Начало здесь. Часть 2. Часть 3.
– А знаешь что, давай ты сейчас умоешься, переоденешься и мы будем ужинать. Я ведь тоже после работы не ужинала, тебя ждала, - Аннушка разговаривала с Николаем, как с маленьким ребенком, пытаясь привести его в чувство и вернуть к обычной жизни.
Николай кивнул и, хоть и не сразу, но встал с дивана и пошел в ванную. Анна вернулась на кухню. Быстро налила себе стакан воды и выпила его залпом, пытаясь унять нервную дрожь. Вот сейчас ей никак нельзя было показывать мужу свое волнение. Она понимала, что от ее внешнего спокойствия зависит и его состояние тоже.
Николай пришел уже в своем любимом спортивном костюме, внешне довольно спокойный и сосредоточенный
Оба супруга понимали, что в их жизни произошел перелом, вроде как новая ветка появилась на молодом дереве семейной жизни. И была эта веточка тоненькой и слабой. О ней надо было долго заботиться, чтобы она стала сильной и здоровой.
- Я чаю попью, можно. Не хочется есть. И с тобой посижу, - тихо сказал Николай, усаживаясь на привычное место за столом.
- Тогда и я чаю. У меня к чаю даже пирог есть. Мама прислала, с капустой, как ты любишь, я к ней после работы забегала.
Разговор постепенно перешел на маму Аннушки, ее тетку, новости их жизни. Николай заметно оживился. С тещами, как иногда в шутку он называл обеих сестер, он ладил. Относился к ним с уважением и не раз помогал в делах по хозяйству.
- Там у них кран капает, да так сильно, что они тряпочку подкладывают, чтобы шума не слышать и по очереди бегают ее проверять, - рассказывала Анна, стараясь делать вид, что все у них в жизни по-прежнему.
- Зайду, починю, - кивнул Николай, не замечая, что за разговорами доедает уже второй кусок пирога.
Допив чай, Николай поблагодарил жену и пошел в комнату. Он долго сидел один, не включая телевизор, не заглядывая в телефон. Анна не мешала мужу. Она возилась на кухне, периодически прислушиваясь к тишине в комнате.
«Пусть побудет наедине со своими мыслями. Выговорился – это уже огромный шаг вперед. Столько лет держать в себе эту боль! Помнить весь этот ужас. Тут с ума можно сойти, а не то, что в депрессию впадать», - думала она, перемывая посуду, занимаясь приготовлением обеда на следующий день.
«Интересно, а кого же он тогда подвозил? Кто-то очень похожий? Тогда сколько лет было этому пассажиру? И почему он решил, что это он? Кто он? Кого он имел в виду? Своего отца? Так он не видел его с семи лет. Как он мог его узнать? А может быть он тогда и не умер вовсе?» - вопросы, вопросы….
В голове Анны был настоящий кавардак. Еще не пришло полное осознание того, что только что рассказал ей Николай, как уже десятки новых мыслей заполонили голову.
Она слышала, как Николай встал и подошел к небольшому шкафу, который служил им и местом для хранения посуды, и домашней библиотекой, и хранилищем некоторых вещей. У шкафа была замечательная антресоль, на которой, как в хорошем сундуке, хранилось все, что надо было убрать с глаз долой. Периодически они наводили там порядок, удивляюсь, как много можно уместить в этом небольшом пространстве.
Там, на антресоли стояла коробка из-под обуви. Коробка хоть и была старой, но выглядела довольно крепкой. Она была тщательно оклеена скотчем и не открывалась ни с одной из сторон.
Когда-то, когда они только купили этот шкаф, коробка переехала сюда из старой Колиной мебели. На немой вопрос девушки «что там?», Николай сказал просто и понятно: «Мои старые воспоминания». Я не хочу вспоминать, но пусть лежит, вдруг пригодится. Коробка исчезла в дальнем углу нового шкафа и неизменно стояла там до этого времени.
Несколько раз Анна порывалась все-таки расспросить Николая или уговорить открыть коробку, но натыкалась на упорное сопротивление. И коробка оставалась нераскрытой тайной.
Сейчас Николай подставил стул для удобства и полез на антресоли. Из кухни Анна слышала, что он осторожно перебирает вещи и что-то ищет.
- Коля, ты что ищешь? Скажи, может я помогу.
- Коробку хочу достать, да другие вещи мешают. Рюкзак вот тут. Что ты в него такого наложила, с места не двигается, - глухо ответил Николай, по самые плечи исчезнув в шкафу.
- Да ты же сам туда какие-то запчасти складывал. Вот она и не двигается, а коробка прямо за рюкзаком стоит. Смотри внимательнее.
Она услышала, как Николай выдохнул и потянул на себя рюкзак.
- Точно, здесь же для машины кое-что. Говорил тебе гараж надо покупать, - уже менее напряженным голосом ответил он и достал коробку из-за рюкзака.
Анна улыбнулась.
- Ну, если гараж может заменить расширение квартиры, то давай купим гараж.
- Подождем еще, - ответил Николай и закрыл дверцы шкафа.
Он снова сел на диван и бережно положил коробку на колени. Потом вытер ее руками со всех сторон, словно очищая от налипшей грязи, и взялся за ножницы.
Анна хотела оставить мужа наедине со его воспоминаниями и вернуться на кухню, но Николай остановил ее.
- Посиди, я хочу тебе еще кое-что рассказать.
Анна присела рядом. Она наблюдала, как Николай бережно разрезал скотч, залепляющий крышку, открыл коробку и на несколько минут закрыл глаза.
В коробке лежали разные предметы. Сверху - небольшая иконка. Даже по первому взгляду было видно, что она старая и не имеет особой ценности. Рядом с иконкой лежала маленькая машинка, грузовик, каким играют дети. Потом были какие-то тетрадки, бумаги и что-то небольшое, но очень яркое, завернутое в прозрачную бумагу.
Николай провел рукой по содержимому коробки. Видно было, что он опять стал напряженным, волнение выдавали кончики пальцев, которые мелко дрожали над каждой вещью.
- Это все, что я забрал из дома. Из того дома.
- Это было с тобой в детском доме?
- Нет, это было в доме, где я жил.
Он замолчал и погрузился в воспоминания. Потом стал рассказывать.
- В детский дом меня определили как круглую сироту. Когда пришло время уходить, мне дали адрес по которому я когда-то был зарегистрирован. Район, деревня, улица, дом. Это был адрес бабушки Акулины, я тебе говорил. Она меня к себе забрала и в свой дом записала, чтобы опекунство дали. Поехал я туда, по месту прописки, хоть и не очень хотел, но где-то же надо было жить. Приехал, а дом сгорел. Одни головешки, да и те травой заросли. В сельсовете сказали, что молния попала во время грозы. Дом в стороне стоял от других построек, да и старый он совсем был, вот никто спасать его и не бросился. Так и сгорел.
- Там в сельсовете мне и справку выдали, что дом сгорел, восстановлению не подлежит. Мне потом на основании этой справки и как круглому сироте вот эту самую квартиру и выделили. Я рад был, все не на улице остался.
Николай опять замолчал, Анна терпеливо ждала. У нее были свои задумки по хозяйственным делам на этот вечер, но получился вечер воспоминаний. Важный для них вечер и она отодвинула все планы, внимательно слушая мужа.
- Уже позже, года через три, когда я техникум закончил, на работу устроился и первый свой отпуск заработал, я решил поехать в родные места. Тут же рядом, на электричке пару часов. Очень хотел могилу матери найти, да и бабушку Акулину тоже.
- Поехал? Нашел? – негромко спросила Анна, пытаясь показать, что она тут, рядом и поддерживает мужа.
- Нашел. А заодно и дом свой. Тот, в котором родился, в котором рос до…
Дальше продолжать Николай не мог, он встал, положил коробку на диван и пошел на кухню выпить воды. Вернулся и продолжил уже более спокойным голосом.
Он рассказал, как добрался до деревни уже во второй половине дня, как нашел свою старую учительницу, воспоминания о которой остались из далекого детства, как приютила она его в своем маленьком деревенском доме.
Именно она, Анна Семеновна и рассказала Николаю, что стоит их родовой дом целый и невредимый. Она и надоумила Николая заявить свои права на дом.
«Даже если жить в нем не будешь, так хоть продать сможешь, все тебе копеечка. А так чего ему стоять, развалится. Или чужие кто займут. Деревня сейчас вроде подниматься начала. Люди уезжать перестали, до и приезжих много. Места то у нас красивые и до города недалеко», - говорила Анна Семеновна.
Николай сначала отказывался. Две ночи у учительницы ночевал. В первый день, как утром встал, так на кладбище пошел. Долго бродил. Деревенское кладбище не то, что городское. Там такого порядка нет. Где травой заросло, где березки выросли. Только холмики, да кресты напоминают, что ты на кладбище, а так, словно по опушке леса ходишь. Да оно и располагалось на опушке, зарастало потихоньку.
Так бы и ходил целый день, если бы не бабулька старенькая не встретилась. Пришла своих проведать, да Николая увидела. Спрашивать стала, кого ищет. Оказалась это и была та самая тетка Лизавета, соседка их по дому родительскому.
Старая стала, но с памятью все нормально было. Удивилась, конечно, что жив-здоров, да еще и могилки попроведать приехал, расспросила все. Ну и показала, где мать с сестрой лежат, где бабушка похоронена, где отец зарыт.
К отцу Николай так и не смог пойти. А могилки матери, сестры и бабушки поправил. Траву всю убрал, холмики обновил, кресты заново вкопал. Они уже покосились от времени.
Два дня на кладбище ходил, у матери с сестрой скамейку поставил, чтобы посидеть можно было людям добрым. Всем троим надписи на кресте обновил, выгорело все.
Когда на второй день работал на кладбище, все казалось, что стоит кто-то сзади, наблюдает. Временами липкий страх заползал под рубашку. Заставлял себя оглянуться – не было никого. Не привыкли деревенские так просто по кладбищу разгуливать, да и день будний. Но чувство присутствия постороннего не проходило.
Даже заторопился на второй день работу быстрее закончить, да уйти. А когда уже в деревню вернулся опять тетку Лизавету встретил.
- Коля, зашел бы, чаю попил, рассказал, что и как. Я же одна теперь живу. Мои все разъехались. Уважь старушку, - просила она его.
Уже вечером, переколов старой учительнице кучу дров, пошел Николай в гости к тетке Лизавете.
Ноги сами прошли на нужную улицу, вывели к нужному дому. Мышечная память не подвела, вспомнил Николай, сколько раз в детстве бегал по этой улице.
Солнце клонилось к закату, поблескивая последними лучами в окнах домов. Уже подходя к дому Лизаветы, он невольно взглянул и на свой дом. Взглянул и зажмурился. На миг показалось ему, что в доме горит свет, а дверь в сени распахнута настежь.
