Глава 51
Беру Петю и Ромку, которые уже измучились ожидать, веду в палату, где лежит их отец.
– Почему он до сих пор спит? – спрашивает любознательный Петя, пока Ромка больше интересуется сложной аппаратурой, крутя головой.
– В его мозгу было мало кислорода. Нужно подождать, очнётся ли он, – честно признаюсь мальчику. – Ты знаешь… твой папа может не прийти в себя.
– Почему? – спрашивает мальчик.
Подходит Ромка, встаёт рядом и, глядя на отца, говорит:
– Да он просто спит.
– Ребятишки, ваш папа очень болен.
– Да, – вздыхает Петя. – Но вы спасли ему жизнь.
Провожу ладонью по вихрастой голове.
– Вы есть хотите? – спрашиваю их. – Идёмте в столовую, я вас накормлю.
Препоручаю ребят заботам завстоловой. От оплаты, когда узнаёт, для кого предназначен комплексный обед, она отказывается. Категорически мотает головой:
– Что я, для двух мальчишек тарелки супа и пюре с котлетой не найду? – улыбается мне.
Предупреждаю пацанов, чтобы никуда не уходили, за ними придёт медсестра.
– Наш папа не любит врачей. Но вы бы ему понравились, – говорит Петя, прежде чем ухожу.
Улыбаюсь в ответ. Понимаю, что этот комплимент не для меня одной. Для всей бригады, а особенно для Ольги Великановой, которая совершила настоящий подвиг. Возвращаюсь в регистратуру, усаживаюсь там на кресло и разбираю бумаги. Чтобы никто не мешал, забилась в самый дальний угол, отгороженный стеллажами с карточками. Хоть на дворе и XXI век, но старые добрые бумажки никто не отменял. Они надёжнее, чем диски и облачные хранилища. Так думают те, кто отдаёт приказы.
Пока пишу, ощущаю вдруг, как на плечи ложатся сильные мужские руки и начинают бережно массировать. Поворачиваю голову: это Никита.
– Устала? – спрашивает.
– Есть слова точнее. Замучилась. Вымоталась. Обессилела.
– Перегорела ещё, – подсказывает Гранин, продолжая разминать мои задеревеневшие мышцы. – Хочешь провести вечер дома?
– Не обязательно, – отвечаю чуточку загадочно.
Никита кладёт пальцы на шейный позвонок, начинает бережно кружить вокруг него.
– Массируй эту точку, и я сделаю всё, что ты хочешь… – вырывается у меня от неописуемого блаженства.
– Я подумаю над твоим предложением, – чуть хмыкнув, отвечает Гранин.
– Есть кто-нибудь? – слышу женский голос.
Никита с сожалением прекращает импровизированный массаж. Иду к стойке. Администратор куда-то ушла.
– Здравствуйте, я жена Григория Иванцова, мне сказали, что у него был сердечный приступ.
Отвожу женщину к супругу. Она бережно берёт его ладонь, прижимает к груди. Молча плачет.
– Хотя мы снова запустили его сердце, – поясняю ей ситуацию, – неврологические тесты указывают на отсутствие основных фикций мозга. Это значит…
– Я знаю, что это значит, – перебивает она, утирая слёзы. – Сколько он так проживёт?
– Неизвестно. Ваш муж оставил какие-нибудь указания? Он говорил, что нужно сделать в подобной ситуации?
– Ему сорок два года. Какие могут быть указания. Кто в таком возрасте думает о смерти, когда ты совершенно здоров? – спрашивает женщина, и я понимаю, что это риторические вопросы.
Она некоторое время молчит, потом спрашивает:
– Если он будет в таком состоянии, скажем… неделю или две, то можно мне… подписать отказ от реанимации? Мы с Гришей говорили однажды, он сказал, что не хочет быть в растительном состоянии. Уж лучше смерть.
– Простите, но в нашем законодательстве такая мера не предусмотрена, – отвечаю ей. – Мы не имеем права отключить человека от аппарата ИВЛ, даже если нет надежды на выздоровление.
– А если будет постановление суда?
– В таком случае сделаем, что будет предписано, – соглашаюсь.
– Как бы вы поступили на моём месте? – женщина смотрит мне в глаза с надеждой, и мне кажется, ждёт ответа в духе «Я бы помогла мужу уйти с миром».
– Простите, я не знаю, поскольку не могу решать за вас.
Оставляю её рядом с мужем, возвращаюсь в регистратуру в надежде, что Гранин продолжит начатое и, возможно, мы договоримся до чего-то более конкретного… Увы. Никита взял пациента.
Подходит Дина Хворова, отдаёт мне анализы той дамы с красивым именем Стелла, которая приехала из Пскова и жалуется на общее недомогание.
– Интересно, – произношу вслух.
– Что именно? – спрашивает оказавшаяся рядом Великанова.
– Я диагностировала у пациентки довольно редкое заболевание – гипотиреоз. Вот, посмотри: уровень тироидов намного выше нормы. Помнишь, что это значит?
– Расстройство эндокринной системы, при котором щитовидная железа не вырабатывает достаточного количества гормонов, – рассказывает Ольга. – Это может вызвать ряд симптомов, таких как плохая переносимость холода, сильная усталость, мышечные боли…
– Верно, – прерываю её.
– Она обманщица и ипохондрик, вот кто она такая, – заявляет, услышав наш разговор, Лидия Туманова. – Но находка хорошая, – одобряет мой диагноз с улыбкой. – Рекомендую выписать её поскорее, пока она у себя ещё что-нибудь не обнаружила.
Думаю, что следует с коллегой согласиться, она человек опытный. Но не успеваю принять решение: подбегает Петя, трясёт за рукав:
– Тётя доктор! С папой что-то случилось!
Бегу вместе с ним в палату.
– Мама, что такое? – нервничает Ромка, глядя на отца.
– Сердце остановилось, – констатирую, глядя на кардиомонитор.
Зову Великанову, пробуем повторить всё, что делали прежде, но… через десять минут становится понятно: теперь Григорий уходит окончательно, его не вернуть.
– Что с папой? – тревожится Петя.
– Ваш отец настолько болен, что мы не можем помочь ему, – говорю ребятишкам.
– Почему? – спрашивает Ромка со слезами на глазах.
– Потому что он уже умер, сынок, – женщина берёт его за руку, но мальчик вырывается с криком:
– Нет! Нет! – тычет пальцем в сторону Ольги. – Она его спасла и сказала, что он поправится. Она же так сказала!
– Петя, мы пытались… – произносит Великанова охрипшим от волнения голосом.
Мальчик переводит взгляд на мать. Растирая слёзы по лицу рукавом, спрашивает её:
– Мама, почему ты позволяешь папе уйти?
У женщины проступают слёзы. С трудом она говорит:
– Сыночек, я прошу тебя…
– Вы должны помочь ему! – Петя смотрит то на Ольгу, то на меня.
Потом глядит на мать:
– Скажи им! Пусть они что-нибудь сделают!
– Иди сюда, – женщина пытается притянуть мальчика, тот снова вырывается.
– Зачем ты это делаешь?! – кричит на неё с обидой.
–Асистолия, – произносит медсестра.
Опускаю глаза. На кардиомониторе побежала ровная линия. Та самая, которую не хочет видеть ни один порядочный медик на этой планете.
– Почему?! – вскрикивает Петя и убегает из палаты. Ромка остаётся возле матери. Прижимается к ней, утыкается лицом в живот и беззвучно плачет. Женщина притягивает его к себе. В палате после того, как медсестра отключила ставший бесполезным прибор, воцаряется тишина.
Возвращаюсь в регистратуру. Дина Хворова, видя моё состояние, мнётся, когда хочет что-то сказать.
– Говори уже, – вздыхаю в её сторону.
– Вы просили сказать, когда будет что-то известно по поводу той девушки, Алины. Помните, из-за которой была дуэль?
– Да. Что с ней?
– Паралич от шеи.
«Ничего, – стараюсь себя приободрить. – Когда-нибудь этот день закончится. Не бывает же так, чтобы только плохие новости». Выхожу из регистратуры и вдруг вижу, как на кресле, что стоят вдоль стены коридора, сидит и спит молоденькая девушка. Та самая, присутствие которой мне показалось странным, когда привезли Григория. Что она тут делает вообще?
Аккуратно бужу и спрашиваю:
– Вы кто и что тут делаете?
– Простите, Эллина Родионовна, – отвечает незнакомка, зевая и закрывая рот ладонью. – Меня зовут Надежда Шварц, я студентка четвёртого курса медуниверситета. Меня отправили к вам на практику. Я пыталась с вами раньше поговорить, но вы были очень заняты. Зато со мной пообщалась старшая медсестра, она сказала…
– Как, ещё раз, ваша фамилия? Шварц?
– Верно, – смущается девушка.
– А вы, случайно, не имеете отношение к Роману Николаевичу Шварцу? Он работал у нас.
– Да, конечно. Он мой дядя. Родной брат моей мамы.
– Замечательно. При встрече передавайте Роману большой привет. А ещё знайте: если вы станете учиться и работать, как ваш дядя, то из вас получится отличный врач.
Надежда опускает глаза и краснеет. Мне это нравится. Значит, девушка скромная.
– Ну, рассказывайте, как вас приняли пациенты?
– Я здесь уже почти десять часов. Меня игнорировали, на меня орали, меня называли крошкой, деткой, дважды дрянью. От меня плохо пахнет, и ещё я жутко проголодалась, поскольку старшая медсестра нагрузила работой, так что некогда было даже в столовую сходить, – перечисляет Надежда свои «достижения». – Но я не уйду, пока не получу то, зачем сюда пришла, – последнее заявление звучит довольно убедительно.
– А зачем вы сюда пришли? – уточняю.
– За знаниями и опытом, – отвечает студентка.
– Хорошо. Пошли.
Беру девушку с собой и устраиваю персональную экскурсию по отделению. Вероятно, кое-что из того, как мы работаем, она уже знает. Но лучше сделаю комплексный обзор, чем у студентки сохранятся отрывочные сведения.
Пока идём, из палаты вдруг выходит мужчина. На нём спортивный костюм. Голова перебинтована. В левой руке он держит мочеприёмник, правой почему-то периодически осеняет себя крестным знамением. Мы с Надеждой в недоумении останавливаемся.
– Граждане пациенты и медицинские работники! Подайте, Христа ради, бывшему депутату Законодательного собрания Санкт-Петербурга! – он движется медленно и суёт «утку» каждому, кого встречает на пути. Врачи и медсёстры обходят стороной, спеша по своим делам. Пациенты испуганно шарахаются. Точнее, не все. Какая-то сердобольная бабушка бросает в горловину несколько монет. Идти гражданину становится веселее: мелочь бренчит в пластиковой баклажке.
– Граждане! Подайте, Христом-Богом прошу! – и снова крестится.
Преодолев шок, – такого мне раньше здесь видеть не доводилось, – подхожу к просящему подаяние. Представляюсь и спрашиваю:
– Как вас зовут?
– Моя фамилия Баньковский, Витольд Иосифович! – с гордостью сообщает он, кивнув головой.
– Кто ваш лечащий врач?
– Господин Лебедев. Только я его уже давно не видел.
– Так. Стойте. Надя, проследите, чтобы больной вернулся в палату, – говорю студентке.
– Пойдёмте, пожалуйста, здесь нельзя…
– Но я нищ, бос и наг, разве вы не видите? Мне нужны средства на пропитание…
Надежда достаёт из кармана 100 рублей, суёт в «утку».
– Вот, возьмите.
Баньковский начинает улыбаться и с готовностью соглашается вернуться. Я же вызываю Лебедева. Когда тот является, утирая рот платочком, – от него буквально разит колбасой, словно от кота, – набрасываюсь на него с обвинением в том, что забросил пациента.
– А я его не забросил, – вальяжно отвечает Валерий, глядя на меня масляными глазами. – Я вызвал к нему психиатра. Вы же видите, гражданин ку-ку, – и крутит пальцем у виска.
– Я объявляю вам замечание, – цежу сквозь зубы. – Если вы не перестанете манкировать своими обязанностями, уволю к чёртовой матери по статье.
Лебедев достаёт зубочистку, ковыряет во рту. Чмокает губами. Произносит надменно: «Ну-ну», уходит. Ко мне приближается Надя.
– А он что, правда бывший депутат? – спрашивает, кивая в сторону, где остался Баньковский.
Пожимаю плечами.
Нас вызывают. Привезли женщину с жалобами на сердце. Зовут Алла Петровна, 54 года.
– Вдохните поглубже, – прослушиваю её вскоре. – Хорошо. Ещё раз.
– Нашла что-нибудь? – ко мне с Надей (я решила, пусть пока побудет моим «хвостиком») присоединяется Данила Береговой.
– Боль в груди при пальпации, – отвечаю ему. – У неё диспноэ при физической нагрузке.
– Что?! – поражается пациентка, услышав незнакомый термин.
– Одышка, – подсказывает Надя.
– Застойная сердечная недостаточность? – уточняет Данила.
– Лёгкие сухие. Вероятно, симптоматическая ишемия.
– Т-волны в латеральных ответвлениях, – задумчиво произносит коллега, глядя на ЭКГ.
– Да, нужна консультация кардиолога.
– Мне кажется, ты торопишься. Надо прежде изучить её карту. Проверить уровень энзимов и взглянуть на данные предыдущих ЭКГ.
– А если изменения существенные?
– Вызывай кардиолога, – соглашается Данила и уходит.
– Будете делать анализы? – подозрительно интересуется Алла Петровна.
– Да.
Она устало вздыхает. Инстинктивно делаю то же самое, поскольку всякий звонок в кардиологию – это своего рода игра в русскую рулетку. Можно получить пулю в лоб. Вежновца.
Что бывает, если помянуть нечистого к ночи? Верно: является. Иван Валерьевич, стоило затребовать консультацию кардиолога, появился минут через пять. Быстро пробежал глазами карту пациентки и давай её расспрашивать:
– Как давно вы ели мясо?
– Я теперь вегетарианка.
– Ладно, – главврач хмыкает, отводит меня в сторону и заявляет: – Элли, вы теряете квалификацию. Не ожидал.
– Поясните.
– У дамы остеохондроз, а вы вызываете кардиолога!
– Мне кажется, это стенокардия.
– Единственное упражнение, которое делает та дамочка, – это поднятие ложки от тарелки. Сделайте ей укол обезболивающего и отправьте домой.
– Разве усиливающаяся одышка не в счёт?
– Когда вы станете главврачом, – заявляет Вежновец напыщенно, – тогда и будете ставить правильные диагнозы.
– Вы не хотите понаблюдать её в кардиологии?
– Вы пригласили меня в качестве консультанта, но отказываетесь принимать мой совет, так? – прищуривается Иван Валерьевич. – У той дамы десять раз неоправданно подозревали инфаркт. И каждый раз у неё была аналогичная кардиограмма. Проверьте её карту.
– Проверила.
– Я уже наблюдал Аллу Петровну. Странно, что вы это упустили, – бросает Вежновец и уходит.
Пока он шагает по коридору, Надя тихонько спрашивает:
– Кто этот вредный тип?
– Наш главврач, – отвечаю со вздохом.