Как только наступил рассвет, в аккуратном холостяцком домике Никиты Платонова настойчиво и нагло затарахтел допотопный советский будильник с облезшей от времени синей краской на корпусе. Никита недовольно заворчал, собрав силы, поднялся и сел на кровати. Голова болела, было легкое жжение в глазах, а перегар от парня стоял такой, хоть топор вешай.
Потянулся к стоящей на прикроватном столике жестяной кружке с прохладной водой. Выпил до дна несколькими глотками и несколько раз кашлянул, прочищая горло. Никита с трудом заставил себя встать и пойти к дребезжащему будильнику, который, зная себя, он с вечера поставил на полку шкафа, подальше, чтобы спросонку не вырубить его и, соответственно, не опоздать на работу. Переставляя ноги в направлении звенящего устройства, Платонов силился вспомнить вчерашний вечер. Почему ему так хреново, он понимал, но на душе словно кошки скребли.
Будоражащий звонок советского раритета долетел и до глиняного курятника в платоновском подворье, разбудив кемаривших толстых кур-бройлеров. Закукарекал встревоженный единственный хозяин куриного гарема. Его клич подхватили соседские петухи, а вслед за ними, передавая друг другу эстафету, заорали и остальные, давая знать всем жителям деревни Тавринки, что наступил новый день.
Сама деревенька была скромной по размерам. Три десятка ухоженных дворов, почти возле каждого за воротами — трактора, комбайны, сеялки и прочие сельхозмашины. Все тавринские мужчины работали на два фермерских хозяйства, чьи владельцы оказались более хваткими и деловыми во время предпринимательского бума. Две параллельных деревенских улицы окружали бесконечные поля, обсаженные лесополосами. Полей было много, так как Тавринка находилась в самом центре крайне урожайных земель, которые даровали отличный ежегодный урожай. Заезжие агрономы, которых фермеры нанимали на сезон, удивлялись, что зерновые и прочие культуры ни одна непогода не брала. А невозмутимые агрономы в жизни поражались только двум важным для себя вещам – какого дьявола они стали агрономами и сколько могут выпить трактористы.
А вот местные аборигены, в основном женского пола, такому положению вещей совсем не удивлялись, а уверенно считали, что всё это урожайное счастье происходит благодаря старушке Валентине Викторовне Липиной. Упомянутая пенсионерка проживала в небольшом доме на окраине Тавровки и, несмотря на пожилой возраст, возила на велосипеде с корзинкой почту и пенсии местным жителям. Языкастые женщины болтали, что данная старушка-божий одуванчик по всем признакам то ли с нечистым на короткой ноге, то ли природными силами может управлять. Покойный парторг, Денис Егорович, даже однажды сказал, будто Липина и нежить вызвать на недругов может, если ей такое понадобится. В общем, все тавринцы, которые верили в колдовство, заговоры и прочие магические штуковины, были стопроцентно уверены в одной вещи: Валентина Викторовна – не просто пенсионерка-почтальонша, а по всем признакам самая настоящая, что ни на есть, ведьма. Убедить их в обратном не было никакой возможности.
Так случалось, что женщин своих мужей за выпивку стращали Валентиной Викторовной. Будто они ей нажалуются, и спиртное из желудков само моментально выскакивать станет, от курения тоже навсегда отворотит. Мужчины снисходительно выслушивали женскую болтовню и посмеивались, но между собой про старушку Липину спорили до хрипоты – есть ли магические способности у той или пустой трёп?
Пока Никита собирался на работу, он как раз и вспомнил про такой спор. Вчера, на его дне рождения, разговор с мужиками про местную ведьму зашёл. Тридцатник Платонова отмечала немалая мужская компания, и все они участвовали в горячей дискуссии: сразу после болтовни про местные новости и большую политику обсудили почтальоншу и её странности.
— А знаете, всякое может быть, — призадумавшись выдал толстяк-комбайнёр Николай.
— Поддерживаю. И не обязательно это магия, а доступные узкому кругу забытые для общества знания, — блеснул эрудированностью водитель Виталий.
— Да вы чего, офонарели? Какие тайные знания или колдовство? Не бывает ничего нематериального! — разозлился изрядно употребивший именинник.
Атеиста Никиту задела суеверность друзей и их ничем не обоснованные доводы. Ну ничего, он им всё докажет в лучшем виде.
Атеистическая закваска у Никиты была не на ровном месте. Его отец был партийным в советское время, в райцентр даже на заседания от колхоза ездил. Дал сыну соответствующее воспитание. Поэтому Никитка и заспорил с мужиками, будучи сильно навеселе, что сделает гадость Липиной, и та ничем его не покарает. Пьяное дело разумности не имеет.
— Ну, глядите, чего сейчас будет! — завопил Платонов. Опрокинул в себя граненый стакан с первачом, завёл видавший виды трактор ЮМЗ и под громкий хохот пьяных гостей покатил к дому Валентины Викторовны, до которого не было и двухсот метров. Приехав на место, Никита, недолго думая, и натворил дел, которые пообещал показать товарищам…
Именинник безжалостно подавил колёсами кусты малинника, растущие перед двором почтальонши, залихватски развернулся на клумбе с цветами. Попутно зацепил и сам дощатый забор ребристым ведущим колесом трактора. Последнее он не собирался делать, случайно вышло. Затем, завершив свои чёрные дела, направил Платонов трактор к своему дому, похвалиться перед друзьями проделанным.
Сосед Липиной на следующий день рассказывал знакомым, что на рёв беснующегося трактора на крыльцо дома вышла Валентина Викторовна. Она с каменным лицом взирала на Никиткин беспредел. Но ничего не сделала, никого на помощь не позвала, не стала по красному дисковому телефону звонить в милицию с жалобой. Даже не обругала в сердцах распоясавшегося пьяного хулигана. Пробормотала что-то тихонечко, поглазела с полминуты на шкодничающего Платонова и зашла обратно в дом.
Вот это и произошло вчерашним вечером…
*****************************
Выключив тарахтящий будильник, Никита наскоро позавтракал остатками пиршества из холодильника и вышел из дома. Время поджимало. Следовало торопиться на работу, не то фермер действительно выгонит, как обещал на позапрошлой неделе, когда Платонов запил на три дня. Такого допустить Никита не мог. Не было в Тавровке другой работы. Куда он потом подастся? Как почтальонша, станет возить письма и пенсии на смех товарищам?
Вспомнив про Валентину Викторовну, Никита нахмурился и зло рванул шнур пускача. Пусковой двигатель трижды глох и завёлся только с четвёртого раза. Заглушив пускач и заведя основной двигатель, Платонов поехал в сторону золотистых бескрайних полей за деревней.
Накатанная дорога на выезде из Тавровки проходила как раз мимо смятых кустов, поврежденного забора и раздавленной клумбы пострадавшей от дебоша старушки.
«Не хватало, чтобы Липина увидела меня. Приеду к ней вечером, извинюсь и денег предложу, чтоб наняла работников. Лично устранять последствия нельзя, потому как товарищи подумают, что колдовством старуха принудила», — думал Платонов, рассчитывая, что Липина не выбежит ему навстречу, услышав знакомое тарахтение трактора, и не начнет стыдить на всю улицу. Не дай бог ещё фермеру-начальнику на работника пожалуется. Эх, и натворил же он дел!
К счастью, везение было на его стороне, пенсионерка не показалась. Но Никите на секунду почудилось, что он видел, проезжая мимо окон Валентины Викторовны, её хмурое лицо. Даже вспотел от волнения, но бледный лик за стеклом крайнего дома мгновенно исчез, после чего тракторист решил, что ему точно показалось.
До часу дня Никита работал как заведённый, а в обед ему придумалось в соседнюю деревню прокатиться, к Настасье, знакомой девушке, с которой периодически встречался. Отпросился у бригадира, тот, войдя в положение, дал разрешение опоздать максимум на час с обеда.
Такой расклад как нельзя лучше устраивал парня. Соседняя деревня была неподалеку. По грунтовой дороге, петляющей между полями, за час вполне можно было обернуться. Также холостяк надеялся, что и перепадёт ему от симпатичной обольстительницы нечто большее, чем перекус и непринужденное общение.
«До обеда вкалывал, как работник года. Даже бригадир похвалил. Работа, оказывается, всё похмелье сняла… Да, хорошо, пусть и четвертый десяток повалил!», — раздумывал Платонов, поворачивая с уклона на отводок дороги, ведущей к пересохшему солончаку, за которым через 15 минут езды будет нужная деревня, вкусный обед и красавица-хозяйка.
Как только Никита заехал на место, где раньше было болотце, от которого нынче остались только растущие по обеим сторонам грунтовки кусты рыже-зеленого камыша, как вдруг его трактор неожиданно заглох и остановился.
Водитель сердито выругался, вытер пот со лба, вымазав его испачканной рукой. Сначала собирался выбраться из кабины и проверить топливный насос и помпу подкачки, но внезапно застыл, глядя через лобовое стекло на происходящее. А там было от чего замереть!
После нежданной остановки Никитиного трактора с территорией, на которой он заглох, начало твориться нечто странное. Засоленная растрескавшаяся почва, пересохшая от двухнедельной жары, в один момент стала вязкой, пропитанной влагой, покрылась лужами и коричневой грязью, а невысокие камышовые кусты теперь взметнулись сплошной стеной вверх, на высоту в десяток метров.
Солнечный полдень уступил место серым, тусклым сумеркам. Камышовые заросли окружили кольцом возникшее из ниоткуда болото с заглохшим трактором и испуганным водителем в его центре. Платонов не верил тому, что видит собственными глазами.
Никита решил, что переработал, и от жаркой погоды ему видится то, чего нет на самом деле. Он дёрнул дверцу, чтобы выбраться и оценить обстановку снаружи. Несколько раз рванул дверцу, но та не желала открываться. Только скрипела и трещала. Другую дверцу также заклинило намертво.
— Какого чёрта? — бормотал Никита, не понимая, что ему делать. Разбивать стекло и оплачивать ремонт ему вовсе не улыбалось.
Однако, не желающие открываться дверцы — это была половина проблемы. Полный ужас наступил, едва Платонов перестал яростно дёргать ручки непокорных дверец и начал осматриваться вокруг.
Из жирной грязи, заходившей ходуном, к сельхозмашине потянулись десятки истлевших человеческих рук, потом приподнялись из жижи прогнившие черепа их владельцев, выбирающихся из тягучей болотной тюрьмы. Взвыл сорвавшийся из ниоткуда порыв ветра, заволновались гигантские камыши. Сумерки сгустились ещё больше. Из беснующегося болота выбиралось нечто такое, что не поддавалось объяснениям разума. И подобных существ было много…
Не прошла и минута, как десятки оживших мертвецов обступили трактор с повизгивающим от страха Никитой внутри, страшные конечности ухватились за все колёса, дверцы, — за всё, за что могли уцепиться. Гниющие туши облепили кабину, трясли её, пытаясь пробраться к съёжившемуся от ужаса человеку. Как будто этого было мало, трактор стал постепенно проваливаться в болото, в щели под дверцами просочилась мерзко пахнущая жижа. Металлические детали покрылись коричневой ржавой плёнкой, поедая недавно нанесённую зелёную краску.
Кошмарные морды нежити прилипли к стёклам кабины, разглядывая живого мужчину пустыми глазницами. У некоторых, впрочем, ещё сохранились глаза и лица таких покойников были Платонову вполне знакомы!
Вот Сергей Баранчук, алкаш, утонувший в озере в прошлом году, а вот соседка бригадира, Мария, которая на сук случайно животом напоролась, убегая от пьяного мужа, а вон городская парочка, которая два года назад попала под жатку комбайна. Много знакомых лиц!
Истерично заорал Никита Платонов, ничего уже не соображая, креститься начал сам и крестить пространство вокруг себя. К богу о помощи взывал, хоть и не верил в него никогда!
Впрочем, мертвецы никак не отреагировали на его взывания и молитвы. Они так и продолжили ломиться в кабину, да ещё стали лупить по тонущему в грязи трактору с такой силой, что тот закачался, несмотря на солидный вес.
Когда вонючая жижа дошла визжащему Никите до пояса, и нежить почти сорвала дверцы, вдруг на свободной от грязи и мёртвых тел части лобового стекла образовалось алое пятно. И пятно — в форме человеческого лица, весьма знакомого Платонову!
Замолчал и вытаращился тракторист на красные узоры морщинок, а потом увидел в кровавой росписи известное всей Тавровке лицо Валентины Викторовны. И сообразил он сразу, что от него требуется и как спастись!
— Простите меня, дурака, Валентина Викторовна! Всё починю! Никого больше не обижу и к алкоголю не притронусь! Пусть пропаду я, если обманываю! — вопил Никитка, обращаясь к ухмыльнувшемуся багровому лицу, потому что у него не было другой надежды на избавление от кошмарной участи.
Он в панике докричался до того, что не выдержал и потерял сознание, вмиг освободив разум от рвущегося в него ужаса.
В себя пришёл Никита в работающем тракторе, посреди сухого солончака, без всяких признаков жуткого болота. Не было никаких монстров, лезущих в кабину, и в самой кабине всё было чистенько, никакой грязи. Погода и время стали обычными, камыши – нормального размера.
Посмотрел на часы Платонов, увидел, что не прошло и получаса с тех пор, как он с работы уехал. Выходит, не мог он заснуть на ходу и в обычном кошмаре увидеть всю ту жуть. Помрачнел парень, не теряя времени, развернул трактор и покатил в обратную сторону, отказавшись и от обеда, и от женской ласки.
Никита проработал до позднего вечера, не думая ни о голоде, ни о усталости. Никому не сказал о случившемся с ним в дороге, вечером явился к Липиной с компанией дружков: привести в порядок всё, что испортил. При всех у старушки прощения попросил, а когда та милостиво простила его, был рад безмерно. Работал до ночи, и на следующий вечер тоже. Ещё и мусор вывез Валентине Викторовне на свалку.
С того самого случая Никита выполнял своё обещание. Хотя периодически сомневался в действительности произошедшего кошмара, находя объяснение в том, что всё-таки заснул он с усталости и похмелья в тракторе, посреди солончака. Но допуская и такую возможность, предпочитал больше не рисковать.
Потому что иногда на лобовом стекле его трактора проступало размытое розовое пятно, как раз с человеческую голову размером. Никого знакомого в нём не узнать, больно уж расплывчато, но поменяв стекло и получив ту же картинку, Платонов гневить судьбу не стал. Так и живёт с того дня правильной жизнью…
Автор: Дмитрий Чепиков
