В терему княжеском сразу поняли - появилась настоящая хозяйка. Княгиня, о которой они до времени только слышали, и в основном не лестное, была властной, праздности не терпела и держала слуг в строгости. За всем теперь был пригляд, кончилось привычное разгильдяйство и авось. На кухню явилась без предупреждения и тут же погнала повариху, которая ставила на огонь немытый котел. За неопрятность девушек строго наказывала, слала в баню, где провинившуюся осматривали вплоть до исподнего, особо неряшливых отправляла в отчий дом. Горницы и светлицы теперь ежедневно мылись, спальное менялось раз в несколько дней. Прачки жаловались, что воды, по прихоти Ингигерды, в день изводится столько, что хватило бы всех ратников князя перемыть с конями в придачу. Постепенно привыкли, уже каждый сам зорко следил как бы нечаянно не появилось где пятнышко грязи, убирали справно, дабы гнев княгини не вызвать.
Сама Ингигерда, несмотря на то, что скоро снова оказалась на сносях, двигалась по терему быстрой, легкой походкой, не жалея себя как иные женщины, не имеющие нужды ежедневных трудов. Те, и прочее время-то проводили в праздности, больше за шитьем да с детишками, а как понимали, что под сердцем дитя поселилось, так и вовсе из дома носу не высовывали. Ингигерда другое дело. Высокая, крепкая, ни дать не взять деревенская баба, казалось была везде и сразу. В закромах, у постирух, в саду, в конюшне княжеской. Оттого слуги нигде не знали покоя, боясь что в момент отдыха, словно ниоткуда, возникнет фигура Ингигерды. Застав за безделием, она щурила глаза, сводила к переносице светлые брови и от одного только взгляда заходилась душа у провинившегося.
-Хоть бы уж князь обратно ее отослал! - шептались с опаской бабы, так, чтобы никто не мог услышать, - Аксинья-то хоть и нос задирала, а в дела не лезла!
-Мож и ушлет! Говорят в Лыбедь князь частенько наведывается!
Но их надежды не оправдались. Князь решил по другому. Однажды он позвал Ингигерду днем в сад, что случалось не часто.
-Долго я думал, и решил. За детьми послать надо! Негоже им без родителей в дали расти!
-Твоя правда князь! Сама истомилась по ним! - обрадовалась княгиня.
Такое предложение Ярослава означало, что она теперь прочно обоснуется в Киеве и можно не страшиться, что муж отправит ее восвояси под предлогом пригляда за детками.
-Только в Новгороде наместник нужен! Град сей большой, важный, народ гордый. Знаешь ведь, что отца моего, князя Владимира они к себе позвали на княжение? Не хотели над собой никого, в ком нет княжеской крови!
К такому повороту Ингигерда была не готова. Владимира хотела всегда при себе видеть. Если с Ярославом что-то случится, княжить ему и княгине хотелось иметь власть над сыном. А как из-под ее руки выйдет, так и волю ее знать не пожелает!
-Пущай Изяслав в Новгороде остается, а Владимир при тебе, опыта набирается!
-Нет! - отрезал Ярослав, - И для меня, и для отца моего, Новгород стал воспитателем! Старший сын будет там сидеть! Наставников знатных приставлю, спуску ему не дадут!
Ингигерда нахмурилась, но промолчала. Подливать масло в огонь не хотелось. Решено было, что Владимир в Новгород отправится, а оттуда снарядит меньших братьев и сестер в дорогу.
-Сын норвежца тоже пусть при Владимире будет! - объявил Ярослав. С той поры, как услышал сплетни о жене и Олафе, не называл того по имени.
Тем Ярослав добавил еще одну кубышку в копилку неприязни Ингигерды к мужу, которая с годами только росла и множилась, как ни старалась она побороть в себе это чувство.
Об Олафе доходили вести, мол вот-вот отвоюет свое право на трон. Не жалеет себя на этом поприще, первым в бой рвется. А меж тем сестрица ее в безопасности ожидает, когда сможет наконец соединиться с мужем. Ингигерда досадовала на такую несправедливость судьбы. Будь она женой Олафа, не оставила бы его, за ним следом в огонь и в воду пошла бы! Да что теперь говорить, стараниями отца живет с опостылевшим, стареющим Ярославом и воля ее простирается только на бабьи дела...
Устя передавала ей вести, что князь по прежнему у Аксиньи подолгу не задерживается, никаких плотских утех с ней не имеет. Соглядатай из местных, Лыбеденских, хоть и получал плату щедрую за пригляд, а обязанностью своей уже тяготился, о чем и Усте поведал. Однажды она решилась намекнуть о том княгине.
-Не пора ли пригляд снять? Уж сколько злата на него извели, а ничего путного-то о князе не выведали!
-А пригляд не за князем нужен! Каждый шаг этой девки знать мне надобно! Пусть и дальше глядит да слушает!
А потом пришла весть, что Ярослав всю ночь у Аксиньи провел...
В тот день Ярославу принесли весть, что Аксинья слегла, к себе его кличет. Бросив все дела, князь помчался на зов. Фотинья впервые провела его в чистую, светлую горницу, в которой Аксинья лежала на мягкой перине, накрытая до подбородка покрывалами да мехами. Она была бледной, а губы при этом ярко пылали, глаза лихорадочно блестели.
-Что с тобой, голуба моя? - взволнованно спросил Ярослав.
-Худо мне, - прошептала она, - Ты прости, князь, что тебя потревожила. Боялась, что не свидимся коли я...
Она не договорила. Ярослав вскочил, кликнул Фотинью.
-Лекарь был?
-Был, батюшка, сказал от тоски слегла наша ласточка! - всхлипнула притворно Фотинья.
Нежность затопила сердце князя. Вот оно, проснулось в Аксинье чувство к нему, стареющему и страдающему недугами разными, о которых кроме него никто и не догадывался! Он повернулся к девушке.
-Чем помочь тебе, голуба! Проси - все сделаю!
-Ты побудь со мной немного!
Он взял ее за руку, к губам поднес.
-Сбитню принесу сейчас! - сказала Фотинья, - Может с тобой и она потрапезничает! Уж несколько дней маковой росинки в рот не брала!
-Неси, сам накормлю! - велел Ярослав.
Он уговаривал Аксинью съесть ложку каши, она неохотно открывала ротик, уступая его уговорам. Сам только сбитень прихлебывал, а потом, провалился в черную бездну...
Проснулся Ярослав среди ночи, не сразу понял где он. Рядом ощущалось тепло чьего-то тела.
-Где я? - во рту пересохло, язык с трудом ворочался, как после тяжкого похмелья.
-Я с тобой, княже! - раздался голос Аксиньи, - Али запамятовал?
Она поднялась, отдернула занавес в оконце, впуская внутрь лунный свет. В полутьме князь разглядел ее тонкую фигуру, в длинной сорочке.
-Как же я так уснул? - недоумевал Ярослав.
-Устал поди...
-А я...
Аксинья снова нырнула под одеяло, прижалась к нему.
-Ох и крепкие у тебя руки, князь! Сердце-то от счастья так и заходится!
Ему стало стыдно оттого, что не мог припомнить первую, такую долгожданную ночь любви с Аксиньей. Мелькнуло подозрение - уж не опоили ли его чем?! Но тут же от себя его отогнал. Усталость и тревога верно свое дело сделали. Он повернулся к Аксинье, приобнял, намереваясь повторить то, о чем не мог припомнить и понял, что не хочет. Нахмурился... Может самому надо лекарю показаться?
-Ты как? Не худо ли тебе? - спросил Аксинью.
-Полегчало мне, князь! Никогда так хорошо не было!
-Ну спи, сил набирайся! - сказал он.
Когда дыханье девушки стало ровным, Ярослав тихонько поднялся, нашел на лавке свою одежду, сложенную аккуратно, чему подивился, и вышел...
Аксинья слышала, как князь уходил. Нарочно притворилась спящей и лежала тихонечно, пока не услышала топот копыт, удаляющихся от терема. Только тогда встала, кликнула Фотинью.
-Получилось! - сказала та с порога.
-Как думаешь, не догадается ли он?
-Раз сразу ничего не заподозрил, значит и далее будет думать, что сам на такое дело решился!
-Да ведь только ведь ничего и не было! Знаешь как я боялась, что он повторить захочет и поймет, что естество мое девичье не тронуто!
-Это и меня волнует! Наверняка приедет снова, чтобы постель с тобой разделить! Может к бабке повивальной обратиться, пусть присоветует чего?
-Нет! - Аксинья задумчиво смотрела куда-то в стену, словно сквозь нее видела. - Позови ко мне тайно одного молодца, как найти его я тебе скажу...
-Да ты что!? Коли прознают, головы не сносить ни тебе, ни ему! Не ради того старались!
Но Аксинья уже решилась. Видно сама судьба знак ей дает, что первым у нее должен быть любый! А там хоть трава не расти, будь что будет!
Иван возвращался с поля вместе с отцом и братьями. За день натрудился так, что спину ломило. Такова была участь земледельцев, которым возделывать свои наделы приходилось самим. Как ни пахали, а добра, чтобы батраков, как иные нанять не могли. Много ртов приходилось кормить, но хоть не голодали! Бабы в их семье были дюже плодовитые. Что ни год, то новое чадо в колыбели попискивает. Да здоровенькие, почти все выжили. Братья старшие уже женились, остались в отчем доме и тоже плодились. Изба отца обрастала самодельными пристройками и, некогда добротная, становилась похожа на терема боярские размерами, да только не статью и прочностью. Летом Иван в избу предпочитал и не заходить, жил в маленькой конюшне, спал на сене. В избе-то крик, шум, гам! Голова кругом. Однако скоро и ему предстояло обзавестись семьей и детьми, хоть он искренне не понимал, почему родители так торопят со свадьбой. Ртов им что ли мало? Отец поучал, что без жены у мужика в голове только глупости, а когда есть о ком заботиться, то и к делу душа лежит. Так-то оно так, да то если своим домом жить! А ведь ему податься некуда. Пристроят для него с женой еще одну холупу, а до той поры будут в доме ютиться. Жену молодую в оборот матушка возьмет, а он, как и сейчас будет землю мотыжить, да сено косить. Зимой полегче, но опять не без дела. На зверя ходить, рыбу удить. Столько ртов одной репой не прокормишь!
В раздумьях он не заметил как отстал от своих, но догонять не торопился. Идут себе, лясы точат, словно все им по нраву! "Податься что ли в дружину княжескую!?"- подумал Иван. Эта мысль не впервые посещала его, и однажды он отцу о том сказал, да отец рассвирепел. Иван не знал почему, но отец ратников не любил, можно сказать презирал. Считал, что мечом махать только те могут, кто более ни на что не сгодился. А без отцовского согласия в дружину не возьмут.
Он вздрогнул, когда увидел прямо перед собой бабу, в черном балахоне. Плат на самые глаза надвинут и не разберешь сразу красива, аль страшна, молода или стара. Чем-то черным вымазана. Еще больше удивился, когда странница обратилась к нему:
-Не ты ли часом Иван?
-А тебе чего надобно? - спросил Иван грубо, но не от неприязни, как могло показаться, а от позорного страха вдруг навалившегося на него.
-Послание к тебе есть!
Совсем чудно стало. Кому он Иван нужен, чтобы послания ему слать? Что он боярин, али князь? Уж не морочит ли она ему голову?
-Помнишь Аксинью?
Иван встрепенулся. Как не помнить? Терем Аксиньиного отца недалече стоял и являл собой полную противоположность отцовским постройкам. Лошадей в конюшне не счесть, коров стадо целое и никто из его домочадцев тяжелой работой не занимается. Там для этого слуги имелись. Летом на полях Аксиньиного отца трудились бедняки за скудную похлебку да несколько мешков зерна к зиме. Сам боярин был в княжеский терем вхож, а теперь, когда Аксинью князь к себе взял и вовсе...
-Кличет она тебя к себе! - не дождавшись от Ивана ответа сказала женщина.
-Зачем?
-Там узнаешь! Через две ночи в Лыбедь поезжай. За церковью там кустарник есть - там и подожди. Тебя к ней проведут!
Баба развернулась, намереваясь уйти, но вдруг остановилась, снова к нему обратилась.
-Ты только упред в баню сходи, да рубаху с портами чистую одень!
И ушла.
Иван много передумал после той встречи. Может кто пошутить над ним вздумал? А может молодой наложнице князя какая помощь требуется и она про него вспомнила? Любопытство остро кололо грудь и было приятным. Иван понял, что именно этого сладкого и томительного ощущения не хватало ему в жизни. Сомнения в том, стоит ли ему выполнить указания странной женщины отпали. Не пойдет - не узнает, жалеть всю жизнь будет.
Отец удивился, что Иван вдруг решил баню с вечера истопить. Дни стояли жаркие, после работы мылись в лохани на улице. Баню лишний раз топить - дрова переводить! Баню топили перед праздниками, когда предстояло идти в церковь. Зимой еще если хворь кого одолеет! Однако Иван на своем настоял, да еще у матери выпросил рубаху свежую и порты праздничные.
-В этом что ли в конюшне спать будешь? - изумилась мать.
-На сходку ныне хочу! - придумал Иван.
Молодые парни порой собирались вечерами почесать языками, да девок пообсуждать. Правда при этом никто специально не обряжался, девок туда не звали. С девками только на Купалу вместе гуляли-веселились, да и то под приглядом, чтобы никакое лихо не сотворилось под покровом ночи. Обязательно с сторонке несколько взрослых баб да мужиков сидели, молодежь от греха блюли. В остальное время юноши и девушки собирались отдельно.
Мать поохала и смирилась. Все же сын не часто на сходки ходит. Скоро женится, так вовсе не пристало будет. Одежу чистую дала, взяв с сына обещание, что спать в том не завалится.
Как стемнело, шумный отчий дом затих. Иван вывел из стойла маленькую, коренастую лошадь. К седлу кони у них были не приучены. Их держали чтобы землю пахать, да в возок запрягать, когда на торг собирались. Только тут сообразил, что без седла нарядные его порты быстро запачкаются и покроются конским волосом, но времени уже не оставалось. Он сел на лошадь и направил ее в сторону Лыбеди, до которой благо было рукой подать...
Поддержать автора:
Юмани карта: 2204120116170354
или