Ярослав пробудился с первыми лучами солнца. Ингигерда спала рядом, разметав по подушке светлые волосы. В рассветных сумерках она казалась совсем юной, а не взрослой женщиной, родившей ему много детей. Они так и не поговорили накануне. Войдя в его светлицу, жена шагнула к Ярославу в тусклом свете свечей. Глаза ее смотрели на пристально, проникали в душу. Он ощутил ее руки на своих плечах и невольно потянулся к ней губами.
Странно, но о милой Аксинье он даже и не вспомнил той ночью. Подумал о ней только теперь, проснувшись. Невольно сделалось стыдно, а вот перед кем - перед женой или перед Аксиньей понять не мог. Выходило, что он всяко виноват, как ни крути!
Ингигерда шевельнулась, перекатилась с боку на бок, распахнула большие синие глаза.
-Отчего не звал меня в Киев раньше? - просила в упор Ярослава.
-Дела тяжкие, сама же знаешь!
-Негоже князю в дали от княгини!
Тон, которым говорила Ингигерда, всегда раздражал Ярослава. В ней была уверенность, которой сам Ярослав не имел, хоть и желал бы. Вот и последние ее слова прозвучали не ласково, по-женски, а по деловому, с сухой констатацией истины.
-Ты по что детей одних в Новгороде оставила? - спросил Ярослав, желая из допрашиваемого перейти в статус обвинителя.
-Не одни они, пригляд за ними знатный!- Ингигерда ответила небрежно, повела плечами, - А вот наследник и жена должны рядом быть, а ты о том и не подумал!
-Я в няньках не нуждаюсь! - огрызнулся Ярослав.
Явно назревала ссора, которую Ярослав желал бы избежать. День предстоял долгий, и начинать его с препирательств не хотелось. Потому он встал, накинул на плечи легкий тулупчик и пошел к двери.
-Дела ждут! - сказал Ингигерде не оглядываясь на нее, а потом в дверь, - Антип! Воды неси, чело умыть!
Едва Ингигерда вышла из светлицы Ярослава, как увидела Устю. На лице девушки читалось явное нетерпение поделиться с хозяйкой тем, что удалось выведать. Казалось еще немного, и Устя просто закроет себе рот ладонью, чтобы слова не вырвались сами собой. Княгиня прошла мимо нее, не выказав любопытства и Устя последовала за ней среди остальных женщин, встречавших свою хозяйку.
Ингигерда по пути на свою половину раздавала наказы, да о делах расспрашивала. Словно не после ночи с мужем возвращалась к себе, а после крепкого сна была полна деятельных сил.
- Княжич Владимир как ночь почивал на новом месте? Встал ли?
-Что по утру на стол князю поставят, чем потчевать будут?
-Платье ли для меня готово?
Пока дошли многочисленная ее свита поредела, усланная княгиней по различным поручениям. В светлицу впустила только Устю, велев остальным дожидаться снаружи.
-Ну говори уже, а то зенки скоро по полу покатятся! - разрешила она Усте.
Девушка начала свой рассказ торопливо, захлебываясь, но постепенно ее запал начал гаснуть. Княгиня не выказывала должного переполоха, который ожидала от нее Устя, уже заготовившая слова утешения и порицания непутевого мужа, будь то даже сам князь. "Не кручинься, княгиня, дело-то поправимое! С мужика что взять, у них порода такая! А с курвой той мы справимся!" - хотела обнадежить хозяйку Устя, а та и не думала кручиниться. На лице Ингигерды не было ни страдания, ни горя, ни злобы. Княгиня слушала свою холопку с ледяным спокойствием и Устя растерянно умолкла, не зная, как еще донести до княгини весь ужас положения.
-В терему, говоришь, поселил? - спокойно переспросила Ингигерда.
-В терему, в котором мать князя жила, горемычная... - сделала новую попытку накалить обстановку Устя.
-И хорошо, пускай там и остается! А ты, Устя, найди подальше от терема человека надежного, да не скупись, награду предложи щедрую. Пусть за Лыбеденским теремом следит, да обо всем, что там делается тебе докладывает!
Вдохновленная Устя унеслась выполнять поручение, а Ингигерда, задумалась. Ее спокойствие не было напускным, выказанным только силою воли. Увлечение мужа и впрямь не тронуло ее так, как должно бы. Ни единого огонечка не загорелось в сердце. Отплытие Олафа, который так ни разу и не коснулся ее, ранило сердце сильнее, чем предательство Ярослава, от которого она рожала детей едва ли ни каждый год. "Для чего же тогда велела следить за той девкой?" - спросила сама себя и тут же ответила: "Я гордая дочь своей родины ни никому не позволю себя обойти!" В сагах, которые на каждом пиру сказывали скальды, женщины ее страны были сплошь гордые красавицы. Никому, даже отцу и мужу, не позволяли они обходиться с собой не по справедливости. И сейчас в ней, в Ингигерде, играл та же жажда отмщения за свое унижение, а вовсе не желание вернуть сердце любимого...
Аксинья от досады искусала себе губы так, что в они покрылись тонкой коркой. Только что уехал батюшка, в очередной раз осыпав проклятиями непутевую дочь.
-Княгиня-то опять на сносях! Бабы уж по всему Киеву весть разнесли. А ведь всего две луны как прибыла! А ты!!! - он замахнулся дубинкой, которую использовал как трость, хоть в ней и не нуждался.
Аксинья вскрикнула, закрылась руками в ожидании удара, но здравый смысл возобладал над боярином. Он опустил руку и снова принялся поливать грязью дочь.
-Это мыслимо ли! Молодуха, с лица красна, а князь до княгини ходит! Ты же пустоцвет...
-Да откуда ж дитю взяться, кои князь ко мне и не касается?! - в отчаянии призналась Аксинья.
Из отца словно дух вышибло.
-Как это - не касается? - переспросил он, в надежде, что ослышался или не правильно понял дочь.
-Приедет, полюбуется и вон...- Аксинье оставалось только давить на жалость.
-Вон оно что! - голос боярина снова гулко пронесся по горнице, - Позор-то какой!
-Так в чем же позор, коли я не порченная? - заплакала Аксинья и взмолилась, - Забери меня домой батюшка, за Ивана выдай! Хоть в бедности, но с любым поживу!
-Это что же, нарочно ты князя отвадила, чтобы за Ваньку замуж?! - изумился отец, - А ведомо ли тебе, что он к Марьяне, что Митьки Волка дочь, посватался? Такую же голытьбу себе выбрал! Дура ты!
Он еще долго хаял дочь на чем свет стоит, а под конец произнес, словно выплюнул:
-Тебе, девка, теперь одна дорога! Или князя к себе привязать хоть дитем, хоть ворожбой, или вон по миру христарадничать! Домой я тебя не приму в и жены ты после князя никому не сгодишься! Теперь не докажешь, что не порченая!
И ушел, хлопнул дверью. Аксинья только теперь начала понимать, какую ошибку совершила, решив держать Ярослава подальше от себя.
Для Ярослава посещения Аксиньи стали отдушиной. Приезжал, глядел на нее, нежился словно под ласковым весенним солнышком, набирался сил душевных и снова возвращался к своим делам. А дел было много! Только глупец мог позавидовать доле княжеской. Киевляне, гордые тем, что наконец князь уделяет им должное внимание, желали, чтобы любой спор, любую давнюю тяжбу разрешал Ярослав самолично. Боярам, передававшим волю князя, не верили, устали от их многолетнего своеволия. Как бы не хотел Ярослав, а времени уделить каждому желающему не мог, хоть и старался. А ведь не только Киев был под его рукой. С огромных просторов Руси к князю денно и нощно поступали донесения, просьбы, сообщения о набегах и происках врагов. Прибывали послы со всех концов света, соглядатаи, купцы с новостями. Голова кругом шла в конце дня.
Ночи принадлежали жене, которая по приезду в Киев, каждый вечер являлась к мужу, расспрашивала обо всем, давала советы, делила с ним постель. Дни - делам. И лишь для Аксиньи оставались редкие, урванные с преступной скрытностью, жалкие минуты лицезрения, отказать себе в которых Ярослав не мог.
Во время тех кратких визитов Ярослав не замечал, да и не желал замечать, перемен в поведении предмета своего поклонения. Аксинья уже не тупила глаза в пол, не старалась держаться от него подальше. Наоборот, она льнула к нему и неохотно отступала, когда он говорил:
-Встань к свету, Аксиньюшка, дай полюбуюсь красой твоей!
Она отходила в сноп солнечного света пробивавшегося через оконца, выгибала спину, выпячивая вперед зрелую грудь, теребила кокетливо косу и каждый раз разочарованно и зло вздыхала, видя, как князь встает и уходит.
Аксинья чувствовала вокруг себя пустоту и, что естественно для молодой женщины, остро нуждалась в ком-то, кто мог бы скрасить ей горькие часы одиночества, кому могла бы излить душу. Такой друг вскорости нашелся. Им стала дочь старосты Лыбеди, Фотинья, которую отец пристроил в услужение к Аксинье, когда ту привезли на жительство в бывший терем княгини Гориславы. Фотинья выгодно отличалась от других обитавших при Аксиньи девок. Не участвовала в пересудах, так любимых другими, не смотрела на Аксинью с плохо скрываемым презреньем, как многие, старалась угодить. В душе Фотинья завидовала Аксинье. Это ж надо, полюбилась самому князю! Она всячески старалась быть ближе, но до поры ее попытки были безуспешными.
В один из дней, когда Ярослав в очередной раз навестил Аксинью и быстро отбыл, Фотинья увидела, что княжеская любимица не смогла сдержать слезы и быстро прошла в свою светлицу, она последовала за ней.
-Чего тебе! - зло спросила Аксинья, отворачивая голову, чтобы вошедшая не увидела ее слез.
-Не серчай! - сказала Фотинья, не добавив обычное "боярышня", -Помочь хочу!
-Чем ты мне помочь можешь? - удивилась Аксинья, все еще сердившаяся.
-Князя помогу в постель твою уложить!
Аксинья посмотрела на девушку с интересом. Не красавица, высокого роста, смотрит смело.
-И как же?
-Средство одно знаю! Надо только князя им напоить как другой раз приедет, да задержать подольше. А для того больной прикинуться...
-И откуда такие умения взяла?
Фотинья небрежно повела плечом:
-Люди знающие научили...
Аксинья хотела подробностей и Фотинья их выдавала охотно. Незаметно план обрел очертания, выполнение его увиделось не таким ж и сложным делом. А потом разговор перешел на иные темы. Аксинья, незаметно для себя, постепенно открывалась перед новой подругой и скоро Фотинья знала все сердечные тайны своей госпожи. Тем, что на сердце у самой Фотиньи Аксинья поинтересоваться не удосужилась, не интересно ей было. Главное, что теперь рядом с ней человек, на чье плечо она могла опереться, переложить часть своих горестей, кто поможет добиться цели.
Они часто удалялись подальше от остальных теремных девок, о чем-то шептались, вызывая недоуменье, чем могла Фотинья привлечь к себе гордячку Аксинью? А тем до пересуд и дела не было. Фотинья больше не хлопотала в тереме. Ее делом стало постоянно находиться при княжеской любимице, выполняя только ее поручения...
Поддержать автора:
Юмани карта: 2204120116170354
или