О Раиле Гумеровиче Кузееве я услышал в годы учебы в университете. Правда, тогда я историей Башкирии почти не интересовался, да и имя Р. Г. Кузеева в стенах нашего исторического факультета практически не звучало: ведущим специалистом по ранней истории башкир в университете считался Н. А. Мажитов, у которого я писал курсовые и дипломную работы. Помню, когда я по наивности спросил у него, почему, когда речь идет об уральском средневековье, всегда цитируют только Кузеева, Мажитов с некоторой, как мне показалось, завистью сказал, что, мол, он, Кузеев, «у них» (у кого?) «считается классиком».
Лично с Раилем Гумеровичем я познакомился в 1990 г., когда твердо решил пойти по научной стезе. Сразу после окончания университета я пришел к Раилю Гумеровичу проситься на работу. К тому времени я уже знал, что Р. Г. Кузеев — это что-то такое большое и великое в науке. Он принял меня в своем кабинете на улице Аксакова, где тогда располагался возглавляемый им Сектор народов Южного Урала с Музеем археологии и этнографии, пролистал мою дипломную работу, которая была на стыке археологии и этнографии, но интереса ко мне тогда не проявил. И пришлось мне два года отработать в уфимской школе, а затем в одном из местных музеев. В это время я начал публиковать собранный в студенческие годы материал, и его мне хватило примерно на три года — именно столько времени выходили мои первые научно-популярные и очень наивные статьи в республиканских газетах и журналах.
Вторая встреча с Кузеевым состоялась у меня в 1992 г. Он назначил мне встречу и сумел договориться о дополнительном месте для меня в аспирантуру. Так я оказался учеником Раиля Гумеровича и попал в возглавляемый им коллектив.
Мой научный руководитель предложил мне тему диссертационного исследования о русском горнозаводском населении Южного Урала. В те годы Кузеев старался давать своим ученикам темы работ, которые должны были покрыть хотя бы часть проживающих в регионе этнических и этнографических групп населения. Он собирал вокруг себя единомышленников, которые должны были стать специалистами по тому или иному, как говорили раньше, этносу (сейчас принято писать об «этничности»).
Р. Г. Кузеев пришел к пониманию необходимости изучения этнической мозаики территории во всем ее многообразии не сразу. Не буду повторять известные этапы его научной биографии. Скажу лишь, что начинал он как специалист по традиционной этнографии, точнее, этнической истории башкирского народа. Его кандидатская диссертация «Родо-племенной состав башкир в XVIII веке» (1954) еще не углублялась в древность, но, видимо, в процессе работы над ней он пришел к выводу о необходимости погрузиться в очень далекие времена.
Надо сказать, что веками ученые не могли понять, откуда взялись башкиры. Начиная с П. И. Рычкова (XVIII в.) было сделано немало довольно серьезных попыток раскрыть эту тайну, но все они были не убедительны. Даже выдающийся российский этнограф и археолог С. И. Руденко, выпустивший в начале XX в. двухтомный труд о башкирах поистине энциклопедического характера, значительного прорыва в этой области сделать не смог.
Первым подходом Кузеева к проникновению в глубины башкирского этногенеза стал соответствующий раздел в первом томе «Очерков по истории Башкирской АССР» (1956). Он еще немного поверхностен, в нем мало что нового, пока еще отсутствуют новые источники, но эти страницы уже свидетельствовали, что в науку пришел неординарный человек, что молодой автор вцепился в проблему всерьез и явно ее уже не выпустит, пока не решит.
В 1960 г. Кузеев выпускает прорывной источник — сборник «Башкирские шежере». Он уже тогда понимал, что на фоне острого дефицита иных материалов (фольклорных, лингвистических, археологических и т. д.), необходимых для воссоздания картины этногенеза башкир, это первостепенный материал. Книга содержала вступительную статью и комментарии составителя, в которых уже прослеживались первые контуры его будущей теории.
В 1950 — 1980-е гг. Р. Г. Кузеев много ездит по Башкирии, собирая этнографический материал по самому широкому кругу вопросов. Судя по недавно опубликованным его полевым дневникам, он был прекрасным знатоком материальной культуры, но не она стала в центре внимания ученого в последующие годы. Видимо, уже тогда, после близкого знакомства с башкирской культурой, у него стали появляться первые мысли о том, что ее разнообразие, в котором просматриваются элементы многих культур Евразии, — явно неспроста. И Кузеев начал медленно, но упорно распутывать этот таинственный клубок. Публикация шежере, наблюдения над архаичными чертами народного быта, интенсивное освоение литературы не только по башкирам, но и по многим тюркским и финно-угорским народам постепенно стали приближать Кузеева к основной цели — раскрыть тайну происхождения башкирского народа.
Серия его публикаций 1960-х гг. привела к написанию докторской диссертации, позднее, в 1974 г., вышедшей отдельной книгой. Монография «Происхождение башкирского народа» была не привычной региональной публикацией. Она свидетельствовала, что среди этнографов и историков республики появился исследователь всесоюзного масштаба. Действительно, объем задействованного Кузеевым материала, строгость и аргументированность его выводов производили неизгладимое впечатление на гуманитариев. Прошло уже полвека, появилось множество новых источников, а ничего подобного этой работе предложено пока не было. Да этого и не будет: радикально новые материалы уже не появятся, возможна только несущественная корректировка выводов Кузеева.
Я думаю, что исследователи откажутся от гипотезы Раиля Гумеровича о Бугульминско-Белебеевской возвышенности как месте, где проходило формирование башкирского народа — там, согласно исследованиям археологов и географов, нет условий для проживания кочевого населения. Кузеев, как мне кажется, это понимал не хуже других, но перед ним тогдашней республиканской правящей элитой, происходившей как раз с тех мест, была поставлена задача доказать именно «башкирскость» данной территории. Спорным выглядит также один из заключительных выводов ученого, что, мол, к моменту присоединения к России башкиры сложились в народ. Понятно, что это было требование «верхов», и в своих позднейших публикациях Кузеев стал проводить идею о длительности и непрерывности этнических процессов. Часто бывая в научных командировках за рубежом, Раиль Гумерович, конечно, знал о тенденциях в гуманитарных науках, изучающих этничность. Знал, но никогда об этом публично не говорил, и в его работах мы не найдем соответствующих ссылок на труды западных авторов — в Советском Союзе тогда господствовали теории академика Ю. В. Бромлея, за всем, что касалось национальных проблем, внимательно следили партийные органы. Возможно, более внимательно будущие исследователи-конструктивисты отнесутся к роли финно-угров в этногенезе башкир и не будут жестко придерживаться принципа «один язык — одна культура».
Говоря о книге «Происхождение башкирского народа», хотелось бы отметить один момент, на который до сих пор не обращали внимание. Она писалась в годы, когда в отечественной науке царил автохтонизм. Как известно, в свое время в языкознании его продвигал академик Н. Я. Марр. Современные исследователи истории советской науки об этногенезе почему-то проходят мимо того, что идеи Марра тогда внедрились и в нелингвистические дисциплины — все в ту же археологию и этнографию. Я бы еще отметил влияние на гуманитариев идей Т. Д. Лысенко — в них ведь тоже в какой-то мере присутствует автохтонизм. Так, выступая в 1951 г. в Московском обществе испытателей природы, Т. Д. Лысенко доказывал потерявшим от всего этого ужаса дар речи ведущим советским естественникам классической школы, что белые медведи могут превратиться в бурых и наоборот, кукушка — в дрозда, рожь — в пшеницу, а затем в ячмень, ель — в сосну. Сравним у Н. Я. Марра: русские произошли от этрусков, русский язык — ближе к грузинскому, немецкий — этап развития сванского. Но если после низвержения Н. Я. Марра и Т. Д. Лысенко их бредовые постулаты ушли в прошлое, соответственно, в языкознании и биологии, то в археологии и этнографии они никуда не исчезли, приняв более адекватную форму.
«Национализм» этих наук, довольно ярко проявляющийся в нашей стране, стал одной из причин того, что народы, точнее их элиты, не могут согласиться с тем, что они пришлые на территории, которую в настоящее время занимают, что они, по большому счету, «чужаки» здесь, что до них тут уже кто-то жил, причем эти «предшественники», может быть, все еще находятся по соседству. И поэтому большинство работ этногенетического характера, выходивших в стране (причем не только в национальных республиках) в советское время, были в той или иной степени автохтонистскими.
Сегодня нам трудно понять, какое мужество потребовалось в тех условиях Кузееву, чтобы пойти против этого течения, выбиться из общесоюзного мейнстрима, отвергнуть идеологические претензии этнической элиты и создать миграционистскую теорию происхождения башкир, если ее даже не мог принять С. И. Руденко, искавший корни этого народа здесь же, на Южном Урале.
__________
Из книги: Кузеев Раиль Гумерович: ученый, творец, гражданин: сборник статей / сост. и отв. ред. И. Г. Петров. 2-е изд., доп. Уфа: ООО ПМ «Книга-принт», 2024. С. 172 — 176)
Окончание следует…
Автор: Игорь КУЧУМОВ
Издание «Истоки» приглашает Вас на наш сайт, где есть много интересных и разнообразных публикаций!
