Глава 58
Когда юноша Ваня Вежновец принимал решение поступать в медицинский вуз, он совершил большую ошибку. Ему следовало попробовать свои силы на актёрском поприще. Я давно это замечаю: в нашем главвраче давно умирает великий лицедей. Иначе чем объяснить, что у него такая богатая мимика?
Когда я вхожу, меня встречает лучезарная улыбка. В первые пару секунд на меня смотрит влюблёнными глазами романтично настроенный мужчина. Немного грустный из-за того, что ему пока не удалось проложить тропинку к моему сердцу. Но исполненный надежды, что когда-нибудь это обязательно случится. Может, вот прямо сейчас?
Но проходят эти несколько мгновений, и влюблённость сменяется тревогой. Я ведь не улыбаюсь ему в ответ, выгляжу вполне серьёзно. И вот уже Вежновец в смятении и волнении: «Как ждёт любовник молодой минуты верного свиданья». Только понять никак не может, что со мной случилось, оттого и тревожится.
Я прохожу в кабинет, встаю перед столом главврача, и вот уже предыдущая маска сдана в утиль за ненадобностью. На лице Ивана Валерьевича теперь другая личина. Та самая, полупрезрительная, которой он привык закрываться ото всех. Вероятно, чтобы скрыть своё мягкое нутро от жестокого мира. Но мне теперь недосуг психоанализом заниматься.
– Это вы устроили, чтобы Ольгу Великанову отчислили из медицинского университета, – говорю жёстко, и не вопросительно, а констатируя факт.
Вежновец осматривает меня с ног до головы, откидывается на спинку кресла и заявляет вальяжно, крутя в пальцах золотую ручку.
– Предположим, и что с того?
– Скажите, вам не страшно теперь? Может быть, забыли, кто её отец?
– Нисколько, – усмехается Иван Валерьевич одной половинкой своего идеально выбритого рта. – Но я, знаете ли, далеко не дурак, каким некоторые здесь предпочитают меня видеть. Навёл справки. Господин Галиакберов договорился с дочерью, что она сама будет расхлёбывать последствия своих поступков, равно как и пожинать лавры, если таковые появятся. Но увы. Похвалиться девочке нечем. Возможно, она и могла бы стать хорошим ординатором. Но, к сожалению для неё, не станет. Разве только сменит фамилию и имя и уедет куда-нибудь на Дальний Восток, чтобы поступить там. В любом случае, столичная медицина для неё навсегда закрыта, – свою речь Вежновец сопровождает игрой с ручкой. Она поблёскивает, словно скипетр.
– В таком случае…
– Подключите свою подругу, Народную артистку СССР? – усмехается главврач. – Что ж, я предусмотрел такой вариант. Но, знаете ли, думаю, Изабелла Арнольдовна встанет на мою сторону. Она ведь поборница справедливости, верно? А дать по лицу руководителю клиники только за то, что он замечание сделал, – это, знаете ли, ни в какие ворота. Так что даже если она поставит на уши комитет по здравоохранению, там всё равно будут на моей стороне.
Я некоторое время молчу, глядя в глаза Вежновца. Откуда в нём столько уверенности? Ведь знает же прекрасно, что совершил подлость! Ах, ну конечно. Видеозапись удалена.
– Ну, хорошо, у вас был шанс договориться, – иду к двери, прошу своих спутниц войти.
Когда они оказываются в кабинете, и дверь за нами закрывает Романова, Иван Валерьевич принимает четвёртый облик – теперь он встревожен не на шутку.
– В чём дело? – спрашивает строго. – Что они тут делают? Зачем?
– Старшая медсестра моего отделения – человек опытный и авторитетный, – говорю о Кате Скворцовой. – С её мнением считается не только средний, но и старший медперсонал. И не только в моём отделении, но и во всей клинике. Скажи, что ты видела.
Катя выходит вперёд и рассказывает о той гнусности, которую совершил Вежновец. Он, слушая, сначала хлопает глазами, раскрыв рот. Когда Скворцова замолкает, главврач некоторое время переваривает услышанное. Затем кладёт ручку на стол и шипит на мою коллегу:
– Уволю к чёртовой матери с волчьим билетом!
– Только за то, что она видела, как вы домогались ординатора? – спрашиваю строго.
– Я найду повод! – швыряет Вежновец мне в лицо. – И вы с ней, и эта ваша протеже Великанова, – все покатитесь отсюда к чёртовой матери! – он уже кричит, наливаясь алым цветом, словно спелый помидор на грядке.
Я не поддаюсь на эти вопли. Знаю: тот, кто кричит – тот и неправ. Правда же на нашей стороне. Вежновец прекрасно это знает, а его попытка надавить горлом… что ж, типичный приём наделённого властью человека.
– Попробуйте, найдите, – говорю ледяным тоном. Достаю из кармана диктофон. – Здесь все ваши угрозы записаны. Они – ещё одно доказательство того, что Великанова не обманывала, когда говорила, как вы к ней приставали.
В наступившей тишине слышно, как тикают большие напольные часы и скрипит главврач зубами, рискуя попортить свои шикарные виниры. Когда я пришла сюда работать, Иван Валерьевич ходил с неровными зубами, данными ему от природы. Но, заняв должность, разбогател и озаботился внешним видом. «Фанфарон», – думаю, гладя на него презрительно.
– Всё, что наговорила вам эта девица, – он показывает на Великанову, – подлая, низкая, грязная ложь.
– Если ложь, зачем вы приказали уничтожить видеозапись? – спрашиваю его.
– Чтобы она не всплыла у какого-нибудь блогера с издевательской надписью! – возмущается главврач. – Смотрите, мол, какая тряпка руководит клиникой имени Земского! Ему по мордасам настучали, а он только умылся в ответ!
Мы втроём молчим. Пусть дальше брызжет слюной и пар выпускает, наш любвеобильный Иван Валерьевич. Мне становится ещё неприятнее. А ведь там, на крыше, я практически поверила в искренность его чувства ко мне! В самом деле показалось, будто такой человек, как Вежновец, способен испытывать любовь к женщине, а не одно только вожделение! Боже, как же я в нём ошибалась!
– Давайте договоримся. Никто из нас не сделает ничего, чтобы эта история выплыла наружу. Старшая медсестра Скворцова будет молчать о том, что видела, равно как и ординатор Великанова. Но за это вы позвоните в медуниверситет и скажете своему приятелю-ректору, что произошло досадное недоразумение. Мол, девушку оговорили, вы поверили. Придумайте. Вы у нас человек с богатой фантазией, – делаю Вежновцу едкий двусмысленный комплимент. – И на этом инцидент будет исчерпан.
Иван Валерьевич, продолжая спеть на грядке помидором, понемногу успокаивается. Вижу, как двигает желваками на челюстях, но скрежета зубовного больше не слышно.
– Хорошо. Я сделаю это…
– Сегодня же, – прерываю его.
– Не забывайтесь, доктор Печерская! – Вежновец шлёпает ладонью по столу, заставляя свой «скипетр» подпрыгнуть.
– Простите, погорячилась, – делаю вид, что полна смирения.
– То-то же! – чуть менее громко произносит главврач. Молчит, жуя губы. Добавляет. – Хорошо, сегодня. Всё. Свободны! О принятых решениях узнаете позже.
– Благодарю вас, Иван Валерьевич, – произношу сухо и вывожу свою «банду» из кабинета. Романова снова смотрит на меня удивлённо. Ещё бы: самый любопытный и информированный в клинике человек, и вдруг остался на обочине происходящего! Но мы дали слово Вежновцу, потому Александра Фёдоровна если от кого и узнает, то это лишь от своего начальника. Если он сочтёт нужным ей сказать.
Возвращаемся в отделение. Отпускаю Катю. Веду Великанову к себе и говорю:
– Завтра выходишь на смену. Иди к администратору, пусть впишет тебя в график.
Ольга раскрывает рот, видимо чтобы наговорить мне кучу любезностей, но я хмурюсь и выпроваживаю её за дверь. Не хочу ничего слышать. И так нелегко далась эта битва с Вежновцом. Он и прежде относился ко мне с предубеждением. Теперь, наверное, его палки в моих колёсах превратятся в брёвна.
Собираюсь пойти взять пациента, но заходит Гранин.
– Я слышал, ты ходила к Вежновцу. Что-то случилось? – смотрит с плохо скрываемой тревогой.
– Ничего особенного. Рабочий момент, – стараюсь улыбаться.
– Элли, мы с тобой знакомы очень давно. Я прекрасно знаю, когда ты врёшь, – серьёзно замечает Никита.
Вздыхаю.
– Ну хорошо. Это был серьёзный вопрос. Но мы договорились с главврачом, что обсуждать его ни с кем больше не станем.
– Даже со мной? – удивляется Гранин. – Я думал, у нас отношения, построенные на полном доверии. Разве не так?
– Так. Но Есть темы, которые принадлежат не только мне. Делиться ими с кем-то ещё, тем более дав слово, я не буду, – отвечаю Никите.
Он поджимает губы. Обиделся.
– Хорошо, как скажешь, – и уходит. Я не пытаюсь его остановить. Мне всё равно больше к сказанному добавить нечего. Даже если Гранин раздует из этого ну очень большую обиду, и она повлияет на наши отношения… что ж. Значит, наметившийся прогресс между нами был миражом.
Иду в регистратуру, беру пациента. Неожиданно рядом вижу полицейского. К счастью, он мне хорошо знаком. Здороваемся, как старые приятели.
– Мы с напарником нашли её спящей в вагоне метро и привезли сюда, – говорит капитан Рубанов, показывая на девушку. – Её зовут Дарико Мелия, ей 14 лет.
– Дарико, как ты себя чувствуешь? – спрашиваю её. – Ты меня слышишь?
– Дайте поспать, – недовольно ворчит подросток.
– Она упала? – уточняю у офицера.
– Нет, просто сидела в вагоне. Но мне её поведение показалось странным: обычно в её возрасте так себя не ведут, – замечает Рубанов.
– Никаких признаков травмы, – сообщает Надя Шварц, осматривая Дарико. – Эллина Родионовна, вы что-нибудь видите?
– Сделай томограмму головы, – даю назначение и спрашиваю школьницу: – Почему ты такая сонная?
– Устала.
– Ты принимаешь лекарства? Может, запрещённые препараты?
Отрицательно мотает головой, не открывая глаз.
– Сделай дополнительно анализ на токсины, – добавляю для Нади. – Плюс мочу, тест на беременность.
Пока Дарико сдаёт анализы, успеваю принять ещё одного пациента. Это мужчина 46 лет с тремя огнестрельными ранами.
– Огнестрельными? Уверены? – переспрашиваю у фельдшера. – В Питере что, третья революция началась?
– Нет, он был на охоте. Его приятель перебрал с алкоголем и начал стрелять.
– Да вы не волнуйтесь. Я пуленепробиваемый, – усмехается пострадавший.
– Давление 100 на 80. Нужна кровь. Четвёртая отрицательная, – сообщает коллега из «Скорой».
– Лучше пива, – замечает раненый.
Перекладываем на стол. Приходит Звягинцев.
– Шумы в сердце, – сообщает Зоя Филатова.
– Антисептик, стерильные перчатки, дренажную трубку, – перечисляю необходимое.
– Давление 70.
В палату быстро заходит Надя Шварц и спрашивает у Зои, не видела ли та Дарико.
– Кого? – удивляется Филатова.
– Девочку, которую привезли полицейские.
– Она была в первой смотровой.
– Она исчезла! – нервно произносит студентка и убегает на поиски.
– Скальпель. Стерильную марлю. Перикардиальный выпад, – продолжаю спасать «пуленепробиваемого», который таковым, естественно, оказывается лишь на словах. – Спинную иглу.
Внезапно мужчина теряет сознание, но продолжает дышать.
– Она ушла, Эллина Родионовна!.. – возвращается испуганная Шварц.
– Надя, у нас серьёзная травма, – обрываю её. – Я не могу помогать тебе с поисками больной.
– Давления нет. Пульса нет, – говорит Филатова.
Звягинцев достаёт иглу из грудины. В ней сорок кубиков алой жидкости.
– Крови в приёмнике нет, – сообщает медсестра. – Секунду… синус, давление появляется.
– Отличный укол, – замечаю, глядя на Петра Андреевича.
– Давление 100 на 72. Кислород 95%.
– Эллина Родионовна, – в палату из соседнего помещения заглядывает Рафаэль. – У нас больная с затруднённым дыханием.
Спешу туда. На столе сидит и пытается втянуть воздух молодая женщина.
– 26 лет, зовут Елизавета, упала на перекрёстке, – докладывает испанец. – Глубина комы 13. Кислород 89.
– Она носит с собой кислород, но контейнер пуст. Мы давали кислород понемногу. Вдруг у неё жидкость в лёгких, – поясняет доктор Севастьянова.
– Не слышу, – замечаю, двигая стетоскопом. – Двусторонний пневмоторакс?
– Вряд ли, – отвечает Елена. – Признаков травмы нет.
– А шрамы откуда? – указывает испанец на правую сторону грудной клетки пациентки.
– У неё частично удалено лёгкое и пересажена печень, – сообщает Севастьянова. – Я посмотрела её карточку.
– Тишина! Тихо! – приказываю всем. Слушаю. – Ну вот. Сильные хрипы с обеих сторон.
– Плохо дело, – шепчет Севастьянова.
– Газы крови в норме, – смотрю результат анализы. – Лиза, у вас эмфизема?
– Дефицит… антитрипсина… – тяжело дыша, говорит она.
Киваю. Ответ значит, что у девушки генетическое заболевание, при котором в организме не хватает особого белка, защищающего лёгкие и печень от повреждений. Там длинный список всего, что происходит, но результат печальный – у молодой девушки лёгкие 80-летней курильщицы, и теперь она захлёбывается мокротой.
– Вы не получаете достаточно кислорода, – говорит Лизе доктор Севастьянова. – Мы введём вам дыхательную трубку.
– Нет! – мотает она головой.
– Это необходимо.
– Может, лучше кислородную маску? – предлагает Рафаэль.
Пожимаю плечами. Может, и сработает.
– Несите, – говорю медсестре.
Да, день предстоит долгий. Ещё и Гранин обиделся. Ну как маленький мальчик, честное слово!
