Рассказы и рисунки офицера, командира отделения группы эвакуации раненых, выполнявшего задачи на Харьковском направлении
НЕБЕСНЫЕ
«Небесные»
Вернувшие с фронта люди для меня часто представляются в виде призрачных очертаний. И хотя сами по себе они живые, но их видоизмененное сознание отрицает полноту жизни в другой окружающей их действительности.
Другая повседневность для таких людей видится порожней и поверхностной. То, что для них ранее было открытым человеческим на фронте, в безмятежном потоке останется закрытым и не принятым. Для таких людей внешнее окружение кажется миром из теней, в котором практически не осталось большого настоящего, или, говоря иначе стоящего человеческого. Они не видят в нем искренних желаний и первозданного естества человека, как и не воспринимают отсутствие той же ранее открытой для них подлинности.
Получается такая картина, при которой вернувшийся с войны человек не чувствует себя живым там, где ощущает себя живым все его окружающее. Так и приходится, что в мир теней приезжает человек с фронта. Приезжает в тесный для него мир, в котором ему приходится набрасывать на себя мантию и становится фантомом. Становится неживым среди подобных, чтобы не предстать уродливым в живом облике. Тяжелая для осмысления философия, однако чистая и естественная. Она больше понятная для вернувшихся и часто осуждаема окружающими. А большинство из последних кстати, не замечает вернувшихся. Их не встречают с цветами, к ним не подходят со словами благодарности, даже несмотря на их внешний вид они лишь носят какое-то напоминание о войне, в котором многие до сих пор не могут развидеть ее лицо. Поэтому вернувшиеся с фронта незаметные не только от того, что они не видят себя среди былого окружения, но и ещё и потому, что они сами по себе для окружающих незаметны. Невидимые люди, которые находятся в каких-то пустых зонах.
В череде своих жизненных перипетии я очень часто встречал таких людей, больше всего их было в аэропортах и вокзалах. Оказывались они там потому, что многие из них после излечения выписывались с военных госпиталей, в которых им выдавали предписания об убытии в свои воинские части. Обычно такие перемещались на костылях, с теми же палочками, не редко у них виднелись и сами загипсованные конечности. Однако помимо выписанных из госпиталей, были еще и другие вернувшиеся, многие из которых направились в положенные отпуска, прямо с самого фронта.
Одного из них я встретил, когда ожидал свой рейс в Новосибирск. До посадки в самолет еще оставалось полтора часа, и чтобы не мучить свои ноги я разместился за одним из столиков какого-то кофейного островка. Обычно получается так, что если присаживаешься в подобном месте, то тебе приходится в нем что-то покупать, однако там локация была настолько удобной, что несущий блок стены закрывал за собой те столы, которых не было видно со стороны кассы. Не сказать, что я скупился на съестное, однако мне тогда просто хотелось посидеть за столиком, потому что свободных мест в зале ожидания на тот момент уже не было. От подобной безысходности разместились и другие люди, которым также хотелось перевести свой дух перед их дальнейшим вылетом. Через несколько минут рядом со мной появилась такая же женщина, которая меня спросила о занятости ближайшего ко мне столика. Последний оказался свободным и она за него присела. За соседний от нее столик присел и вернувшийся с фронта. Женщина с ним сразу завела разговор, в ходе которого выяснилось, что этого приезжего, после полугодичного нахождения на фронте командир отпустил в отпуск.
С виду этому человеку было около сорока лет, а одет он был в военную форму. Последняя была не то чтобы свежей, а скорее всего поношенной тяготами времени. Лицо у этого фронтовика было замученным и тоже, в какой-то степени поношенным. По его тяжелому взгляду было видно, что человек очень сильно устал. Эту усталость заметила и сама женщина, добавив, что, будучи психологом ей как никак было знакомо чувство эмоционального выгорания. Да и между тем видно было, что у нее тоже лежало на душе какое-то тяжелое и неизгладимое, потому что она очень сильно хотела с кем-то поговорить и выговориться. У нее был такой же грустный взгляд и такая же внешняя отягощенность.
С виду можно даже было сказать, что общающиеся друг с другом люди были словно бы на одинаковой тональности.
Их беседа шла медленно и размеренно, она спрашивала о чём-то фронтовика, а он ей учтиво отвечал. Рассказывал он многом, например о том, как его мобилизовали, о том, как он попал в леса под Кременной, внутри которых увидел всю изнанку другой жизни, говорил ей и о многом другом пережитом, как и о своей накопившейся усталости... Между их разговором на стол фронтовика принесли поднос, на нем было очень много съестного, дороговизна которого укладывалась в формулу «была не была» или «живем один раз». Женщина, глядя на блюда выразила мысль, что солдат, наверное, «давно не ел заказанные им манты, так же как и отвык от домашней кухни», на что тот фронтовик только одобрительно согласился, а после принялся унимать свой аппетит. Женщина ему еще что-то говорила, а он в перерывах между кушаньем тоже ей что-то отвечал. Они, вероятно, еще долго могли разговаривать, однако послушать дальнейшую речь солдата мне не довелось. Пришло время моей посадки на самолет, поэтому я поспешно направился к своему терминалу. Теснясь в очереди на проверке билетов, я вновь встретил фронтовиков, которые по всей видимости направлялись к себе домой по выданным отпускным билетам. Уже когда поднимались в самолет, то у меня и мимолетно возникла идея написать о них набросок под названием «люди словно реки». Просто в тот момент перед глазами отразилась какая-то скрытая метафора о насущном, в основе которой были эти уставшие и вернувшиеся с фронта люди. Они стояли в нескольких метрах от меня и неспешно поднимались на воздушное судно.
Когда они уже оказались на самой верхней площадке трапа, то они словно бы предстали в образе какого-то вознесения, не в буквальном смысле конечно, а скорее в житейском и переносном. Для меня это представление не было каким-то навязанным помешательством, просто оно очень трудно поддавалось объяснению и, можно сказать возникло само по себе. И как бы я не пытался формулировать смыслы, неоспоримо было одно - эти люди выделялись на фоне других остальных. Выделялись среди огромного людского потока, в котором они должны был в считаные часы переместиться на другой участок земли. Для меня тогда эти фронтовики и предстали небесными образами, словно бы они уже при жизни носили на себе нимбы, святость которых была возложена за их большое тяжкое и пройденное. Небесные люди, которых очень редко замечают, небесные, которые находятся среди нас. Небесные, которые где-то далеко бьются за наш покой. Как я сказал ранее - невидимые люди, многие из которых при жизни стали святыми.
