Есть такое досужее мнение о художниках, что говорят они непонятно, неясно и редко, да и не надо им, пусть лучше кистью машут или карандашом чиркают. А уж в литературном труде и вовсе себя проявить неспособны, и даже наука подтверждает, что вроде бы за писательство и за живописание разные участки мозга отвечают. Это всё нелепости со стажем, и даже несколько примеров доказывают обратное.
Илья Репин. Далекое близкое
Редактор Корней Чуковский писал в предисловии: "Книгa пoявилacь в пeчaти лишь в 1937 гoдy, yжe пocлe cмepти Рeпинa. И нeльзя coмнeвaтьcя, чтo нeдaлeкo тo вpeмя, кoгдa тeмa нacтoящeй cтaтьи yжe никoмy нe пoкaжeтcя cтpaннoй: Рeпин-пиcaтeль зaймeт пoдoбaющee eмy пoчeтнoe мecтo в pyccкoй литepaтype". Воспоминания и записки Репина — не о нем самом, а прежде всего, и в основном, о его товарищах по искусству: Васильеве, Ге, Стасове, Семирадском, Куинджи и многих других. Слог Репина сродни его дару рисовальщика и живописца: яркий, выпуклый, страстный, заставляющий будто вживую представлять тех, кого и не видел никогда. По стилю репинские воспоминания это драматически выстроенные произведения с превосходно переданными диалогами и речевыми характеристиками. Когда Репин писал о своих собственных картинах, он не оставлял критикам никакого шанса соревноваться с ним. Например, о «Протодиаконе» — «экcтpaкт нaшиx дьякoнoв, этиx львoв дyxoвeнcтвa, y кoтopыx ни нa oднy иoтy нe пoлaгaeтcя ничeгo дyxoвнoгo, — вecь oн плoть и кpoвь, лyпoглaзиe, зeв и peв, peв бeccмыcлeнный, нo тopжecтвeнный и cильный, кaк caм oбpяд в бoльшинcтвe cлyчaeв». Репин — увлекающийся, эмоциональный и довольно непоследовательный как зритель, был готов раздавать свои восторги и даже звание гения нисколько не соразмерным фигурам: Крамскому и чyгyeвcкoму пeйзaжиcту Пepcaнoву.
Удивительно будет прочесть в письме Репина: «Я дyмaю этo бoлeзнь нac, pyccкиx xyдoжникoв, зaeдeнныx литepaтypoй, — пишeт oн. — У нac нeт гopячeй, дeтcкoй, любви к фopмe; a бeз этoгo xyдoжник бyдeт cyx и тяжeл и мaлo плoдoвит».
Яков Минченков. Воспоминания о передвижниках
Пейзажист и жанрист, уполномоченный Товарищества передвижных художественных выставок, распорядитель, администратор и экскурсовод. Книга была впервые напечатана в 1940-м небольшим, по тем меркам, тиражом и стала библиографической редкостью.
Это наблюдения за художниками из своего круга, внимательный и любящий взгляд товарища по выставкам, путешествиям, диспутам и застольям. Рельефные портреты, анекдотические случаи, приватные беседы, уникальные наблюдения — все это возможно только при "ближнем чтении", когда предмет твоего интереса находится рядом с тобой в течение многих лет. Художники-передвижники и их современники обретают человеческую живость в каждом абзаце:
«Чайковский повис на тонкой шее пейзажиста Волкова, а тот автору «Онегина» прямо в ухо нескладным голосом запел: «Куда, куда вы удалились, весны моей златые дни». Или так узнаваемы эмоции: «— И когда мы надрывались при рисовании натуры, — вспоминал Поленов, — Репину она давалась так легко, точно он играл на балалайке».
Александр Бенуа. Мои воспоминания. В пяти книгах.
Работа над воспоминаниями была начата Бенуа в 1934-м в Париже, но повествование доведено лишь до 1909 года. Оригинальный машинописный текст составлял около полутора тысяч страниц с многочисленными исправлениями и пометами автора. Он поступил в Академию наук СССР от дочери мемуариста Анны Александровны Черкесовой-Бенуа в соответствии с желанием Александра Николаевича видеть свой труд напечатанным на родине. Художник, в котором текла смесь крови итальянской, французской и немецкой, врос без зазора в русскую культуру и оставил ей авторский письменный памятник.
Огромный объем тщательно выстроенного повествования позволяет узнать, например, каким образом у автора возник культ прошлого, и как пресловутый пассеизм проложил путь к феномену Серебряного века.
Начинаются воспоминания с описания многочисленных родственников, создавая индивидуально выразительные портреты каждого из разветвленного клана Бенуа. Бурная и переменчивая эпоха соединяется с персональной линией жизни и наполняется тонкими психологическими оценками прожитого. Свое творчество автор называл "мои художества".
Константин Коровин вспоминает...
Разностороннего художника Константина Коровина многие знали при жизни как превосходного рассказчика. Литературная его деятельность началась с мемуарного очерка «Из моих встреч с А.П. Чеховым», напечатанным в конце 1920-х в Париже. С годами эта деятельность только нарастала и за десять лет Коровин опубликовал более 360 мемуарных очерков, рассказов, сказок, а также книгу «Шаляпин. Встречи и совместная жизнь». До сих пор есть основания обнаружить и немало неопубликованных произведений. Воспоминания о Врубеле, Поленове, Саврасове, Серове, Репине и Горьком интересны не менее, чем очерки о путешествиях по крайнему Северу, Кавказу, Крыму, Италии и Испании. Не только художник, но охотник, рыболов, путешественник, знаток цирка и прочее, и прочее – все стороны жизни Коровин описывает живо, увлекательно и с большим вкусом к литературному слову. Наблюдательность Коровина не знала усталости, он был не только большим жизнелюбом, но и редкой душевной силы литератором, он говорил: «Слово – величайший дар, и обращаться с ним нужно честно».
Ксения Левашова-Стюнкель. Воспоминания
Как художница она практически неизвестна, хотя получила прекрасное общее образование, затем училась живописи в мастерской Ильи Машкова и брала уроки у Александра Куприна. Особый случай состоит в том, что Левашова-Стюнкель, будучи одаренной также в области литературы, оставила нам объемные мемуарные записки. Юная москвичка начала ХХ века Ксения Левашова дышала, как говорится, одним воздухом со своими современниками: устраивала домашние балы, снисходительно привечала робких поклонников, наблюдала рождение Художественного театра из любительской труппы, ходила на праздничные гуляния, продолжала свои литературные занятия, проводила лето с семьей на даче. Повседневная столичная жизнь начала ХХ века наполняется точными и выразительными подробностями, и приметами времени: Высшие женские курсы, рождение Художественного театра, лекции Ивана Цветаева. Особенность памяти мемуаристки состоит и в личной топологической одаренности: она прекрасно запоминала расположение предметов в пространстве, от содержимого ящика стола до планировки усадьбы. Эмоционально описана авантюрная история романа одноклассницы – с тайной перепиской, фальшивым «двоюродным братом», переодеваниями и побегом из института. С отчетливым сожалением рассказывается о собственной робости, из-за которой не состоялась встреча с кумиром поколения – Львом Толстым.
Она, как тогда говорили, была «эмансипэ» и не соглашалась с общепринятой установкой, что девочки – существа слабые:
«Почему же я должна быть хуже мальчиков! И я себе представляла те же требования и никогда не хотела мириться, чтобы в чем-нибудь уступить в этом смысле мальчикам!».
Подробнее о художнице Левашовой
