А следующая новость ошеломила не только Османскую империю, но и Европейский Двор, получивший от своих послов из Стамбула письма с пометкой “срочно”.
”На этой неделе в Стамбуле произошло невиданное доселе событие - султан Сулейман официально женился на женщине из гарема - своей наложнице Хюррем…” – строчили послы.
И далее шло описание самого праздника:”…свадебная церемония поражала своей пышностью…гуляния не прекращались даже ночью…дома в столице разукрашены…на площади Султанахмет сооружена большая трибуна, на которой за золотой ширмой восседала Хюррем-султан с другими наложницами и наблюдала за состязаниями мусульманских и христианских рыцарей, канатоходцев, фокусников… среди диких зверей - длинношеие жирафы…”
…Польская королева Бона Сфорца, первой получившая счастливую весть от сестры, возликовала!
Стрелой неслась она вверх по лестнице в кабинет своего супруга. Перескочив последнюю ступеньку, королева влетела в комнату и присела в почтительном реверансе.
Щёки её ярко пылали, красивая грудь в низком декольте соблазнительно колыхалась от частого дыхания, на белоснежную длинную шею ниспадали два золотых непослушных локона, очаровательно выбившихся из-под короны.
- Любовь моя, что случилось? - поднялся ей навстречу король, - Ваш трепещущий вид приводит меня в неописуемый восторг и рождает во мне непреодолимое желание…
- Падишах объявил нашу Алессандрину официальной супругой! В Стамбуле по этому поводу состоялись грандиозные гуляния! - не дослушав супруга, торжественно провозгласила Бона Мария. - Жигмонт! Пора отправлять к султану нашего посла!
- О, моя дорогая жена, умнейшая среди умных! Благодарю тебя за великолепную новость! - воскликнул Сигизмунд и в страстном порыве прижал супругу к себе. - Кого ты собираешься отправить? - c возбужденным нетерпением прошептал он ей на ушко.
- Жигмонт! Не сейчас! Мы должны немедленно отправить посла к султану, чтобы габсбурги, упаси Бог, не опередили нас и не смогли интригами настроить его против королевства Польского. Бог знает, какие сведения они могут предоставить падишаху.
- Хорошо, - нехотя отстранился тот, - так кого ты собираешься отправить?
- Думаю, Иеронима Лаского, - прищурившись, ответила она.
- Племянника примаса?
- Да, Лаский молод, умён, к тому же слушается дядю.
- Да, но примас прямо указывает, что наше правительство должно придерживаться нейтралитета в военных и политических делах.
- Таково официальное мнение высшего иерарха польской католической церкви, а неофициально он призывает сотрудничать с Портой. Ты же помнишь ту его записку, где он горячими словами остерегал и предупреждал тебя от всяких контактов с немцами, то есть с Габсбургами?
Надо сказать, что Бона Сфорца была деятельной, как и её матушка Изабелла, однако пошла дальше и сумела создать свою собственную политическую фракцию на родине своего супруга и убедила его принять политику этой группы.
- Хорошо, я прикажу Иерониму Ласкому немедленно собираться в путь. Пусть всеми силами добивается от султана продления мирного договора хотя бы ещё на пять лет. Если султан подпишет договор, это будет означать…
- Это будет означать только одно, - подхватила королева с улыбкой, - если мы увидим, как в столице Кракове на реке Висла кони османских солдат пьют воду, мы станем спать спокойно. Мы будем знать, турки нас охраняют, и нам ничто не угрожает! У нас, конечно, есть такие удальцы, как гетман Острожский, но ты сам знаешь, что такая защита слишком зыбка.
Бона Мария имела в виду нападение крымских татар на некоторые приграничные территории Польши и Литвы. Подоспевшие литовские войска гетмана князя Константина Острожского изгнали отряды татарского арьергарда, но не смогли ни вернуть пленных, ни противостоять следующему набегу.
- Также пусть добьётся от турецкого султана военной помощи Яношу Запольи, королю Венгрии, которому я предоставил убежище по его просьбе. Всё же он брат моей бывшей супруги, - сказал король.
- Хорошо. А ты предложи ослабленному Запольи стать вассалом турецкого султана, убеди его в необходимости тесного сотрудничества с Портой, взамен пообещай покровительство и поддержку в борьбе с Габсбургами, - ответила Бона Мария.
- Ты, как всегда права, моя королева! – король с восторгом в глазах посмотрел на супругу.
- Так что Вы там говорили про своё непреодолимое желание? - кокетливо взглянула она на супруга, и он ответил ей жарким поцелуем.
Часом позже Бона Мария торопливой походкой и с сосредоточенным видом возвращалась в свои апартаменты. Ей предстояло срочно передать послание Саид-бею, которого Хюррем отправила в Краков с письмом для неё.
Османский бей прибыл в Польшу тайно не в первый раз, поэтому задерживать его было рискованно. К тому же письмо супруге падишаха необходимо было отправить, чем быстрее, тем лучше.
Два лакея издали заметили спешную походку королевы и поторопились распахнуть двери, в которые она тотчас грациозно впорхнула.
Остановившись возле шкафа с книгами, Бона стала торопливо искать глазами манускрипт об истории этрусков, бывший основой для её тайнописи, и, вдруг, добродушно улыбнулась, наткнувшись взглядом на небольшой томик с тиснёными золотом буквами ”Песня о зубре”, автор Микола Гусовский.
Свою поэму польский поэт, которому она дала средства на печать произведения, посвятил королеве Боне Марии, написав в предисловии: ”Мне хорошо известно, августейшая госпожа, какого счастья ты желаешь этому королевству и как много рассуждаешь и думаешь об улучшении его положения…”
Как прав был поэт, написав эти строки! Не только политические интриги интересовали Бону Сфорца. Как истинная королева, она радела за свой народ и заботилась о его благополучии и процветании.
Первым делом она занялась земельной реформой. Заметив, как много на землях болот, она дала распоряжение рыть каналы, чтобы осушить их и сделать земли плодородными. В тех областях государства, где издавна были только леса, она вводила земледелие.
Купив у Юрия Радзивила Гродненское староство, Бона Сфорца стала проводить в этом имении преобразования. В Гродно по ее приказу мостили улицы и торговую площадь, построили водопровод. Королева профинансировала создание в городе первой больницы при монастыре и храме Святого Духа. Приказала повесить на ратуше большие часы, для обслуживания которых взяла специального мастера.
А ещё польская королева итальянского происхождения научила шляхтичей придворному этикету, а также модным нарядам, в том числе и платьям с декольте.
Благодаря своей королеве на столах поляков появились диковинные для них продукты: салат и помидоры, апельсины и лимон, инжир и оливки, изюм и миндаль.
Она же установила обычай есть вилкой.
Со своей родины Бона Сфорца привезла секреты изготовления качественного мыла, а с женщинами своего королевства поделилась способами осветления волос, которые узнала от бабушки Катерины.
Последняя мысль развеселила Бону: многие шляхтенки итак были белокуры, а темноволосые захотели присоединиться к ним, но далеко не всем был к лицу такой цвет волос.
Неожиданно раздался резкий крик попугаев, которых, кстати, завезла в Польшу Бона, как и других комнатных птиц, и королева, вздрогнув, остановила приятные мысли и вернула себе деловой настрой.
Взяв, наконец, в руки фолиант, она присела за рабочий стол, достала письменные принадлежности, бумагу и принялась писать.
Строчки быстро ложились на бумагу, и спустя короткое время письмо Алессандрине было готово. Потом Бона раскрыла на нужной странице книгу с историей этрусков и на маленьком листке написала текст, где буквы сливались в предложения, понятные только ей и младшей сестре.
Прежде чем сложить послания в футляр, Бона взяла его и стала вертеть в руках, о чём-то задумавшись.
- Нет, это невозможно, я мыслю нереально. Хотя… Нет, Беатрис никогда не пойдёт на это. А если попытаться её убедить? Алессандрина будет рядом, риски ничтожны, - вслух стала размышлять она, и щёки её загорелись возбуждённым румянцем. – Почему бы и нет? Беарис умная, всё поймёт. В любом случае я должна написать ей и спросить, - наконец, уверенно промолвила она и взялась за перо.
Минуту спустя письмо для Беатрис было готово и отправилось во второй футляр.
Часом позже доверенный человек польской королевы передал османскому посланнику два футляра и указание заехать к бейлербею Искеднеру-паше и передать один из них его супруге.
Получив увесистый мешочек с монетами, Саид-бей тут же собрался и отправился в путь.
…Беатрис очень обрадовалась, получив весточку от любимой сестры. Глаза её засияли, на губах заиграла улыбка, которая по мере прочтения послания быстро таяла.
Отложив письмо в сторону, Беатрис глубоко задумалась.
Бона просила о помощи, и эта просьба напугала женщину. Она, не задумываясь, бросилась бы оказать поддержку, если бы дело касалось её лично, однако речь шла об их с Искендером старшей дочери Мухсине. Правильнее было бы сказать, приёмной дочери.
Несколько лет назад, после их свадьбы, Искендер получил скорбную весть: грабители напали на его зятя, мужа родной сестры, и тот скончался от ран. Мужчина один воспитывал дочь, поскольку его жена умерла ещё во время родов. Девочка осталась сиротой, новая супруга погибшего бея её откровенно не жаловала и попросила забрать из своего дома.
Искендер возмутился, хотел лишить бессердечную хатун положенного наследства, однако Беатрис убедила его не делать этого.
- Искендер, никакое богатство не стоит и одной слезинки невинного ребёнка, оставшегося со злой мачехой. Немедленно поезжай и привези девочку к нам. Здесь ей будет хорошо, клянусь тебе! – горячо промолвила она, чем очень обрадовала супрга.
- Беатрис, любимая, да благословит тебя Аллах за твоё милосердие! – со слезами на глаза произнёс он, и на следующий день привёз Мухсине.
Девочка была худенькой, плохо одета, выглядела несчастной и напуганной, что заставило обычно сдержанную Беатрис разразиться ругательствами в адрес её мачехи.
Они с супругом окружили сироту такой любовью и заботой, что вскоре она стала улыбаться, а позже неожиданно и ко всеобщей радости назвала их мамой и папой.
А потом Беатрис родила первого сына, следом второго и ни разу не выказала к своим детям большей любви, чем к Мухсине. Напротив, она привязалась к девочке и от всей души полюбила её.
Время шло, и Мухсине из невзрачного ребёнка превратилась в настоящую красавицу. Они с Беатрис часто уединялись и секретничали на женские темы, в частности, Мухсине просила маму рассказать, как быть такой красивой, и та щедро делилась с дочерью всеми секретами, которые знала от бабушки Катерины Сфорца.
И вот теперь Бона заикнулась о том, чтобы отправить её девочку в гарем султана для связи с Алессандриной, потому что прежний обмен информацией становился опасен, на то указывали некоторые обстоятельства, а, главное, мистическая интуиция Боны.
Конечно, сестра не принуждала её, однако Беатрис понимала, что та никогда не посмела бы просить об этом, будь у неё другой выход.
Смешанные чувства тяготили её душу: с одной стороны Беатрис очень хотела помочь сестре, с другой – боялась за свою дочь.
В таком состоянии и застала её Мухсине, войдя к ней в комнату.
- Прости, мама, я вошла без позволения, но я стучала, а ты мне не ответила. С тобой всё хорошо? – с волнением в голосе спросила она и устремила на неё тревожный взгляд огромных ясных глаз.
- Всё хорошо, моя девочка, просто я…- Беатрис замолчала, придумывая, что ответить дочери, однако та заметила в её руках письмо и подошла ближе.
- Мама, это из-за него, из-за этого послания?
- Да, Мухсине, - честно призналась Беатрис.
- Ты позволишь? – протянула руку дочь, и женщина, подумав, отдала ей послание.
Девушка дважды прочла его, и в её глазах загорелся пробуждающийся огонёк любопытства и азарта.
- Мама, я думаю, мне нужно ехать. Ты не бойся, со мной ничего не случится, тем более, я же не навсегда там останусь. И тётушка Алессандрина будет рядом. Я лишь дважды встречалась с ней, но не забуду никогда, какая она красивая, добрая, смелая. А папе скажем, что мне нужно поехать на лечение в Бурсу. Мы же ездили когда-то с тобой, помнишь? - возбуждённо говорила она.
- Мухсине, я не знаю, как получилось, но у тебя характер точь-в-точь, как у твоих тётушек. Мухсине, не забудь, Алессандрину теперь зовут Хюррем-султан, - прерывающимся голосом произнесла Беатрис, закрыла лицо руками и заплакала.
Мухсине обняла её и принялась успокаивать.
Некоторое время спустя девушка попала в гарем Османской империи, однако с Хюррем-султан встретиться оказалось не так-то просто по причине того, что сообщение для Алессандрины о Мухсине задержалось в пути.
А когда пришло послание для султанши, которое необходимо было передать срочно, Мухсине не смогла ничего придумать, и решилась на отчаянный шаг – имитировать отравление императорской четы.
Рискованный план сработал, ей удалось встретиться с тётушкой Алессандриной и передать важное послание другой тётушки, Боны Марии. Теперь Мухсине ждала, когда сможет отправиться домой, хотя, по правде сказать, уезжать ей не хотелось. Она по натуре была девушкой смелой и запальчивой, и готова была остаться, однако Хюррем-султан не желала и слушать об этом.
Ещё одной причиной, по которой она с неохотой покидала дворец султана, было внезапно возникшее нежное чувство к Ибрагиму-паше. Он так переживал за неё, а его поцелуй до сих пор горел жарким пламенем на её юных губах.
Мухсине и не знала, что своим поступком сорвала планы хранителя султанских покоев Ферхата-аги.
Рано утром тот шёл в покои повелителя с твёрдым намерением поговорить с ним, однако заметил излишнее волнение рабыни, сопровождающей процессию с блюдами для утренней трапезы государя и его хасеки, и оказался прав: девушка собиралась пронести в покои падишаха яд.
Последующее за этим поведение Хюррем-султан показалось ему странным, но сейчас его занимали совсем другие мысли.
Вчера его Эрзи сообщила ему потрясающую новость: у них будет ещё один малыш! Теперь ждать было нельзя, и он решил сегодня же решить судьбоносный вопрос.
Султан Сулейман работал с документами в своих покоях. Вспомнив, что обещал Хюррем наградить хранителя, он закрыл папку с деловыми бумагами, несколько секунд подержал её в руках и решительным движением положил в ящик стола, щёлкнув замком.
- Ферхат-ага! Зайди! - басовито произнёс падишах, дверь тотчас отворилась, и на пороге в почтительном поклоне застыл хранитель покоев.
- Ферхат-ага, подойди ближе, - поднимаясь из-за стола, султан жестом подозвал слугу к себе.
- Слушаю Вас, мой господин, - не поднимая головы, вышел тот на середину комнаты.
Султан окинул взглядом стройную поджарую фигуру своего верного раба, отметив про себя его ухоженный вид, и остался доволен безупречной наружностью мужчины.
- Ферхат, ты не один год безукоризненно служишь мне, замечаний к тебе у меня нет. Последний случай показал, что твоя преданность мне и династии и твоё мастерство выше всяких похвал. Я решил наградить тебя. Можешь быть уверен, я не поскуплюсь. Говори, что ты желаешь - золото, драгоценные камни или может быть землю? Я слушаю тебя! - похлопав по плечу хранителя и направив на него внимательный взгляд, падишах отошёл в сторону.
- Повелитель, своими словами Вы осчастливили своего раба, - после недолгой паузы ровным голосом произнёс Ферхат, - да продлит Аллах надолго Ваши благословенные дни! Да ниспошлёт он Вам вечное счастье в обоих Мирах! Не посчитайте мой ответ дерзостью, но на этот раз у меня есть желание. Однако это не золото и драгоценности. Богатство и деньги тленны, бессмертны душа и любовь.
Глаза султана округлились, лицо вытянулось и на несколько секунд застыло в немом вопросе.
- Что ты хочешь этим сказать, Ферхат? Какова твоя просьба? Говори понятнее, - наконец, промолвил он.
- Государь, ничего необычного в моей просьбе нет. Она всего лишь дань традиции устоям гарема. Я прошу Вас отдать мне в жёны одну из Ваших наложниц, - Ферхат посмотрел на падишаха немигающим взглядом.
Тот сглотнул и настороженно сказал:
- Значит, ты решил жениться? Что ж, похвально. Создав семью, человек обретает счастье и душевный покой. Многие паши взяли в жёны бывших наложниц моего гарема и довольны. И кто же эта наложница, которую просишь ты?
- Это Гюльфем-хатун, повелитель, - медленно, едва не по слогам, произнёс Ферхат, и его мышцы резко напряглись в тревожном ожидании.
Лицо султана вмиг стало багровым, глаза полезли из орбит, он подскочил к Ферхату, сда_вил ему одной рукой горло, молниеносным движением выхватил из ножен саблю и занёс её над головой раба, однако Ферхат ловко выхватил из-за пояса кинжал и его рукоятью резко отбил замах.
- Ферхат! Ты что?! - взревел очнувшийся от рефлекторного порыва султан, пытаясь сфокусировать взгляд на слуге. - Ты знаешь, что тебе за это будет?! Ты поднял руку на падишаха!
- Простите, повелитель, мои действия вполне ожидаемы - я защищался! Вы не хуже меня знаете психологию поведения человека, на которого нападают. Также Вы знаете о моей преданности Вам, как и о том, что на поле боя я готов отдать жизнь во имя своего падишаха, - монотонным тихим голосом произнёс Ферхат, впиваясь взглядом своих чёрных глаз в светлые затуманенные очи султана.
Заворожённый Сулейман стоял неподвижно, опустив плечи. Лишь звон выпавшей из его руки сабли, зацепившей край невысокого столика, заставил его издать всхлипывающий звук и несколько раз моргнуть.
Ферхат устало прикрыл глаза, отпустив сознание очнувшегося повелителя.
- Я едва не снёс тебе голову! Ты знал, что я могу сделать это. Также ты знал, что я стал бы испытывать невероятные душевные муки, отняв у тебя жизнь. Зачем ты сделал это? Зачем тебе понадобилась моя Гюльфем? В гареме полно других наложниц, - сипло проговорил Сулейман.
- Повелитель, Ваша наложница Гюльфем это моя любимая жена Эрзи, - ровным уверенным голосом, глядя падишаху прямо в глаза, ответил Ферхат, - теперь я хочу вернуть её.
Сулейман вздрогнул, в изумлении посмотрел на хранителя и приоткрыл рот. Собираясь ответить, он поперхнулся собственными словами и закашлялся.
Ферхат тотчас схватил кубок с водой и поднёс повелителю, который с жадностью осушил его до дна.
- Ферхат-ага, почему ты раньше не рассказал мне об этом? - тяжело дыша, с хрипотцой в голосе спросил султан.
Дав возможность повелителю отдышаться и прийти в себя, Ферхат ответил:
- Государь, я давно хотел это сделать, однако моя Эрзи, боясь за меня, запрещала мне, она хотела подождать, когда по закону Вы должны будете её отпустить. Когда она сказала, что Вы не хотите её освободить, я предложил ей бежать, однако она отказалась, дабы не потревожить Ваше спокойствие и не остаться в Ваших глазах предательницей. Она решила ждать, когда Вы своей милостью снизойдёте до её просьбы. Я всегда был честен с Вами, мой падишах, таковым я остаюсь и поныне, - склонил голову Ферхат.
Из груди Сулеймана вырвался тяжёлый вздох, а в потухшие голубые глаза вернулся живой блеск.
- Расскажи мне, Ферхат-ага! - суровым тоном произнёс он и, срываясь на крик, продолжил:
- Расскажи, как такое могло случиться, что твоя жена попала в гарем и стала моей наложницей? Почему ты стоишь сейчас здесь передо мной, а не лежишь в мог_иле, отдав жизнь, чтобы спасти свою любимую, когда её забирали у тебя?!
Ни слова не говоря, Ферхат медленно снял с себя кафтан, бросил его на пол и стал расстёгивать пуговицы на нижней рубахе.
- Что ты делаешь?! – в смятении отшатнулся султан.
- Я собираюсь показать Вам доказательства того, что я БЫЛ мёр_тв, защищая любимую, - спокойно ответил Ферхат, оголив торс. - Посмотрите, государь, на эти руб_цы и шра_мы. Разве может человек, получивший такие ранения, остаться в живых? - медленно повернулся он вокруг своей оси, давая возможность султану разглядеть своё тело с заруб_цевавшимися следами уда_ров сабель и стрел. - Вот и я ум_ер. Но там, где я жил, есть человек, который воскресил меня и излечил мои раны. Однако на это понадобилось очень много времени…
- Как ты выжил, Ферхат-ага? - не отводя изумлённого взгляда от широкого ру_бца у самого сердца на груди мужчины, перебил его султан.
- Повелитель, признаюсь, не обошлось без магии, - тихо промолвил Ферхат.
- Что-о-о? Оказывается, я совсем не знал тебя…Ты общаешься с магами и предсказателями? Тогда они должны были предупредить тебя о беде, - ухмыльнулся падишах.
- Я верю в силу магии. А предсказания…- на секунду задумался Ферхат, - предсказывать будущее легко, это самое беспроигрышное дело, если соблюдать несложные правила, которыми пользуются предсказатели. Все их предвидения, если Вы когда-нибудь их слушали, противоречивы и туманны…одно сбудется, другое нет…
- Ты прав, Ферхат, - вновь вздохнул падишах. – Кто же сотворил с тобой такое? Девушку мне привезли, догнав меня по дороге в Стамбул, и сказали, что её родные передумали и согласились продать её, только золота запросили вдвое больше. Тогда я решил, что её жених тоже в доле. Рассказывай, Ферхат, я тебя слушаю.
- Её продал брат, подговорив разбойников, которые иногда нарушают границы Южной Бессарабии. Они и расправились со мной, их было четверо, я не смог их одолеть. Потом брат Гюльфем-хатун уби_л отца, когда тот собрался ехать выкупать дочь…
- О, Аллах! Что за зверь! Я разберусь и накажу всех, кто скрыл от меня это преступле_ние! Я помню, мне доложили, что управляющей райей Килия ум_ер от сердеч_ного при_ступа, - вскипел султан.
- Повелитель, все думали, что так и есть. Негодяй подкупил врача, и тот выдал ложное зак_лючение, а потом и сам поплатился за это, его убрали, как ненужного свидетеля.
- А ты откуда узнал правду?
- Мне рассказал один юродивый, я ему сначала не поверил, но он спрятал окрова_вленную рубаху уби_того управляющего. Я её забрал, пошёл к уб_ийце, предъявил ему, заставил написать признание и пойти с ним к судье. Однако тот сумел бежать, но спасаясь от погони, уто_нул в болоте.
Ферхат собирался продолжить рассказ, но слова замерли на его губах при виде останавливающего жеста султана.
Падишах, сидя на диване, направил на хранителя долгий взгляд своих светлых глаз, но Вахиду показалось, что на дне его зрачков темнела тоскливая удручённость.
- Ферхат-ага, я даю позволение взять в жёны…забрать из гарема наложницу Гюльфем. Я дарую ей свободу. Завтра оба можете покинуть дворец, - глухим басом произнёс он, не отрывая взгляд от хранителя покоев.
Тот подошёл, опустился на колено и поцеловал край государева кафтана.
- Да сохранит Вас Аллах, повелитель! Да продлит он Вашу жизнь на долгие годы! – вдохновенно произнёс он.
- Скажи Сюмбюлю, пусть объявит моё решение валиде и позаботится о внесении записи в гаремные книги. Прощай, Ферхат-ага. Позови сейчас ко мне Локмана, - падишах махнул рукой и отвёл взгляд в сторону.
- Хорошо, повелитель! – поклонился Вахид и спиной пошёл к двери, но остановился, услышав спокойный голос султана:
- Ферхат-ага, жду тебя в своём стане, когда пойду в следующий поход.
- Слушаюсь, повелитель, - ответил тот и покинул апартаменты.
Локман-ага встретил его настороженно.
- Ферхат-ага, твоё лицо светится радостью, никогда не видел тебя таким. Что произошло? – спросил он с лёгкой удивлённой улыбкой.
- Я женюсь, Локман-ага, повелитель только что дал согласие на мою просьбу взять в жёны девушку из дворца, - ответил тот и похлопал товарища по плечу.
- Ахсен-хатун? – выпалил Локман, перестав улыбаться.
- С чего ты взял, Локман? – брови Ферхата поползли вверх.
- Ну…я видел, что ты зачастил в лазарет и подумал, что…- пряча глаза, ответил мужчина.
- Какой ты внимательный, Локман-ага! Ты будешь хорошим хранителем покоев падишаха. А женюсь я на Гюльфем-хатун, повелитель ей свободу даровал! – с задором ответил Ферхат, - сейчас он желает тебя видеть, поторопись!
У Локмана, которому нравилась Ахсен, отлегло от сердца. Он снова улыбнулся и поспешил к падишаху.
Тем временем в покои Гюльфем постучал Сюмбюль-ага и сообщил ей о решении повелителя предоставить ей свободу и выдать замуж за хранителя покоев Ферхата-агу.
…На следующий день Гюльфем тепло простилась с валиде-султан, обняла Фатьму, которая теперь больше находилась у царственной бабушки, зашла к Билги и Махидевран, а у Ахсен и Хюррем-султан задержалась. Подруги долго не могли расстаться и взяли с Гюльфем обещание хотя бы изредка посылать о себе вести.
Счастливая Эрзи направилась к повелителю, чтобы проститься и с ним, однако Локман-ага сказал, что султан рано утром уехал по делам и передал госпоже пожелания лёгкой дороги.
Гюльфем, пожав плечами, развернулась и пошла к выходу, где её уже ожидал любимый супруг.
