Чума медленно, неохотно, но отступала, прихватывая с собой последние жертвы. Люди, сначала с опаской, а потом и свободнее стали покидать свои дома. Поправился Юрий, молодой организм быстро восстанавливался. В те дни, полные надежд, одна лишь княгиня Евдокия не чувствовала в себе сил, чтобы подняться. Лекарь заверил, что угрозы для жизни княгини и дитя в ее чреве, нет. Просто душевные силы ее были настолько исчерпаны, что и тело отказывалось подчиняться. Он посоветовал оставить княгиню в покое и просто дать ей хорошенько отдохнуть. И Евдокия спала и спала, изредка просыпаясь по нужде и чтобы принять пищу. Впервые, за долгое время она нее могла найти в себе сил о ком-либо заботиться, волноваться, в чем-то убеждать. Позже она корила себя за этот период слабости, ведь именно тогда она и не заметила перемен, происходивших с Дмитрием. Иногда она просыпалась по ночам и видела мужа, сидящим на постели. Она убеждалась, что он рядом, чувствовала прикосновение его руки к своим волосам и снова проваливалась в сон, не догадываясь, что муж в это время страдал от боли, сковывавшей грудь железными тисками.
Евдокия поняла, что выспалась лишь спустя неделю. Стряхнула с себя оцепенение, почувствовала прилив сил и воспряла духом. Впереди возвращения Василия, подготовка к двум свадьбам, помощь народу после чумы, а она проспала целую седьмицу!
Василий пересидел страшное время в обители Сергия. Это пошло ему на пользу. За время пребывания в Орде, бегства, мытарств по чужим землям вера в душе Василия притупилась, ушла на второй план, остыла. Это не укрылось от проницательного взгляда Сергия и он, посчитав, что Господь сам направил Василия к нему для исцеления души, приложил много усилий, чтобы тлевший огонек разгорелся вновь. Желание жениться на Софье, Сергий тоже одобрил. Этот добрый, уже состарившийся человек ничего не желал так сильно, как воцарение мира на всей земле. Даже неразумных муравьев жалело его доброе сердце, если постигало их дом бедствие в виде пожара или разорения каким-либо зверем. А что уж говорить о людском племени! Видеть, как истребляют друг друга созданные по образу и подобию Божию, было слишком тяжко для его сердца. Василий внимал всем словам мудрого старца с почтением, даря тому надежду, что слова его не канут в лету, а прорастут в сердце и дадут богатый урожай.
Когда Василий получил весть о том, что чума ушла из Москвы, он торопливо распрощался с Сергием и поспешил домой. Какими увидит он мать, братьев и сестер после долгой разлуки? Иногда ловил себя на мысли, что их образы стираются в памяти, видятся словно сквозь дымку. Наверное и они его постепенно забывают, а кто-то может и не слишком обрадуется его приезду?! Василий, уже успевший повидать в жизни многое, прекрасно понимал, что такое жажда власти, толкавшая людей на мерзкие поступки, заставляющая отца восставать против сына, а брата поднимать меч на брата. Он не желал этого. Будет на то воля отца, уступит княжество любому из братьев, лишь бы сохранить мир. Однако в глубине души, все же сидела греховная мысль, что лучше него наследника отцу не сыскать, что он более всего достоин править Московским княжеством! Он гнал эту мысль от себя. Отец был еще не стар и, даст Бог, проживет еще долгие годы, но все равно возвращался к своим думам, словно больной зуб языком трогал.
-Василий! - мать бросилась его обнимать.
Она показалась ему меньше, чем была, хрупче. Только большие голубые глаза смотрели все с той же любовью.
-Вернулся! - всхлипывала она, не желая отпускать сына из своих объятий.
Василию даже сделалось неловко, ведь вокруг было много народа. За спиной матери он видел знакомые, и одновременно словно чужие, лица братьев и сестер. Младших он вовсе не знал - они родились в его отсутствие. Широкое одеяние матери подсказало ему, что меньших в семье скоро еще прибавится.
Мать наконец отступила. Василий видел вокруг лишь радостные лица и самому стало радостно. Наконец он дома, там где его место, там где его родина!
Подошел брат Юрий, все еще бледный после болезни, положил руки на плечи Василия, троекратно облобызал.
-Я рад, брат! - голос у Юрия был ломким, уже пробивались в нем задатки мужества.
Потом настал черед Софьи и Марии. Обе сестрицы стали настоящими красавицами, удивительно походившими на мать, только более нежными, хрупкими. По очереди расцеловался с ними. Младшие подходили к нему с явной опаской. Для них он был почти забытым образом, незнакомцем.
Первый день пролетел быстро, в суете, хлопотах, расспросах, на которые не всегда Василию хотелось отвечать. Да и что отвечать? Рассказать, как тяжко ему было вдали от родины - сочтут, пожалуй, что он требует к себе жалости, которая была ему совершенно не нужна. Сейчас Василий, хоть и радовался возвращению, но о пережитом не сокрушался. Видно так ему на роду было написано! В конце пути он встретил Софью, а сложись по иному может и не пересеклись бы их пути-дорожки!
На другое утро к нему пришла мать. Весь предыдущий день Евдокия сдерживала себя, уступала сына остальным, давала ему время прийти в себя. Но теперь, ее материнское нетерпение получило право на удовлетворение и оспорить его не мог никто, в том числе и Василий.
Он долго рассказывал ей обо всем, и Евдокия догадывалась, что сын, жалея ее, смягчает и упускает многое, но не журила его. Василий стал взрослым, а ее дело принять то, что он сочтет нужным поведать. Однако, когда сын упомянул о Софье, перебила его:
-Скажи мне, какая она Софья Витовтовна?
Василий запнулся. Что можно сказать о той, кого и сам еще толком не знаешь. Красива, умна, смешлива. А как будет потом, кто же ведает? Евдокия поняла его смущение, улыбнулась.
-Справим свадьбу нашей Софьи, и за твою примемся, не кручинься!
В оговоренный день, за Софьей прибыли сваты во главе самого князя Олега Рязанского. С раннего утра обряжали Софью, чтобы показать товар лицом. Внезапно девушка горько расплакалась.
-Выйдите все! - велела Евдокия, в тот день не отходившая от дочери ни на шаг. Ей ли не знать, какого это - покидать отчий дом! А ведь Софьюшке еще тяжелее! Супруга своего будущего она и в глаза не видела, уезжала одна, а не как Евдокия когда-то, вместе с любимой сестрой. Ей предстояло войти в абсолютно чужой мир в одиночестве и без поддержки.
До этого дня, Софье казалось, что до свадьбы еще далеко, что не все так страшно. В юной душе играл азарт, жажда перемен, свойственная молодости. Однако реальность обрушилась внезапно. На дворе княжеском ее ожидали обозы, чтобы увезти в неизвестность, оторвав от всего знакомого и родного. Она припала к груди матери, впитывая последний раз тепло ее нежных рук, и долго оплакивала свое детство, которое уж никогда не воротиться.
Евдокия молчала. Все слова и наставления были уже не раз сказаны, теперь уже нечего добавить. Только пожалеть свою кровиночку, отпуская во взрослый путь. До того казалось ей, что страшнее ожидания томившегося в Орде сына ничего нет. Но там была надежда, что он вернется. Дочь же покидала ее навсегда. Плакала вместе с ней, но так, чтобы своими слезами еще больше не растревожить сердце Софьи.
-Полно! - наконец решила Евдокия прервать поток слез, - Посмотрят на тебя сваты - скажут, что за реву вы нам подсунули!
Говорила Евдокия шутливым тоном, вытирая мокрые щеки дочери, заставляя высморкаться в платок, как маленькую.
Когда невесту выводили из отчего дома, бабы затянули ритуальную, заунывную песню, от которой снова начало щипать в глазах.
Породила меня мамушка
Во несчастный день во пятницу,
Ещё клала меня мамушка
В колыбельку да качливую,
Раскачала меня мамушка
На все четыре стороны,
На одну-то на сторонушку —
На чужую, незнакомую,
На чужую на сторонушку
Ко чужому отцу-батюшке,
Ко чужой свекрови-матушке —
да какая я несчастная!
Вперед вышел Олег Рязанский, взял Софью за руку, повел к приготовленному для нее возку. Прибывшие с ним склонились перед Софьей, выказывая уважение княжеской дочери, которую увозили с собой.
Князь Дмитрий и Василий, отправились проводить обоз до границы с Рязанскими землями.
Едва процессия скрылась из виду, как Евдокия почувствовала первый предвестник приближающихся родов. Сказала об этом девкам, те засуетились, бросились готовить все необходимое.
Никогда еще Евдокия не производила на свет дитя с таким трудом. Она целый день металась в бреду, искусала губы до крови, а дитя все не шло. Повитуха, поступившись своей гордостью, послала за немецким лекарем. Тот чертыхаясь, обругал всех присутствующих за то, что не позвали раньше. Он предвидел подобный исход еще тогда, когда они вместе дежурили у постели княжича Юрия и опасения его подтвердились. Слишком часто рожала княгиня, слишком не берегла себя.
Он извлек из недр своего чемоданчика щипцы под дружное "Ах!" присутствующих баб.
-Чего удумал, басурман! - закричала повитуха.
-Прочь пошла! - заорал в ответ лекарь.- Сам перед князем ответ держать буду! Да за ним пошлите, коли совсем плохо будет хоть успеет попрощаться с княгиней!
Слова напугали присутствующих, больше никто возразить немцу не смел. Принялись исполнять его короткие наказы.
Евдокия открыла глаза, хотела спросить, что за шум, да только боль снова скрутила.
Лекарь деловито раздавал указания, кому держать Евдокию за плечи, кому за согнутые в коленях ноги. Его красное лицо покрылось каплями пота. Он вовсе не был уверен, что его действия помогут сохранить жизнь не желавшему рождаться младенцу, но за жизнь Евдокии он решил бороться до конца, правильно рассудив, что для князя смерть жены станет непоправимым ударом, ведь он один знал о слабом сердце князя.
-Держи, крепче держи! - орал он, не заботясь что его слышат далеко за пределами горницы княгини.
Наконец ему удалось зацепить младенца щипцами. Затылок ребенка был синюшного цвета. "Не жилец!" - решил лекарь и уже не боясь повредить дитя, зажал щипцы крепко, чтобы не соскользнули.
Повитуха бросилась к вышедшему из лона матери, синюшного цвета, младенцу, подхватила его, а лекарь и не взглянул на дитя, хлопотал вокруг роженицы. Потому очень удивился, когда раздался тихий писк новорожденного.
-Жив?! - удивился немец, но внимания своего не переключил.
Ребенок был страшен. Синий, голова вытянута, на висках уродливые отметины от щипцов. Но все же он был жив, а потому бабы принялись делать все что требуется.
Евдокия же впала в забытье, отходила от страшной боли и не сразу узнала, что князя Дмитрия в терем вносили на руках...
Поддержать автора можно с помощью перевода на карту ЮМани: 2204120116170354
