29 августа вышли первые три серии нового сезона сериала «Властелин Колец: Кольца Власти». Я уже писал об этом сериале — и о нем самом по себе, и о нем в контексте других современных сериалов в жанре фэнтези. Сам по себе этот сериал — по большому счету, халтура, и такие вопросы, как «насколько он соответствует оригинальным произведениям Толкина?» и «какова его самостоятельная ценность?», неизбежно отступают на второй план. Гораздо интереснее рассмотреть вопрос о том, какие идеи сериал проводит на материале Толкина и как они перекликаются с идейными тенденциями современного творчества в жанре фэнтези — благо создатели недавно подкинули нового материала для анализа.
Первый характерный маркер — превращение положительных персонажей в отрицательных, что, по-видимому, отвечает специфическому современному пониманию «реализма». Первым звоночком в прошлом сезоне была отвратительная сцена с эльфийскими детьми, травящими маленькую Галадриэль, которая запускает бумажный кораблик. Нелепости этой сцене добавляет то, что толкиновская Галадриэль была внучкой сразу двух королей — Финвэ, короля эльфов-нолдор, и Ольвэ, короля эльфов-тэлери, так что в любом случае детская травля со стороны каких-то безымянных эльфов едва ли входила в число приоритетных для неё проблем (толкиновскому образу эльфов это тоже противоречит, но не суть).
Во втором сезоне, разумеется, эта тенденция получила дальнейшее развитие в виде откровенного абсурдного поведения номинально положительных персонажей, неспособных к какой-либо командной работе и грызущихся друг с другом. Сериальная Галадриэль, которая по сюжету первого сезона и притащила Саурона (прятавшегося под личиной человека Халбранда) в Эрегион, а потом, уже разоблачив его, не решилась сообщить об этом другим эльфам (из шкурного страха, что её сделают козлом отпущения за случившееся) и участвовала в последующем создании Трёх (эльфийских) Колец Власти, так и не сподобилась никому рассказать о случившемся. И тогда её «сдаёт» Гил-Гэладу, верховному королю эльфов, её собственный друг Элронд, вынуждающий её признаться в содеянном.
Король Гил-Гэлад по-прежнему изображается как откровенный самодур (в прошлом сезоне он хамил даже собственному герольду Элронду, а в этом в разговоре с Галадриэль и Элрондом он чуть ли не рычит) и приказывает отобрать у Элронда Кольца Власти силой, если тот не отдаст их добровольно (Элронд считает, что раз Саурон подал идею их создания, то их использование может оказаться ловушкой); Элронд, не желая отдавать их, прыгает с ними в водопад. Позднее он договаривается с Кирданом Корабелом о том, что тот уничтожит Кольца — но в итоге Кирдан вместо этого по собственным соображениям отдаёт их Гил-Гэладу. Перед этим тот же Кирдан принимает у себя Элронда, разыскиваемого по приказу Гил-Гэлада, лишь после того, как уходит его ученица (он боится, что та его «сдаст»?).
И нас хотят уверить, что эти персонажи прожили многие сотни и даже тысячи лет — и ухитрились до сих пор не загнать себя в могилу собственным злобным неадекватом (увы, предпосылки к такому прочтению образа толкиновских эльфов сложились ещё в экранизации «Хоббита»)? К слову, схожую неспособность героев к нормальному взаимодействию друг с другом, даже когда у них вроде бы общие интересы и им угрожает общий враг, мы видим и во втором сезоне «Дома Дракона» в образе как «Зелёных», так и «Черных» Таргариенов.
Не лучше ситуация и с сериальными гномами Мории (Кхазад Дум). Когда там происходит грандиозный обвал, оказывается, что запасов продовольствия осталось всего на три месяца (гномы, живущие в горной местности, где с продовольствием в любом случае проблемы, не додумались до того, чтоб запастись всерьёз и надолго?), и простонародье обвиняет во всем короля и правящую династию... правда, как-то выражать недовольство на практике решается лишь по отношению к Дурину-младшему (сыну короля Дурина III), который рассорился с отцом и теперь лишился привилегий члена королевского рода и оказался в среде обычных гномов. Его оскорбляют, а потом и вовсе бьют в спину (!). В общем, народ, как и ранее, изображается как злобное стадо. Сцена развоплощения Саурона в первой серии второго сезона, где его забивает толпа орков, тоже выглядит как архетипический «бунт быдла».
Кто-то, быть может, скажет, что это такой «реализм», содержащий отход от «чрезмерной идеализации» положительных героев у Толкина. Проблема, что этот «реализм» на практике чужд собственно реализма, то есть реалистичного изображения общественных проблем. Это особенно заметно в сериальной линии Нуменора в сюжете о свержении королевы Тар-Мириэль Ар-Фаразоном. У Толкина, для сравнения, история падения Нуменора была показана во вполне реалистическом ключе — через борьбу двух партий, Верных и Людей Короля, в которой вторая поднялась за счет эксплуатации колоний, что в итоге позволило лидеру Людей Короля, будущему королю Фаразону, захватить власть в метрополии:
«Фаразон, сын Гимильхада, отличался еще более нетерпеливым и жадным до богатства и власти нравом, нежели его отец. Он часто уходил в дальние плавания и вставал во главе нуменорских воинств, что сражались на побережьях Средиземья, тщась упрочить свою власть над людьми и подчинить себе новые земли; так немало прославился он как полководец на суше и на море. Когда же, узнав о смерти отца, Фаразон возвратился в Нуменор, сердца людей обратились к нему, ибо он привез с собою несметные богатства и поначалу раздавал их щедрой рукой» («Сильмариллион»).
В сериале же показывают какой-то натуральный бред с «импичментом» нуменорской королевы Тар-Мириэль из-за того, что она, видите ли, пользовалась палантиром (волшебный камень, позволяющий видеть на расстоянии), а палантир сделали эльфы (сериальные нуменорцы ненавидят эльфов, причем даже не сказано, за что — тема нуменорской жажды бессмертия пока что никак не раскрыта); между тем, у Толкина нуменорские короли много поколений подряд пользовались палантирами, и это само по себе никого не смущало. В одной версии Фаразон сверг Мириэль и принудил её к браку, в другой версии Мириэль вышла замуж за Фаразона по любви, отказавшись от политики поддержки Верных, которую проводил её отец Тар-Палантир («Однако Фаразон [?восстал] и явился к ней, и возрадовалась она, и забыла тогда о верности отца своего ради любви к Фаразону» — «Примечание относительно брака Мириэль и Фаразона») и сама передала ему королевский скипетр — но, в любом случае, повод для её низложения в сериале был выбран дурацкий.
Проще говоря, тему империализма и колониализма, раскрытую Толкином на примере Нуменора, замолчали (лишь один раз Фаразон в прошлом сезоне в разговоре со своим сыном Кеменом упоминает, что, мол, Нуменору было бы выгодно поставить ресурсы Средиземья под свой контроль — но никакой колониальной империи Нуменора в Средиземье так и не показали) — видимо, как политически неудобную. То есть под соусом «реализма» сериал в действительности старается уйти от по-настоящему острых тем — зато добавили «отсылочек» к современной американской политике, где конкурирующие за власть партии любят бросаться разного рода скандальными обвинениями в адрес оппонентов (в том числе — и в недопустимых связях с теми или иными иностранными государствами).
Но вернёмся от нуменорцев к сериальным эльфам. Ещё в первом сезоне я заметил, что в сериале выражена своеобразная авторская философия — продвигающая идею, что зло — не менее необходимая составляющая жизни и мироздания в целом, чем добро. Например, волшебные свойства металла митрила в первом сезоне объяснялись тем, что в нём весьма замысловатым образом соединились свет и тьма (как свет и тьма вообще могут соединиться в металле?), а Кольца Власти — инструмент, созданный эльфийскими мастерами Эрегиона для исцеления Средиземья, превращения его в земной рай — были изготовлены за счет знаний, добытых Сауроном путём изуверских опытов над орками.
Во втором сезоне, разумеется, эта тенденция получает дальнейшее развитие — в споре Элронда и Кирдана о Кольцах Власти (в контексте возможного влияния Саурона на них). Элронд спрашивает Кирдана, мол, чего стоит красота, рождённая, хотя бы частично рождённая из зла, на что Кирдан отвечает, что это-де всё ещё красота — и пускается в рассуждения о том, что, дескать, многие творческие личности страдали от тех или иных недостатков (один был пьяницей, другой — невыносим в общении; этот мотив в оригинале отсутствовал). Характерно, что здесь, во-первых, демагогически смешиваются эстетический и прагматический аспекты проблемы (каковы личные качества творца, и может ли творение этого творца причинить вред), а, во-вторых, снова продвигается идея, что «творческим личностям» «многое позволено» и что зло — необходимая составляющая некого «величия». Напрашивается сравнение с репликой сериального Келебримбора из первого сезона по поводу Сильмарилей о том, что «акт творения требует жертв» — хотя у Толкина к «жертвам», строго говоря, привело не создание Сильмарилей само по себе (наоборот, с их помощью Моргот в итоге был побежден), а желание многих обладать ими.
Но особенно показательна сериальная трансформация образа Келебримбора. У Толкина этот персонаж — лидер эльфийских кузнецов Эрегиона, создавших с помощью Саурона Кольца Власти — хотя и был не чужд гордыне и жажды славы (желая превзойти своего прославленного деда, великого мастера Феанора), но в то же время стремился изменить жизнь в Средиземье к лучшему и помочь другим народам, населяющим его (см. его дружбу с гномами Кхазад Дум). Вот на какой крючок его и его соратников в оригинале подловил Саурон, выдававший себя за «посланника Валар Аннатара»: «Но должно ли Средиземью вечно пребывать в запустении и непроглядной тьме, если эльфам под силу превратить его в край не менее прекрасный, чем Эрессеа или даже Валинор? Раз не возвратились вы туда до сих пор, хотя и могли, мнится мне, что любите вы Средиземье так же, как и я. Разве не долг наш в таком случае объединить усилия, трудясь на благо сей земли, дабы все эльфийские племена, что скитаются здесь в невежестве, сумели подняться до высот того могущества и мудрости, коими обладают обитающие за Морем?» («Сильмариллион»).
В сериале Келебримбор даже внешне выглядит максимально нелепо, как престарелый некрасивый хоббит-переросток. Но проблема даже не в этом, а в том, что он представляет из себя закомплексованное нечто — как отмечали ещё до меня: «И тут я начинаю думать: может, у Келебримбора проблема не в возрасте? ...а в том, например, что у него лицо перепуганного хоббита, и губы дрожат и слёзы в глазах стоят, когда он Аннатара переспрашивает — они (Кольца) сработали? У меня что-то получилось? Я столько столетий ждал этого... Это какой-то вечный неудачник, а не лучший мастер и лорд поселения мастеров, елки-палки. И Аннатар его элементарно ловит на это: теперь тебя не будут называть только наследником Феанора... Я понимаю, даже у очень хорошего мастера может быть мысль "...а все-таки я не Феанор". Но как-то иначе».
Однако даже это — лишь полбеды. Проблема в том, что сериальный Келебримбор (как и остальные сериальные эльфы) ещё и морально сомнителен — например, готов для создания Колец Власти тайно продолжать сотрудничество с «Аннатаром», скрывая это от всех остальных эльфов, включая даже верховного короля Гил-Гэлада. У Толкина Келебримбор тоже сотрудничал с «Аннатаром» вопреки советам Гил-Гэлада, Элронда и Галадриэль, но делал это открыто — элемент обмана в его действиях отсутствовал, ведь он искренне принимал Саурона за своего друга и единомышленника (как и большинство эльфов в других землях — лишь в Линдоне, королевстве Гил-Гэлада, «Аннатара» не приняли).
Более того, сериальный Келебримбор намеренно запараллелен с Сауроном — вплоть до реплики сериального Саурона, что, мол, Келебримбора будут называть «властелином колец». Это крайне примечательная тенденция — персонаж, который у Толкина хотел изменить мир к лучшему, предстаёт закомплексованным честолюбцем с нотками властолюбия. Что интересно, это не первое изображение Келебримбора в подобном ключе — например, в компьютерных играх «Тени Мордора» и «Тени Войны» Келебримбор представлен как «Светлый Властелин», желающий занять место Саурона в качестве владыки Средиземья, а до этого оказавший ему помощь в создании Единого Кольца. Сдается мне, здесь тоже отразились вполне определённые идейные тенденции современности — в рамках которой те, кто хочет изменить status quo, мыслятся исключительно как безумцы и/или негодяи (или просто самовлюбленные придурки с синдромом самозванца, как сериальный Келебримбор).
Весьма характерна реплика создателей сериала по поводу «их» Келебримбора и характера его взаимоотношений с Сауроном: «Что делает Келебримбора таким интересным, так это то, насколько он восприимчив не только к лести, но и к кому-то, кто обладает властью». Обратите внимание — в их интерпретации «Аннатар» завоевывает уважение Келебримбора не столько своими знаниями и талантами или тем, что разделяет его мечту исцелить Средиземье и сделать его прекрасным, а в первую очередь тем, что он «обладает властью». Дополняет этот образ смешная сцена, где Келебримбор выходит на улицу под дождь в сопровождении слуги, держащего над ним зонт — как будто не барское это дело, нести зонт самому вместо того, чтобы завести для этого отдельного слугу исключительно для этой цели.
Между тем, что интересно, подобное мировоззрение, охарактеризованное как «поклонение силе» (отсылка к социал-дарвинизму?), в творчестве самого Толкина являлось атрибутом именно отрицательных персонажей. Например, о Сауроне Толкин писал, что «в своём поклонении Силе он стал приверженцем Моргота и пал вместе с ним до самых глубин зла, став его главным «доверенным лицом» в Средиземье» (Письмо 183). То есть создатели сериала руководствуются буквально тем же образом мыслей, что толкиновские антагонисты.
В итоге сериал вызывает в памяти цитату из предисловия Кристофера Толкина к «Детям Хурина» по поводу пытки, которой Моргот (дьявол) подверг человеческого героя Хурина Стойкого: «Пытка, придуманная им для Хурина, — «видеть глазами Моргота». Отец пояснил, что это значит: если принудить кого-то посмотреть Морготу в глаза, жертва станет «видеть» (или воспринимать в сознании через разум Моргота) крайне убедительную картину событий, искаженную Морготовой беспредельной злобой».
С «крайне убедительной картиной событий» в сериале, конечно, не сложилось, зато с «беспредельной злобой» всё в порядке — тут и представление о том, что люди (в широком смысле слова — разумные существа), мол, в конечном итоге подлы и гадки, зло — не менее необходимая составляющая мира, чем добро (что накладывается на то самое вульгарное «поклонение силе»), а те, кто хочет изменить мир к лучшему — чокнутые тщеславные фрики. И, увы, подобный идейный посыл в нынешних произведениях искусства, к сожалению, выражен отнюдь не только в современной неудачной экранизации Толкина.
Автор — Семён Фридман, «XX2 ВЕК».
Вам также может быть интересно: