Глава 60
Смотрю на Туггут ошарашенно. У неё пострадавшая рука загипсована и покоится на перевязи. Как она собирается работать в таком состоянии? Хотя если учесть, что Матильда Яновна только и умеет, что бумажки перебирать и козни строить… И всё-таки: почему она тут?
– Вы… должны быть на больничном и проходить курс реабилитации, – отвечаю, стараясь успокоить вихрь мыслей в голове. Большая часть из них сейчас далеко и находятся в Пскове, рядом с братом, о состоянии которого пока ничего не известно.
– Я решила выйти и приступить к своим должностным обязанностям, – бесцеремонно заявляет Матильда Яновна.
«С ума она сошла, что ли?» – думаю, глядя на то, как она бережно держит руку. Судя по цвету её пальцев, кровообращение утраченной было конечности восстановить удалось, а вот подвижность не очень.
Но, кажется, основной мотив поведения Туггут мне понятен: она жутко боится, что ей найдут замену, а саму отправят на пенсию по инвалидности. Или переведут на какую-нибудь плохонькую административную должность, на которой она сильно потеряет в зарплате. Раньше заместитель мечтала меня подсидеть, чтобы продвинуться по карьерной лестнице. После аварии её приоритет, очевидно, сменился, аппетит убавился: лишь бы не лишиться того, что имела до несчастного случая.
– Хорошо, – бросаю ей на ходу. Да простит меня Лидия Борисовна, но видит Бог – мне теперь не до разборок с Туггут.
Выбегаем с Данилой из здания, спешим на парковку. Но возле машины на моём пути возникает неприметной внешности мужчина лет 35-ти. Одет он так, что мимо пройдёт, и не вспомнишь. Береговой становится между нами, защищая меня.
– Эллина Родионовна, я от генерала Громова, – произносит незнакомец и показывает удостоверение так, чтобы никто, кроме меня, его не увидел.
– Вы тот самый неприметный человек, который обеспечивает мою безопасность? – спрашиваю его.
Коротко кивает.
– Вы куда-то спешите?
– Да. Мне позвонила сноха. Брат попал в аварию. Простите. Мне некогда. Нужно срочно ехать в Псков.
– Разрешите, я поведу. Поедем на моей машине. Так будет быстрее.
Данила вопросительно смотрит на меня. Он не знает, кто такой генерал Громов, почему за мной наблюдает этот человек и вообще: что происходит?
– Я тебе потом расскажу как-нибудь… это долгая история. Всё хорошо, Данила. Этому человеку можно доверять. Он из ФСБ.
У Берегового поднимаются брови. Он не знал, что у меня есть знакомые в таком ведомстве.
– Владислав, можно просто Влад, – протягивает офицер руку.
– Данила, – отвечает мой друг.
– Я тебе ещё нужен? Если есть провожатый, то…
– Даня, спасибо тебе огромное. Возвращайся к работе. Я как всё узнаю, позвоню вам с Машей, – говорю другу.
Влад ведёт меня к своей машине. Это внедорожник. Садимся в него, и офицер довольно лихо увозит нас с территории клиники, а потом мчится по улицам Питера. Он делает это настолько виртуозно, что у меня ощущение, будто нахожусь не в кабинета обычного автомобиля, а гоночного болида.
– Что у вас случилось? – спрашивает Влад.
Я коротко пересказываю то, что услышала от Аллы.
– Как полностью зовут вашего брата?
Называю. Офицер берёт телефон. Вставляет в ухо блютуз-гарнитуру и звонит кому-то. Насколько я понимаю из его слов, это управление ФСБ по Пскову. Влад представляется и просит сообщить ему сводку ДТП, произошедшую сегодня утром. Его интересует Дмитрий Родионович Печерский. Спустя несколько минут раздаётся звонок, мой спутник молча слушает. Потом произносит «Отбой» и прекращает разговор.
Некоторое время едем молча, меня буквально пожирает желание узнать поскорее, что сообщили Владу. Я начинаю ёрзать на месте, и он, видя моё состояние, наконец произносит:
– Судя по данным, которые мне предоставили коллеги, на вашего брата совершено покушение.
– Что?! – от неожиданности я почти подпрыгиваю в кресле. – Кто?! Почему? Мой брат никогда не был замешан ни в чём криминальном… – пока договариваю фразу, вспоминаю вдруг его короткую и бурную связь с Майей. – Неужели это…
– Сейчас бесполезно строить предположения, кто это сделал, – говорит Влад и снова замолкает.
Начинаю злиться. Уж лучше бы с Данилой поехала! Ну сколько можно меня терзать этой тишиной?!
– Да говорите вы уже! – набрасываюсь на офицера.
– Мне доложили, что утром ваш брат после того, как отвёл детей в школу, шёл на работу. Когда переходил улицу, на пешеходном переходе его сбила легковая машина. Согласно показаниям свидетелей, ваш брат двигался на зелёный свет, а вот автомобиль стартовал с места заранее, когда Дмитрий шёл по тротуару. Поблизости никого больше не было. Таким образом, всё было подстроено. Автомобиль с места ДТП скрылся.
– Так его надо найти! – сполошно вскрикиваю.
– Уже нашли. На окраине. Брошенным. Числится в угоне. Никаких следов – отпечатков и прочего – не обнаружено. Профессионально сработано, – замечает Влад.
Теперь настаёт моя очередь молчать. Потому что не знаю, как на услышанное реагировать. Хотя это всё потом: следствие, поиски преступника или банды. Сейчас главное – домчаться до Пскова и оценить состояние Димы. Я уже начинаю прикидывать, как бы организовать его транспортировку в нашу клинику на вертолёте.
На подъезде к Пскову нас тормозят гаишники. Слава Богу, это занимает лишь минуту: стоит Владу раскрыть окно и показать своё удостоверение, как мы можем продолжать путь. Нас ведёт навигатор: Алла сказала, что Диму отвезли в областную клиническую больницу. Значит, нам туда. По Пскову мой спутник ведёт машину чуть менее уверенно, но тоже достаточно быстро. Смотрю на часы: мы промчались триста километров всего за три с небольшим часа. Можно сказать, рекорд. Но лучше бы его не было.
Влетаю в приёмный покой и спрашиваю, куда отвезли больного по фамилии Печерский. Администратор смотрит в компьютер и говорит, что он в хирургическом отделении. Спешим туда. Офицер неотступно следует за мной. Вскоре мы на месте. Вижу Аллу, которая сидит перед дверью, ведущей в операционный блок. Заметив меня, она бросается в объятия и несколько минут ничего не может сказать, а только плачет.
Я успокаиваю её, как могу. Говорю, что не нужно так рвать себе сердце, а следует успокоиться и подождать результата операции. Спрашиваю, где дети. Алла отвечает, что они у её родителей – они живут неподалёку.
Когда сноха немного приходит в себя, говорю ей, что мне надо пройти дальше и пообщаться с коллегами. Возможно, смогу чем-то помочь. Сноха кивает, провожает меня полными надежды заплаканными глазами. Влад снова идёт за мной. Такая опека нисколько не напрягает, даже наоборот. В присутствии офицера чувствую себя спокойнее.
Заходим в операционный блок, и администратор, едва увидев меня у двери, выбегает из-за стройки, говорит возмущённо:
– Вы кто такие? Сюда нельзя! Немедленно выйдите!
Влад молча выдвигается вперёд, показывает «корочку». Администратор тут же меняет гнев на милость.
– Простите за вторжение, – говорю и представляюсь. Добавляю, что примчалась из Питера, чтобы узнать, как дела у моего брата, Дмитрия. – В какой он операционной?
– В первой, – отвечает администратор. – Им занимается доктор Карл Борисович Рихтер. Он наша знаменитость. Самый лучший из всех.
Я готова охотно поверить этим словам, но не могу. Профессиональные таланты умею оценивать только если работаю с человеком рядом, а теперь к тому же обыкновенная родственница пациента, и меня гораздо сильнее интересует не нимб над головой доктора Рихтера и количество его заслуг, а сумеет ли он помочь моему брату.
Наверное, при содействии Влада я могла бы пройти в операционную (приготовившись, конечно), но делать этого не стану, чтобы не мешать коллегам. Потому просто жду, когда операция закончится. И лучше здесь, чем в коридоре, где сидит Алла, вся на нервах. То, что я могу услышать тут, возможно, потребует принятия организационных решений.
Нам приходится ждать ещё минут сорок. Наконец, дверь в операционную открывается, выходит мужчина лет 55-ти, в очках с золотой оправой.
– Это Карл Борисович, – шепчет мне администратор.
Подхожу к хирургу, представляюсь. Он вдруг кивает:
– А мы ведь с вами знакомы. То есть заочно, разумеется. Вы однажды выступали на конференции в Москве, я был среди слушателей. Как ваши успехи, Эллина Родионовна?
Растягиваю рот в улыбке, чтобы не показаться невежливой.
– Работа кипит, как всегда, Карл Борисович. Но я здесь не только как врач, а скорее как… вы сейчас оперировали мужчину. Это мой родной брат, Дмитрий Печерский. Как его состояние?
Лицо Рихтера становится серьёзным. Некоторое время он молчит, видимо собирается со словами.
– Вы можете мне всё говорить, как есть, – произношу с волнением.
– Ваш брат получил очень серьёзные травмы. Большая кровопотеря, около трёх литров. Помимо переломов рёбер, у него разрыв селезёнки, повреждены печень и левое лёгкое. Сердце, к счастью, не задето. Нам пришлось удалить селезёнку, остальные травмы исправили, насколько возможно. Сейчас состояние пациента тяжёлое, но стабильное. Мы погрузили его в медикаментозную кому. Если вам нужен полный анамнез…
– Есть ли необходимость его транспортировки в Петербург? – прерываю рассказ коллеги.
– В этом нет нужды, – отвечает Карл Борисович. – По крайней мере сейчас. К тому же ваш брат, боюсь, не в транспортабельном состоянии. Сами понимаете.
– Разумеется, – отвечаю с тяжёлым вздохом. Понимаю, что Дима на грани жизни и смерти, и в таком состоянии пробудет ещё неизвестно сколько. – Насчёт анамнеза… я вам доверяю, Карл Борисович. Верю, что вы сделали всё возможное и невозможное.
– Благодарю, такая работа, – скромно отвечает Рихтер.
Я пожимаю ему руку, благодарю и выхожу в коридор. Алла снова кидается ко мне:
– Ну?! Он жив?! Жив?!
– Жив, – отвечаю ей, усаживаю в кресло и всё объясняю простыми словами, чтобы не пугать терминами. Поясняю главное – ей сейчас нужно вернуться к детям, заниматься ими и успокоить своих родителей. Я позвоню своим и тоже всё им расскажу. Они должны быть в курсе. Добавляю также, что никаких прогнозов делать не стоит – это совершенно бесполезное занятие, а ещё вредное. Чем больше придумываешь, тем тяжелее на душе становится.
– Алла, надо ждать и верить, больше ничего.
Она кивает, утирая слёзы.
– Да, Элли. Конечно, ты права, – вижу, как тяжело даётся снохе взять себя в руки. Но она держится, – многодетные мамы в большинстве своём люди с сильным характером.
Помогаю ей покинуть больницу. Влад отвозит нас домой к родителям Аллы. Она предлагает зайти, но я отказываюсь. Это ещё несколько часов печальных разговоров, а мне надо возвращаться домой. Уже вечереет, и в Питере мы в лучшем случае окажемся ночью. Прощаюсь со снохой и говорю, что взяла телефон хирурга, который оперировал Диму, потом узнаю фамилию лечащего врача и буду держать всё на контроле.
Алла благодарит меня снова, потом отпускает.
Мчимся в Питер. Пока ещё в дороге, звонит Гранин и с тревогой спрашивает, что случилось. Он вышел на работу, ему сообщили, что я срочно уехала куда-то. Сообщаю ему о произошедшем с Димой. Никита молчит в трубку несколько мгновений, потом сочувственно произносит:
– Элли, мне очень жаль. Чем я могу помочь?
– Пока ничего не нужно.
– После смены я приеду к вам с Олюшкой, – и снова молчит, ожидая моей реакции. Мы пока не живём вместе, но последнее время Никита чаще ночует у меня, чем у себя.
– Да, конечно, – отвечаю ему. – Мы будем тебе рады.
– Спасибо, милая, – голос Гранина теплеет.
Мы прощаемся. Мне очень по сердцу поддержка любимого мужчины в такой тяжёлый момент, и я надеюсь, что Никита приедет под утро и сможет меня прижать к себе и обнять, чтобы на душе стало чуть легче.
Влад высаживает меня у дома. Машина осталась на парковке клиники, но это ничего. Завтра доберусь на общественном транспорте, не привыкать. Когда-то я пользовалась им каждый день, и лишь несколько лет спустя смогла заработать на собственное авто, взяв его в кредит. Спешу домой, отпускаю няню и первым делом обнимаю Олюшку, целую и прижимаю к себе. Дочка удивляется:
– Мамочка, что это с тобой? Ты как будто неделю меня не видела.
– Просто я по тебе очень соскучилась, солнышко.
Замокаю, слушая дыхание родного человечка и ощущая, как сильно колотится её маленькое сердечко. Когда Олюшке надоедает моя нежность, она осторожно выбирается и спешит к своим игрушкам. Я принимаю душ, потом ужинаю (Роза Гавриловна уже накормила мою вечно голодную малышку), не ощущая почти вкуса еды. Из-за стресса она вся кажется какой-то пресной. Мне хочется выпить кофе с коньяком, чтобы взбодриться немного, приподнять себе настроение. Увы, не могу себе такое позволить. Завтра утром на работу, и кто знает, что принесёт следующий день? Теперь часть моих мыслей снова и снова будет обращаться к той палате в псковской больнице, где под аппаратом ИВЛ, весь опутанный трубками и проводами, лежит мой брат.
У меня нет иного предположения, чем думать: это сделала Майя. До меня добраться не сумела, вот и решила сделать мне больно по-другому – через брата. А это значит, что теперь угроза висит не только надо мной, но и над всей нашей семьёй. И мне обязательно надо будет завтра позвонить генералу Громову и попросить о помощи.