Напряжение нарастает. Такое напряжение чувствует любой, сидящий за шахматной доской, столкнувшийся с неожиданным ходом соперника. Ведь всё казалось ясным и предсказуемым, – и вот – тупик. Никчёмные, казалось бы, фигуры вдруг растут в размерах, обретая силу и неприступность. Доска становится тесной, а чёрно-белые клетки - враждебными, словно минные поля. Середина романа, восьмая глава. Дебют подошёл к концу. Миттельшпиль, фигур на доске ещё много, пора маневрировать, комбинировать и чем-то жертвовать.
«Ночи были какие-то ухабистые. Никак нельзя было себя заставить не думать о шахматах, хотя клонило ко сну, а потом сон никак не мог войти к нему в мозг, искал лазейки, но у каждого входа стоял шахматный часовой, и это было ужасно мучительное чувство, — что вот, сон тут как тут, но по ту сторону мозга: Лужин, томно рассеянный по комнате, спит, а Лужин, представляющий собой шахматную доску, бодрствует и не может слиться со счастливым двойником. Но что было еще хуже, — он после каждого турнирного сеанса все с большим и большим трудом вылезал из мира шахматных представлений, так что и днем намечалось неприятное раздвоение. После трехчасовой партии странно болела голова, не вся, а частями, черными квадратами боли, и не сразу он находил дверь, заслоненную черным пятном, и не мог вспомнить адрес заветного дома: по счастью, в кармане хранилась старая, сложенная вдвое и уже рвущаяся по сгибу открытка («Приехали. Ждем вас вечером»). Он еще продолжал ощущать радость, когда входил в дом , полный русских игрушек, но радость тоже была пятнами».
Лужин становится своим в квартире её родителей в Берлине, как может стать своим человек, оставляющий окурки во всех вазочках и даже в пасти, распластанного медведя. Бедный медведь. Любопытно – белый или бурый? В квартире родителей его невесты многолюдно. Гости, появляющиеся каждый вечер, тяготят Лушина. Он никак не может сквозь толпу людей подобраться к королеве своего вожделения. Написал «вожделение» и задумался. Циник. А если это любовь? А что, любовь не может быть с вожделением? А может ли Лужин любить? Матери он сторонился, да и от отца старался держаться подальше. Как точно его, ещё маленького, характеризует картинка, где они с отцом отправляются в лес за красными грибами. Я с Лужиным старшим с удовольствием собираю красноголовики, отмечая травинки на шляпке и твердую ножку. В это время маленький Лужин уныло бредёт сзади, заложив руки за спину, как старичок. Не любил он никого. И вожделения не испытывал. Не зря Валентинов, боясь, чтобы Лужин не израсходовал драгоценную силу, не разрешил бы естественным образом благодейственное напряжение души, держал его в стороне от женщин и радовался его целомудренной сумрачности. Однако где-то шахматный антрепренёр не доглядел. Ведь вспомнил же Лужин лицо молоденькой проститутки с голыми плечами, в чёрных чулках, стоящей в освещённом проёме двери, в тёмном переулке. Случилось это, когда он впервые увидел свою невесту. Сразу же обратил внимание, что она лучше одета, но выглядит дурнее – и от этого показалась более доступной. Более доступной, чем проститутка. Как это он не додумался произнести эту блестящую мысль вслух. Впрочем, его хриплый шёпот: «Пойдем к вам в комнату. Пойдём же» тоже чего-то стоит. Но она не обращает внимания на этот шёпот и в комнату не идёт.
И вот сцена, в которой Набоков пытается убедить меня в том, что всё происходившее ранее, сейчас объяснится. Не верю. Лужин сидит посреди комнаты на стуле и сосредоточенно думает о турнире. Входит она и протягивает ему коробку шоколадных конфет.
«Лужин, проснитесь! Что с вами?
Реальность?» - это он её спрашивает.
«Я сегодня читала в газете, что вы должны выиграть турнир, что вы этот раз играете необычайно…. А у нас дома довольно мрачно. Все согласны с мамой, что нельзя мне за вас выйти».
Что делает Лужин? Его тошнит. Он засыпает. Она уходит и просит горничную его не будить. Лужит просыпается сам и вспоминает сон, в котором его невеста приходит к нему с коробкой конфет. Помнит он и про газеты и про мать, которая против женитьбы. После этого он играет четыре часа без передышки и выигрывает. Закончив играть, едет в дом к невесте и с интересом ждёт, куда его привезёт такси. Добравшись до места, он узнаёт дом, - и опять гости, гости. Наконец, он понимает, что вернулся в недавний сон. А я понимаю, что автор лукавит, сделав шахматную «вилку»: толи с этой строки продолжается лужинский сон, толи Лужин окончательно сошёл с ума. И то и другое вполне могут иметь место в дальнейшем. Ибо чем отличается сон от сумасшествия?
Невеста поддакивает:
«Ну что, не тошнит больше?»
«В хорошем сне мы живём. Я ведь всё понял».
Мы вместе с ним оглядываемся и видим себя, стол лица сидящих, отражение их в самоваре. Коварный автор уточняет:
«… - в особой самоварной перспективе».
Не видим мы только насмешливого лица пишущего, этого «сноба и атлета, наделённого огромным апломбом».
Давай, давай, сноб, играй дальше. Твоя книга у меня в руках, теперь я хозяин твоих строк. Могу трактовать их так, как захочу, или как позволит мне степень образованности или безумия. Чувствую, что далеко могу зайти и даю слово Лужину:
«Значит и это сон? Эти господа – сон? Ну-ну…»
И напрасно потом автор пытается убедить меня в том, что тени подлинной шахматной жизни проступают то слабее, то резче. Я свой ход конём сделал: сон. Теперь остаётся ждать, когда Лужин проснётся. И проснётся ли?
Наступает день встречи Лужина с Турати. Ещё раз убеждаюсь, что вижу сон Лужина. Он не узнаёт обстановку: куда-то пропал шахматный зал и его столик.
«Тар, тар, третар» - Турати.
«Аванти» - Лужин.
Турати играет белыми и не пускает в ход свой громкий дебют. Большой мастер Набоков описывает партию, используя шахматные и музыкальные термины. Пропущу описание, потому что даже комментировать это достойным образом не смогу. Всякий, кто захочет, сможет отыскать эти две страницы. Всё заканчивается призывом:
«Перерыв, маэсто».
«Нет, нет, ещё» - конечно же, это голос не Турати.
Все расходятся. Он остаётся один.
«Уходите, уходите».
«Куда же?»
«Домой».
«Домой. Вот, значит, где ключ комбинации».
Сон продолжается. Тяжёлый сон, в котором Лужин, выходит на улицу и теряет сознание. Хорошо, что это сон. Поэтому, беспомощно сидящего на панели Лужина никто не грабит и двое немецких забулдыг благополучно доставляют бездыханное тело в дом к невесте. Последней делать нечего, приходится после выздоровления выйти за него замуж. Тем более, что это сон и замужество ни к чему не обязывает. Всегда ведь можно проснуться. Но Лужин не просыпается, и невеста, ставшая женой, пытается наладить быт ненормального мужа, вычеркнув шахматы из его жизни.
Свадьба во сне получилась, как настоящая. Сначала была регистрация, после которой, на выходе из здания, Лужин добродушно сунул в руку швейцару, ожидавшему чаевых, свою ладонь. Венчание получилось с питерским ветром с Невы, которого в Берлине не могло быть. Во время застолья, Лужин в прекрасно сшитом фраке кривее улыбался тёще, недоумевая, к кому она обращается на «ты». Первая брачная ночь получилось такой, какой она может быть только во сне у девственника, имеющего смутное представление о телесной близости мужчины и женщины. Когда новобрачная вышла из ванной, оголённая по пояс в одних шёлковых штанах, похожая на турчанку, Лужин крепко спал, наполовину прикрытый пуховиком и с мурлыкающим звуком храпел. И храп этот звучал каркающим словом: парррртия, парррртия, парррртия…, долго отдаваясь эхом в голове у новобрачной, не давая уснуть. Напрасно тёща представляла свою дочь в объятьях Лужина, пышущего макаковой страстью.
Дальнейшее содержание сна лишь подтверждает факт невозможности существования Лужина без шахмат. Картинки унылы. Музыкальные вихри, сопровождающие его реальную жизнь, отсутствуют напрочь. Что может сниться Лужину в отсутствие чёрно-белых клеток? Воспоминания детства, приукрашенные опытом последующей жизни. Побег из дома, рыжеволосая тётя, однокашник Петрищев, какие-то литературные призраки, напоминающие окружение отца и хамоватый Валентинов, предлагающий возобновить карьеру. Скучно. Лужин отдохнул. Пора выпасть из игры в тихое семейное счастье и покинуть потусторонний мир сна. Лужин закрывается в ванной и разбивает окно на улицу. Призраки сновидения ломятся в дверь, пытаясь удержать его во сне. Неудачно. Он выпрыгивает в окно. Призраки ломают дверь. Среди них Турати, Валентинов, Лужина. Глупости! Настоящий Турати готовится к продолжению отложенной партии. Валентинов снимает своё глупое, но доходное кино, продолжая намекать окружающим, что у него были в жизни дуэли. А Лужиной нет, как нет её имени и отчества, есть лишь неизвестная мне особа, с которой у Лужина развивается платонический роман.
Дверь сломана. Призраки кричат:
- Александр Иванович, Александр Иванович!
Кто это, я уже не узнаю. Лужин выпал из сна, а продолжения у романа нет.
