Глава 29
Поступила пациентка, – девушка 16 лет. Зовут Валерия. Наша новенькая медсестра, Зоя Филатова, докладывает, что девушка жаловалась на кровотечение. Со вчерашнего вечера, когда оно началось, использовала несколько средств гигиены – прокладок. Представляюсь и спрашиваю:
– Когда у тебя были месячные?
– Два месяца назад, – с лёгкостью отвечает девушка.
Меня подобные вещи никогда не перестанут удивлять. Ну почему девочкам в школе не объясняют, вот от слова абсолютно, как работает женский организм?! Что потому месячные так и называют, что происходят 12 раз в году, а не намного реже!
– Ты не беременна? – уточняю у Валерии.
– Родители меня убьют. Моя сестра только родила.
– Расслабься, я тебя осмотрю. Сколько твоей сестре?
– Восемнадцать.
Внезапно в дверь стучат, она приоткрывается.
– Закройте немедленно! – говорю громко. Этого ещё не хватало, чтобы во время гинекологического осмотра сюда кто-то входил!
– Эллина Родионовна, простите, но там звонит ваша соседка, – слышу из коридора голос Достоевского.
– Спросите, что ей нужно и скажите, что перезвоню.
– Хорошо…
– Постойте. А почему звонит на городской?
– Говорит, её сильно избили.
– Что?! Срочно вызовите сюда доктора Званцеву.
Когда приходит Маша, оставляю на её попечение Валерию, сама иду в регистратуру и поднимаю трубку. Слышу заплаканный голос Нади.
– Что случилось?
Девушка, стуча зубами от холода и адреналина, говорит, что убежала из дома, а теперь сидит возле нашего подъезда.
– Оставайся там. Никуда не уходи. Я скоро буду.
Сажусь в машину и еду домой. Возле подъезда вижу Надю. Она сидит, скрючившись, и вид у девушки ужасный. Мало того, что выскочила из квартиры в домашней одежде – на ней тонкие штаны и футболка, так ещё и босиком! Но самое жуткое в другом: лицо соседки залито кровью, и красные пятна по всему телу пополам с синяками и ссадинами на открытых участках кожи. К тому же оба изредка сплёвывает – губа разбита.
– Что произошло? – сажусь рядом, пытаюсь осматривать повреждения, но Надя в таком нервном возбуждении, что не даёт ничего толком сделать.
– Он вернулся. Ушёл и вернулся.
– Где твоя обувь?
– Я выскочила из квартиры и пряталась на улице, пока он не ушёл.
– Дай тебя осмотреть.
– Пусти меня, здесь так холодно… – она обхватила себя руками и вся трясётся.
– Ты поедешь со мной в клинику.
– Я в порядке, – говорит соседка зачем-то.
– Нет, нужен рентген, – заявляю ей со всей серьёзностью.
– Но всё хорошо.
– Нет, плохо, Надя. У тебя сломана скула.
Для чего она говорит, что всё нормально? Это попытка успокоить саму себя. Многажды повторённая ложь воспринимается, как правда. Особенно если убеждаешь в этом своё «я». Вот и Надя. Пытается успокоиться таким нелепым образом и сделать вид, что её Витя просто в очередной раз сделал глупость, не больше.
Везу Надю в нашу клинику. Но там, едва оставляю её с Сауле, чтобы та помогла девушке переодеться, привести себя в порядок и взяла анализы, срочно вызывают к Артёму.
– Он кашляет кровью, – говорит Катя Скворцова.
– При разжижении крови это нормально.
– Это не нормально, – хмуро отвечает старшая медсестра.
– Ты попала в лёгкое?
– Нет, прямо подключичку, – утверждает Скворцова. В самом деле: с её-то опытом подобные ошибки исключены.
– Поднимем кислород до двух литров, – принимаю решение.
– Дефицит тромбоцитов? – этот вопрос мне задаёт уже Юрий Сергеевич Егоров – наш штатный онколог. Он вошёл в палату только что.
– Утром было 30 тысяч.
– Для центрального катетера маловато.
– Переливали после лечения.
– Как свёртываемость?
– Ввели раствор плазмы.
Мальчику становится хуже. Его снова рвёт.
– Два кубика обезболивающего? – спрашиваю, называя сильнодействующий препарат.
– Давление слишком низкое, – замечает на это Егоров.
– Можно перелить кровь.
– Да. Заменим старую.
– Сделаем анализ крови и рентген грудины, – делаю назначение.
– Позвоните в банк крови. Пусть готовят 10 наборов плазмы и проверим, как вошёл катетер, – добавляет онколог.
– Как ты, Артём? – подхожу к мальчику. – Дышать тяжело?
Мальчик смотрит на меня. Взгляд измученный, и лишь глубоко-глубоко ещё теплится в нём крошечная надежда.
Ухожу из палаты только полчаса спустя, когда убеждаюсь, что состоянию маленького пациента больше ничего не угрожает. Ну, если не считать той страшной болезни, которая в нём поселилась однажды.
Иду проведать Надю. Увидев меня, она говорит:
– Мы с ним живём душа в душу. Он такой весёлый. Внимательный. А иногда его просто не узнать. Словно подменили. Подбородок И я становлюсь другой. Знаю, что это он. Трудно забыть о хорошем. Почти всё время он мой лучший друг, мой муж. Это трудно забыть.
– Что ж, он ответил на твой ультиматум, – делаю ей прозрачный намёк.
– А я ему ничего не сказала, – произносит девушка, глядя на меня с некоторым вызовом. Мол, смотри, ты уговаривала сообщить ему, что ухожу, но совершенно напрасно.
– Но всё же он ответил.
Надя поджимает губы и отводит взгляд. Понимает, что её бахвальство сейчас совершенно неуместно. Отправляю девушку на рентген, иду к регистратуре. Внезапно меня останавливает какой-то человек. Он буквально встаёт стеной, из-за чего утыкаюсь в его грудь.
– Где она? – нервно и чуть агрессивно спрашивает он.
Поднимаю глаза. Виктор, муж Нади.
– Что? – делаю вид, будто не понимаю, о ком речь. Но Виктор сразу же догадывается обо всём. Может, просто видел, как я увозила Надю от подъезда нашего дома.
– Она здесь? – он играет желваками на скулах.
– Надя?
– Да, Надя.
– Нет, а что?
– Утром она была у вас.
– Заходила, но потом пошла домой.
– Хватит лгать, – злится Виктор.
– Вы её избили, – начинаю психовать в ответ. Ненавижу мужиков, поднимающих руки на женщин!
– Она ударила меня по голове. Потрогайте, – он наклоняет голову, раздвигает волосы.
– Нет, спасибо, – отвечаю. – Если вам нужен осмотр, встаньте в очередь.
– Где она? – продолжает упорствовать Виктор.
– Вы шутите? – поражаюсь его наглости. Заявиться сюда после того, как едва не сделал из жены отбивную котлету!
– Это не ваше дело. Я думал, вы понимаете, – говорит со злобным прищуром.
– Хотите к ней? У неё полиция. Они захотят вас расспросить.
– Элли, у тебя всё в порядке? – сзади появляется Гранин.
Виктор бросает на него немного растерянный взгляд и возвращается в вестибюль.
– Кто это? – спрашивает меня Никита, глядя в спину уходящего мужчины.
– Муж Нади. Я тебе о ней рассказывала.
Гранин поджимает губы. Вижу, как его взгляд наливается тяжестью. Для Виктора это ничего хорошего не означает. А мне становится спокойнее. Когда рядом такой защитник, как Никита, можно не опасаться таких вот типов, как муж Нади. Но мысль о том, чтобы вызвать полицию, посещает снова. Я достаю телефон и звоню капитану Рубанову. Сообщаю о поступлении сильно избитой девушки. Понимаю – это следовало бы сделать раньше.
Капитан прибывает с напарником через двадцать минут. Объясняет, что были неподалёку. Идём в палату к Наде. Рубанов представляется, а вот пациентка делает большие глаза и вскакивает с койки, хватает одежду, которую мы выделили ей из комнаты потерянных вещей.
– Мы хотим вам помочь, – говорит ей Илья.
– Ты, доктор, и вызвала полицию! – возмущается девушка. – Как могла так со мной поступить?!
– Виктор разбил тебе лицо.
– Он меня не трогал! – звучит в ответ явная ложь. Та самая, которую, если часто себе повторять…
– Где мы можем его найти? – спрашивает меня Рубанов.
Я называю учебное заведение, в котором Виктор в настоящее время проходит курсы повышения квалификации.
– Элли, нет!
– Университет большой, долго будем там искать, – пожимает плечами напарник капитана.
– Ещё он бывает в баре рядом с домом, – и называю адрес. Эту информацию мне раньше сообщила Надя, только она не думала, что я стану её использовать таким образом.
– Может, он уже домой вернулся?
– В это время дня обычно он в баре, – повторяю.
– Я его не обвиняю, – утверждает упрямая Надя.
– Вас избили. Нужно принять меры, – пытается урезонить её Рубанов.
Надя поворачивается ко мне и истерично просит:
– Элли, скажи им, что ничего не надо!
– Позвони, если он ещё придёт, – говорит мне Илья. Они с коллегой уходят, а Надя теребит меня за рукав:
– Он был здесь?! Почему ты мне не сказала!
– Надя, присядь.
– Что он сказал?
– Мы найдём приют, где Виктор не сможет причинить тебе вред.
– Я не хочу в приют. Я хочу домой, – продолжает упрямиться пострадавшая.
– А если у вас будет ребёнок? Ты хочешь, чтобы он и его избивал?
– Он не станет!
– Очнись, Надя! Это твой шанс на спасение! Неважно каким он бывает милым. Если ты сейчас вернёшься к нему, он поймёт, что тебя можно бить и дальше, и ничего ему за это не будет. Но ведь так нельзя. Это неправильно и смертельно опасно!
Я с такой горячностью произношу это всё ей в лицо, что до Нади, кажется, начинает доходить. Её лицо и взгляд от злого и расстроенного становятся задумчивыми. В таком состоянии её и оставляю. Пусть полежит и крепко подумает над моим предложением. Мужчина, избивающий женщину, – он как дикий зверь, живущий в домашних условиях. Есть широко распространённый миф, что если дикий медведь однажды вкусит человеческой плоти, то никогда больше ничего иного есть не захочет и скорее умрёт с голоду, чем заменит любимое «лакомство». Так и домашние насильники. Если дать им понять, что они могут вытворять, что угодно, – считай, всё. Не остановится, пока не доведёт свою вторую половину до могилы.
Но как глупенькой наивной Наде это объяснить?! Может, ей будет достаточно и того, что уже сказала.
Поступает новая пациентка, мне приходится отвлечься от своей зверски избитой соседки. Девочка-подросток, 13 лет. Фельдшер говорит, что она была в кафе с подружками, внезапно ей стало трудно дышать.
– У тебя есть пищевая аллергия? – спрашиваю её.
Ребёнок что-то слабо бормочет под кислородной маской. Не разобрать.
– Адреналин дали? – спрашивает Маша, присоединяясь к бригаде.
Коллега из «Скорой», кивает Зоя Филатова говорит, глядя на кардиомонитор:
– Ей хуже.
Завозим в смотровую, перекладываем на стол.
– У тебя не было астмы, проблем с дыханием?
Девочка отрицательно мотает головой.
– Дайте кислород, – распоряжается Маша.
– Что ты ела? – спрашиваю пациентку.
– Креветки.
– Ты много съела?
Кивает.
Назначаю препарат внутривенно и добавляю:
– Готовьте реанимационный набор и трубку на шесть с половиной. Она плохо дышит. Распылитель.
Спустя некоторое время иду общаться с родителями девочки, Анжелы.
– Давно она располнела? – спрашиваю их.
– Она за два месяца набрала семь килограммов.
– Хорошо. Если хотите, я вызову диетолога.
– Да, мы не можем её остановить, – печально признаётся мама девочки.
– Мы пару часов последим за её дыханием в другой палате.
– Спасибо.
– Не за что.
Когда они уходят, смотрю им в след и одного понять не могу: что значит это их «Мы не можем её остановить?» Вы же родители, а не чужие люди, в конце концов. Или у девочки достаточно собственных денег, чтобы каждый день закармливать себя до невменяемого состояния? Сократите ей рацион питания, строго следите за тем, что она ест. Заставляйте больше двигаться, наконец… Прерываю свои рассуждения и усмехаюсь. Брюзжу, как старушка на лавочке возле подъезда. Ну какой я им судья? Сама-то лишь недавно стала мамой, и ещё неизвестно, какой моя Олюшка вырастет, какие у неё будут сложности в жизни.
Когда собираюсь домой, рядом оказывается Гранин.
– Можно тебя проводить? – спрашивает и смотрит с надеждой.
– Никита, – говорю ему как можно мягче. – Мы с тобой только-только начали налаживать… точнее, строить заново наши отношения. Поэтому, пожалуйста, давай не будем форсировать события. Мы люди взрослые, нам ничего не стоит провести вместе вечер, ночь и так далее. Но ты же понимаешь: это не сделает нас любимыми.
Гранин слушает молча. Радость и надежда постепенно меркнут в его взгляде. Мне хочется перед Никитой извиниться за свою прямоту, только… Почему я должна это делать, если чувствую свою правоту?
– Да, всё так, – соглашается он нехотя. – Ты, конечно, права, – и вздыхает. – До завтра, Элли.
– До свидания, Никита.
Возвращаюсь домой, отпускаю Розу Гавриловну. Олюшка смотрит мультики в гостиной, я после душа иду ставить чайник на плиту. В этот момент на домофон поступает звонок. Доставщик сообщает, что привёз мою пиццу. Давно хотела себя и дочку побаловать чем-нибудь настоящим, итальянским. Постепенно приучаю её к кулинарному разнообразию, заодно показываю: в мире много вкусных продуктов, и важно наслаждаться их вкусом, а не есть всё подряд. Еда должна быть средством утоления голода или источником изысканного удовольствия, но никак не способом «заесть проблему». Пока Олюшка маленькая, но мне кажется, скоро она станет меня лучше понимать в этом плане.
Звонок в дверь. Открываю и делаю испуганно шаг назад. На пороге вместо курьера стоит Виктор.