Наступила зима, а вопрос с изданием ее рукописи все еще не решался. Внешне даже нельзя было и уловить, кто волокитит. Издательство с рецензией тянуло, Козлов молчал, инструктор ЦК комсомола сказал, что они от себя рецензии дать не могут бо некомпетентны. И Ольга чувствовала, что им это кто-то дал понять...
А время шло. Драгоценное время. Закончился первый слет целинников, начался слет авторов юношеской и детской литературы, а Ольга не могла присутствовать на них. Это было большое упущение, мучительное. Ольга следила за слетом по газетам, но все было не то, не то... Ведь материал писателю дает не протокол или отчет газетный, а сама полнокровная, волнующая жизнь... Раздражаясь, нервничала, не спала. Вынужденная сидеть и ждать, ждать и бездействовать... Тогда когда "Правда" призывала писать о маяках, героях наших дней, она вынуждена была наблюдать интриги обюрократившейся интеллигенции. Истинная интеллигенция никогда не была склонна ни к накопительству, ни к травле. Это ее удел. Единственное, что несколько оправдывало ее в это время было то, что и об этом нужно было прямо, честно рассказывать. Это она считала своим долгом и старалась отлить в боевой сюжет, который бы показывал, как мешают созданию оригинальной литературы волокитчики, разоблачая их жалкие приемы. Материал этот был ею выношен, выстрадан. Но волокитчики уже почувствовали обличительный характер второй части книги и тормозили издание первой части, чтобы лишить Ольгу возможности работать над второй.
Рассказать бы обо всем этом коллективу, но он не собирался. Отчетно-выборных собраний не было уже несколько лет. Дронь проповедовал, нечего толкаться здесь в союзе, пусть каждый работает за своим столом. Его эта теория сейчас вполне устраивала. Без коллектива его руководство критике не подвергалось и Ольга понимала, что книгу о таких, как он, Дронь не пропустит ни за что. Недаром же он говорил, что напечатает она не эту, а другую книгу...
- Книги этой я не оставлю никогда,- заявила Ольга.
Дронь пожал плечами "что ж, мол, твоя беда".
- Выходит, вся рота идет не в ногу, одна Беляева в ногу.
- Что вы называете ротой?
- Русскую секцию.
- Из русской секции против издания моей рукописи только Юрзин, Петров, Туманов да вы, общественность "за".
- А что вы называете "общественностью"?
- ЦК комсомола, работники газет, писатели русской секции. Против только вы четверо, а в русской секции больше шестидесяти человек...
- А что бы изменилось, если бы мы с Тумановым и дали положительные рецензии. Ведь издатель-то все равно Юрзин...
- Тогда бы я поставила вопрос, что "вся рота идет не в ногу, один Юрзин в ногу"...
- А Юрзин взял бы наши рецензии, отослал в Москву и поставил вопрос о недобросовестности рецензентов...
- Спасибо, надоумили, ведь это право остается и за мной... - усмехнулась Ольга. Каждый неумный выпад против нее вдохновлял ее писать об этом, потому что это было зло, зло мешающее развитию родной литературы.