Глава 48
Туманова замечает меня, переводит взгляд, и её собеседник делает то же самое. Рот приоткрываю от удивления. Ираклий Аристархович Пшеничный?! Но как такое может быть? Лидия Борисовна не похожа на фею-крёстную, а бродяга явно не похож на Золушку, которая по мановению волшебной палочки из замарашки превратилась в красавицу! Чтоб это произошло, нужны явно немалые средства, и едва ли они отыщутся у скромной работницы бюджетного учреждения.
– Эллина Родионовна, – краснея и опуская глаза, говорит Лидия Борисовна, – как там… Матильда Яновна?
– Состояние тяжёлое, но стабильное, – отвечаю, не сводя взгляда с её собеседника. Он же глядит на меня, и это больше не глаза побитой собаки, не ожидающей ничего хорошего от своей проклятой судьбы. Передо мной уверенный в себе мужчина около 50 лет, знающий, чего хочет от жизни. Вернее, – кого, поскольку искорки в его взгляде зажигаются при виде Тумановой.
– Здравствуйте, – уважительным тоном произносит Ираклий Аристархович.
– Доброе утро. Я, пожалуй, не буду вам мешать, – говорю им, поскольку Пшеничный явно не собирается мне ничего объяснять, а сама уж точно не буду спрашивать из чувства такта. Вон как коллега смутилась.
– Элли! – по пути в кабинет меня окликает Никита. Подходит, берёт руку, нежно целует. – Я так страшно по тебе соскучился!
– Настолько сильно, что даже не позвонил и не написал за всё время ни разу. Ничего удивительного, впрочем, – ворчу, хотя прикосновение его губ отозвалось во мне крошечными электрическими разрядами.
– Я и раньше так делал? – хмурится Гранин, отпуская меня.
– Точно.
– Прости. Я слишком увлёкся… – он прерывает себя, явно не желая говорить, где был и чем занимался. Хоть мне и так понятно. Или, может, у него новая дама сердца?
– Как её зовут? – спрашиваю с сарказмом.
– Кого? – удивляется Гранин.
– Ту, кем ты увлёкся.
Никита смущённо улыбается.
– Ты неправильно меня поняла, я сына искал, – признаётся наконец.
Вздыхаю. Говорила же ему этого не делать. Но, видимо, такая Гранинская порода – если втемяшит себе что в голову, то ничем оттуда не вышибешь.
– Как успехи? – спрашиваю, делая вид, что не очень интересно. На самом деле это не так. Ведь если Никита найдёт сына, он наверняка станет требовать его обратно. Правда, есть письменный отказ. Но мало ли, какие лазейки сможет найти Гранин в законодательстве? К тому же у него есть собственный адвокат. Если он его помнит, конечно.
– В процессе. Как ты пережила это всё? Как Олюшка?
– Мне было непросто, а дочка в счастливом возрасте, – отвечаю и не могу скрыть улыбку, говоря о своей маленькой радости. – Ездили к дедушке и бабушке, потом к Диме.
– Диме? – переспрашивает Гранин.
– Да, это мой родной старший брат. Ах, ну да, ты же…
– Ничего. Память ко мне понемногу возвращается, – отвечает Никита, но не вдаётся в подробности. – Что ж, приятно было тебя увидеть. Поспешу на смену.
Отпускаю Гранина. Смотрю ему в спину с грустью. Вот не уверена я, что хочу возвращения его памяти. Вдруг он станет таким, как прежде? Тогда наши отношения напоминали американские горки. То медленно вверх, то резко вниз и полное ощущение грядущей катастрофы. Я не хочу повторения подобного. Чем старше становишься, тем тяжелее переживать подобные эмоциональные «качели». Хочется спокойствия и стабильности. «Старею, что ли?» – думаю, открывая дверь кабинета.
Стоит зайти внутрь, раздаётся стук. Вздыхаю. Как в той песне: «Ни минуты покоя, вот что это такое».
– Войдите.
В помещение заходит человек, о котором я уже и думать забыла. Лейтенант Вячеслав Румянцев.
– Доброе утро, Элли, – здоровается со мной, подхода и, следуя моему жесту, присаживаясь к приставному столику.
– Привет. Судя по твоему лицу, не слишком-то оно доброе, – замечаю, видя, как у офицера напряжены мышцы.
– Ты, как всегда, очень проницательна. Да, меня послал товарищ генерал, чтобы сообщить: за тобой снова будет установлено негласное наблюдение. Мы его снимали после того, как прокурор Пулькин поехал на десять лет в колонию строгого режима…
– Надо же, – удивляюсь, перебивая гостя.
– Да, именно так. Нам удалось собрать на него достаточно компромата. Увы, недостаточно для того, чтобы ему дали пожизненное. Прокурор подключил все свои связи, какие только возможно. Но и десять лет, сама понимаешь, не сахар.
– Надеюсь, он через пару лет не выйдет по условно-досрочному освобождению, – замечаю хмуро.
Вячеслав только пожимает плечами. Понимаю: не в его компетенции обсуждать такие вещи.
– Прости, я тебя перебила.
– Ничего. Так вот, прокурор отъехал на зону, но напоследок сделал большую пакость. Она имеет к тебе прямое отношение.
– Какое?
– Благодаря его подлости сбежала Майя Церр.
– Как?! – вырывается у меня. Видимо, я так сильно испугалась, что лейтенант начал воду наливать, тревожно глядя в мою сторону. Но сама подхожу, беру стакан и полностью его выпиваю. Возвращаюсь на своё место. – Как это могло случиться?!
– Обстоятельства мы выясняем. Но уже известно: помог кто-то из администрации колонии, где она сидела. Не исключено, что Майя постарается тебя найти и отомстить за всё, что с ней случилось за последние годы.
– Боже мой… – произношу ошеломлённо, вспоминая слова Изабеллы Арнольдовны о том, что она позвонит вору в законе Мартыну, чтобы тот раз и навсегда разобрался с Майей. Неужели забыла? Но говорить об этом лейтенанту, конечно же, не могу.
– Элли, ты главное не волнуйся. Твоя дочь под охраной, ты тоже. С вами обеими ничего не случится, – уверяет меня Вячеслав. Внутри теплится вера в его слова. Правда, слабая очень. Как бы ни старались контрразведчики, мы снова с Олюшкой в смертельной опасности. Ведь чёрт её знает, эту хитрую гадину Майю, на какие подлости она ещё способна! Тем более теперь, когда у неё было очень много времени, чтобы придумать тысячу и один вариант жестокой мести.
Мне страшно, и хотя не стараюсь подавать вида, Вячеслав сам прекрасно замечает. Видимо, их учат распознавать психофизическое состояние человека.
– Что ж, – лейтенант встаёт. – Мой номер у тебя есть. При любой опасности сразу звони, – говорит Слава, поднимаясь. И прости, что так получилось.
– Вины ФСБ в этом нет, – отвечаю, стараясь улыбнуться.
– Верно, и всё же. Испанский стыд, – качает головой лейтенант. – Кто-то напакостил, а у меня ощущение, что я виноват. Но ничего! – он гордо вскидывает голову. – Разберёмся! До связи!
– Пока.
Остаюсь одна и думаю, что делать дальше. Вызывать к себе Гранина и всё рассказать? Но ничего, кроме тревоги за себя и Олюшку, я в его сердце не пробужу. Не станет же он ходить рядом со мной и охранять. Вот работать нормально точно не сможет. Вот кому действительно надо позвонить и пообщаться конкретно, так это Изабелле Арнольдовне. Почему она не выполнила своё обещание?!
Но тут же прерываю такие мысли. Я не просила её об этом. Народная артистка СССР вызвалась сама. Поэтому сейчас тревожить пожилого человека за то, что она чего-то не сделала, было бы неуважительно с моей стороны. Сколько добра она мне сделала! Нет-нет, тревожить её не стану.
Возвращаюсь к работе. В регистратуре получаю карточку. Медсестра поясняет, что гражданин жалуется на боль в животе.
– А ещё он какой-то странный, – слышу знакомый голос.
Поворачиваюсь. Оля Великанова! Раскрываю объятия и прижимаю её радостно к себе.
– Ты вернулась!
– Да, Эллина Родионовна, здравствуйте. Я очень счастлива оказаться снова здесь, – широко улыбается ординатор.
– Папа ругаться не будет? – спрашиваю шутливо. С того момента, как Ольга перестала у нас работать, прошло несколько месяцев. Её отец настоял на переводе девушки в другую, частную клинику. Правда, она сама хорохорилась, что сбежала от его воли, но всё-таки пришлось пойти на компромисс. Жизнь в Питере – вещь дорогая, особенно если ты всего лишь ординатор и не хочешь сидеть на шее папаши-миллиардера.
– Пусть ругается, я взрослая девочка, – смеётся Великанова. Судя по всему, семейные отношения наладились.
– Неужели в нашем хаосе тебе нравится? А как же частная клиника? – спрашиваю.
– Там ужасно скучно и пафосно, – морщится Ольга.
Про то, что пытался с ней сделать мажор Пулькин, напоминать не решаюсь. Да и зачем? Кирилл давно уже гниёт в могиле, получив справедливое наказание от высших сил.
– Так что странного в пациенте? – возвращаюсь к прежней теме.
– Сейчас сами всё услышите, – загадочно произносит Великанова, немного хмурясь. – Он проглотил горсть сердечного препарата.
– Того, который используют при изготовлении взрывчатых веществ? – догадываюсь я.
Ольга кивает.
– Медленно! Уберите руки! – возмущается молодой парень лет 25-ти, когда медсестра пытается ему помочь лечь на койку. – Я могу взорваться!
– При пальпации боль в верхнем правом отделе, – сообщает Великанова.
Когда парень укладывается, то говорит предостерегающе:
– Я – человек-бомба! Могу рвануть в любую минуту!
Начинаю его пальпировать.
– Возможно, гипотензия, – озвучиваю своё предположение.
– Вы боитесь? – спрашивает пациент. – Бойтесь!
– Нет, – отвечаю ему и даю назначение медсестре. Пациент смотрит на меня изумлённо. Ждал, видимо, что объявляю эвакуацию, вызову сапёров и спецназ, а я просто ухожу. Возвращаюсь с Ольгой в регистратуру, но тут же нам приходится снова начать тесно работать вместе. «Скорая» привозит девушку. Получила огнестрельное ранение во время охоты. Поехала туда с молодым человеком, и что-то пошло не так. С этим полиции разбираться, а нам – с ней.
– Он сказал, они не будут стрелять по животным, – говорит бледная напуганная девушка, лежащая на каталке.
– Рана в шее. Давление 100 на 76, пульс 100, – добавляет фельдшер.
– Сквозная?
– Отверстие одно. Воздух не выходит.
– Возможно, задет позвоночник, – делаю предположение.
– Где Гоша? – спрашивает девушка. – Он мой жених.
– Как вас зовут? – задаю ей вопрос.
– Алина.
– Алина, потерпи. Мы найдём Гошу. Готовьте боковой рентген шеи, – говорю медсестре. – Где ещё болит? – снова обращаюсь к девушке.
– В него стреляли! Боже мой, пусть он будет цел! – истерично говорит Алина.
– Мы найдём его, но ты должна помочь нам. У тебя ещё где-то болит?
– Не знаю, – навзрыд отвечает пострадавшая. – Я не чувствую.
– Ноги?
– Нет, я их не чувствую!
– Нет движения ниже пупка, – замечает Ольга.
– Почему это со мной? – спрашивает Алина.
– Возможно, ты ушибла позвоночник.
– Мне нужен Гоша. Привезите его, пожалуйста! – умоляет пациентка.
– Входная рана слева. С большой гематомой, – замечаю, когда снимаем с девушки шейный корсет. Кровь за ухом.
– Карман Моррисона сухой, – слушаю Ольгу. – Ободочный канал не нарушен. Мочевой пузырь… – она делает УЗИ.
– Делаем снимок… – предупреждает медсестра.
– Стойте! – быстро говорит Великанова.
Замираем.
– Она беременна.
– Что?! – поражается Алина.
– Около одиннадцати недель, – сообщает ординатор, для уверенности показывая мне на монитор УЗИ. – Ритм сердца плода 140, ребёнок цел и здоров.
– Мне нужен Гоша… – перепуганным голосом произносит Алина.
В палату входит Гранин. Оставляю пациентку вместе с ним и Великановой, иду на громкий мужской крик:
– Больно! Моя рука! Сделайте что-нибудь! – это доносится из соседней смотровой.
Там Пётр Андреевич Звягинцев пытается удержать молодого парня, у которого правая рука залита кровью. Он мечется на столе, скрипя зубами.
– Гоша, успокойся, – говорит ему коллега, и я сразу понимаю, что передо мной тот самый неудачный охотник.
– Дышит хорошо. Кровь на общий анализ, снимок груди и таза, – быстро произносит Звягинцев. – Сквозная через правый трицепс. Тебе повезло.
– Да уж конечно! – недоверчиво шипит Гоша сквозь зубы.
– Перелома и деформации нет. Вы что, будете палить во всё, что в природе есть, пока ничего не останется? – спрашивает коллега, и я понимаю: Пётр Андреевич категорический противник охоты.
– Охота – естественная склонность каждого мужчины! – замечает Гоша.
– Ну да, только стрелять бы научились сначала, – произносит стоящий у двери сержант полиции. Его вызвали, поскольку речь идёт об огнестрельных ранах.
– В Алину попали?! – поражается Гоша.
– В шею, – отвечаю ему. – Рана серьёзная.
Внезапно парень пытается вскочить. Мы со Звягинцевым повисаем на нём, удерживая.
– Ты куда собрался? – изумляется коллега.
– Отпустите меня!
– Успокойся!
– Я убью этого гада! – рычит Гоша, продолжая попытки высвободиться.
Кажется, охота была лишь предлогом для решения серьёзной проблемы.
Постепенно раненый успокаивается, возвращаюсь к Алине.
– Ещё раз гемограмму и укол от столбняка, – говорит Гранин. – Пусть анестезиолог звонит, если будут вопросы.
Они с Великановой и медсестрой вывозят девушку на каталке.
– Ей нужна операция. Нейрохирургическая, – поясняет Никита.
– Не дайте мне умереть, – сквозь слёзы говорит девушка.
– Мы сделаем всё возможное, – отвечает ей Гранин.
– Что же случилось на этой охоте? – задаюсь вопросом.
– Дуэль, – отвечает вдруг Никита.
Гляжу на него удивлённо.
– То есть?
– В прямом смысле. Алина рассказала. Она встречалась с двумя парнями. Один Гоша, второй Владлен. Узнали о существовании друг друга. Девушка предложила им в шутку дуэль. Они восприняли это серьёзно. Достали где-то охотничья ружья. Выстрелили одновременно. Гоша нажал оба спусковых крючка, успел смертельно ранить противника. Тот сделал один выстрел в противника, но потом, теряя сознание, совершил роковую ошибку и попал в Алину. Такая вот история.
Поверить не могу, что подобное могло случиться. Где головы у этих людей?