотрительницей за детьми и компаньонкой из Парижа, я должен начать несколько издалека и именно вернуться за несколько месяцев до ее переселения в Россию. Это я должен сделать потому, что иначе личность Эрнестины Ле-Ту останется несколько неясной и туманной.
Итак, в 18.. году в одной из самых грязных улиц Парижа и, в свою очередь, в грязной мансарде сидела за работой девушка. По ее бледному лицу было нетрудно догадаться, что она испытала жизнь и встречалась лицом к лицу и с нуждой, и с пороком. Эта девушка была Эрнестина Ле-Ту, бывшая приказчица одного модного магазина. Она только что возвратилась из долгого отсутствия. Но не подумайте, чтобы Эрнестина была где-нибудь за пределами Парижа. Нет, она только что получила свободу после двухмесячного тюремного заключения. Она была обвинена в покраже у содержательницы магазина 300 франков и оправдана по недостатку улик.
Дверь мансарды отворилась, и в комнатку вошла женщина лет сорока пяти, отвратительной наружности.
«А, тетушка!» — встретила ее Эрнестина. «А я вас жду не дождусь. Цело ли ТО?»
«Разумеется, цело. Молодец, Эрнестина! Отсидела в тюрьме, зато недаром. Вот, посмотри», — сказала она, вынимая кошелек, - «все триста франков целехоньки. Сколько же мне за хранение?»
«Как сказала, 25 франков. От своего слова не отступлюсь. Только вот что, пока оставьте деньги у себя, а то, чем черт не шутит, проведают».
«Что же ты думаешь делать? Опять в магазин или туда, где веселее?»
«А, ни то, ни другое. Держу пари, что не отгадаете, тетушка, что я придумала».
«Верно, ферму снять хочешь?»
«Ха-ха! Хорошо бы было выйти из тюрьмы и сделаться фермершей. Разве для того, чтобы побывать еще раз в руках у жандармов? Ну, так не отгадали, тетушка Гро. Сознайтесь и слушайте».
«Не отгадала, не отгадала», – проговорила тетушка Гро, пылая нетерпением узнать замыслы своей племянницы.
«А вот видите ли, здесь ведь этих дикарей в Париже бездна, знаете, русских. Все они богачи, но я и поступлю к кому-нибудь из них в компаньонки, а там, как только приеду в Россию, возьмусь смотреть за детьми. Вы помните Елизу, что была в услужении у нашего лавочника? Она теперь там 1200 франков получает в год».
«Ай да штуку выкинула! Нельзя ли и мне хоть за 300 франков в год в экономки кому-нибудь попасть?»
«Нельзя, тетушка, нельзя. Русские молодость, вертлявость любят».
Сказано – сделано. И несколько месяцев спустя Эрнестина занимала уже мебелированную комнату возле станции Николаевской железной дороги в Петербурге, а в полицейских газетах появилась публикация:
«Только что приехавшая из Парижа, желает иметь место в хорошем семействе, может смотреть за детьми и быть компаньонкой. Спросить там-то и там-то Эрнестину Ле-Ту».
___________
«Здесь живет госпожа Лету?» – спрашивает элегантно одетая дама, входя в комнату Эрнестины.
«Здесь. Честь имею рекомендоваться?»
Разговор, разумеется, ведется на французском диалекте.
«Вы желаете иметь место смотрительницы за детьми?»
«Точно так, сударыня. И, надеюсь, если вы имеете нужду в воспитательнице, ваши дети найдут во мне вторую мать».
«О, я уверена».
«Я воспитанница одного из лучших парижских пансионов. Если бы не разорение моего отца, я не была бы принуждена идти в люди».
«Ваши условия?»
«На всем готовом содержании 600 рублей в год. Воскресенье свободно».
«О жаловании я не спорю, мы имеем средства. Но я желала бы, чтобы вы были свободны в две недели раз. Я живу открыто, и потому вам придется выезжать в свет с детьми».
«Я согласна, но в таком случае 700 рублей серебром в год».
«Очень хорошо, я согласна. Вот мой адрес. Позвольте ваш паспорт, я дам вам задаток».
Эрнестина вручает паспорт, получает 100 рублей серебром задатка и дает слово переехать через три дня.
Спустя полчаса дверь комнаты отворяется снова. В квартиру Эрнестины влетает разодетый в пух и прах джентльмен.
«Вы госпожа Ле-Ту?» – спрашивает он, тоже на французском диалекте.
«Я. Что прикажете?»
«Вы желаете иметь место компаньонки?»
«Да, но я уже получила место».
«Как жаль. Я хотел вас пригласить лично для себя».
«Хорошо» - Эрнестина понимает очень хорошо, что джентльмен ищет приключений и приглашает его садиться.
«Я бы хотел иметь компаньонку для выезда за город».
«Это оригинально! И вы были бы всегда любезны?»
«Еще бы! Испытайте!»
«Воображаю!»
«Испытайте! Приказывайте!»
«Хорошо. Одну бутылку шампанского!»
«Готов! Вот деньги.»
«О, да. Вы милы. Я сейчас пошлю.»
Бутылка подана и выпита при пении Эрнестины довольно нескромной песенки!
«Убедились ли вы, что я любезен?» – спрашивает ее господин.
«Убедилась».
«И все-таки не согласна быть моей компаньонкой?».
«Согласна, только в свободные дни».
«Хорошо. И для начала мы едем сегодня же к Излеру».
«Пожалуй».
Эрнестина возвратилась в этот день домой очень поздно, напевая веселую песенку. Да и как было не петь? Первый урок принес ей пятьдесят рублей.
Спустя три дня она занималась уже надзором над совершенно незнакомыми ей детьми генеральшей Белокостиной. Она живет у нее теперь уже два года, и надо отдать справедливость, сделалась вполне своей для ее превосходительства. Да и как иначе, она поверенная всех тайн Белокостиной.
Правда, злые языки болтают, что свободные дни Эрнестина проводит очень весело со своим любезным, что дети не научились у нее ничего, кроме болтовни на французском диалекте. Но ведь у нас же на Руси есть пословица «не всякому слуху верь»…
Спасибо, что дочитали до конца, за подписку, лайк и комментарий.
Читайте другие истории старого Петербурга, до новых встреч.
#няня #помощница #гувернантка #Петербург
