Развернутое объявление в газете об исключении из союза писателей Михаила Законова Ольгу испугало - методы зажима критики становились все круче... О том, что у Законова была интрижка на курорте знала и Ольга, но она знала и то, что в свое время в союзе не придали этому особого значения. Так почему все неожиданно приняло такой опасный оборот? Ведь Михаила обвиняли попутно и в "шантаже", и в "клевете"... Ольга была убеждена, что ни в одном из последних злодеяний Михаил повинен не был. Не верилось и в то, что он способен был обидеть женщину, что являлось якобы поводом для сбора остальных его грехов. Случилось так, что в день приезда в Алма-Ату Михаилу негде было переночевать, Ольга предложила пойти к ней. Но когда Михаил, так гостеприимно приглашенный ею намекнул, что ей не нужно уходить к хозяйке, Ольга, уходя, высказала ему свое неудовлетворение. Задетый Михаил ушел. Ольга решила, что нажила еще одного врага. Но Михаил оказался выше этого. Он относился к ней с прежним уважением, и, как со временем убедилась Ольга, был ревностным защитником женщин вообще, не без основания каламбуря: "Уж дам я в обиду не дам..." В последнее время он несколько озадачил Ольгу тем, что встреч с нею в союзе стал избегать. Она было расстроилась "неужели струсил и этот?" Теперь ей стало ясно, Михаил уже вел борьбу с зарвавшимся Тумановым не на жизнь, на смерть и, в случае неудачи не хотел бросать тень на нее. И этого человека обвиняли в низких побуждениях...
Ольга побежала к Звереву, "что с Михаилом?" "Не знаю". Позвонила Потапову "сам поражен". Никто из них о его судьбе ничего толком не знал, а ведь они члены союза, а Зверев даже член бюро... Снова гнусное дело вершилось в том же узком безответственном кругу. Ольга не знала, что и делать, как помочь товарищу попавшему в беду, по ее твердому убеждению лишь за то, что он с трибуны и в стихах высмеивал дискредитировавшее себя руководство русской секции. Это ему принадлежала меткая характеристика его работы: "Союз - болото, пузырится, а вместо лешего Туманов сидит"... Его уже боялись, его исключали в назидание другим...
Ольга не выдержала и пошла к Серову, в газете которого появился "некролог" на Михаила.
- За что вы опорочили Законова?
- За то, что он тунеядец, не удивительно, что защищать его пришли именно вы... Дронь и Туманов правильно возмущаются, что такой здоровенный парень нигде не работает.
- Так он же издал несколько сборников, печатает стихи в газетах и в "Шмеле" не меньше чем они...
- Но они работают...
- Да, так работают, что многим тошно... - глухо произнесла Ольга, бессильная что-либо доказать, ведь те то действовали во всесильных кабинетах или порочили людей по грудь в трибуне, что придавало неопровержимую весомость их словам... А гипноз их авторитетов оказывался настолько силен, что они уже начинали прибирать к рукам Серова, потеря которого могла обойтись литераторам дорого... Ведь не секрет, что многие из них кормились у газет. Печатал он, уже почти единственный во всей республике, и Ольгу, но относясь к ней все придирчивее и суше...
После этого разговора до нее, легковерной, наконец, начало доходить, так вот почему были забракованы ее последние рассказы... Ее т р у д отвергался потому, что она "тунеядка"... В голове не укладывалось. А ведь она поверила Серову, что ее очерки и рассказы ему действительно не нравятся, вернее перестали нравиться... Петля нужды затягивалась все сильнее. Она вновь попыталась определить Вовика в детский сад - не приняли. А сидя с ним она могла кормиться лишь машинкой. Как она позавидовала в это время тем, у кого были матери, родные. Она ж была кругом одна...
Вечером по темноте к ней пришел Михаил. Не один, с Варей. Оказалось, узнав о постыдном отношении Туманова к дочери, он написал фельетон, но Туманов опередил его и раньше фельетона известил республику о том, что "писательский билет за номером таким-то считать недействительным, так как его владелец исключен из союза писателей за аморальное поведение, шантаж и клевету". Объявление было составлено таким искусным крючкотвором, что Михаил не был назван писателем даже бывшим...
Михаил был убит и зол.
- Ты ни от кого помощи не жди,- говорил он Ольге.- Действуй сама, через партию. Уж одно то, что ты десять лет мучаешься на глазах этих мужчин должно, наконец, убедить тебя в том, что они палец о палец не ударят, чтобы облегчить твою судьбу. Ты сама знаешь, чем грозит заступничество за тебя...
Раздраженный Михаил явно сгущал краски, но Ольга чувствовала, он пришел не высказаться, а предупредить, чтобы она не задумала вдруг защищать его. Зная ее опрометчивый характер, он вновь оберегал ее.
- Того, что Туманов смог сделать, уже не исправишь,- говорил он.- Он закрыл мне доступ к людям, без них мне труднее будет разоблачать его...
Молча слушавшая все это Варя вдруг сказала:
- Я так убита тем, что вы пострадали из-за нас, но я ему за вас с Галиной отомщу.
Не менее решительным выглядел и Михаил, и Ольга поняла, что удар струсившего Туманова на сей раз был продуман плохо: он ставил Законова перед дилеммой быть или не быть...