33 года назад в России произошла попытка государственного переворота. Члены Государственного комитета по чрезвычайному положению (ГКЧП) в ходе августовского путча попытались отстранить Михаила Горбачева с поста президента СССР и сменить проводимый им курс. Но попытка не удалась, началось следствие. Бывший следователь-криминалист главного управления криминалистики (Криминалистического центра) Следственного комитета РФ Владимир Николаевич Соловьев рассказал в интервью «Независимое Совершенно секретно» о личных отношениях с фигурантами ГКЧП, сложившихся во время расследования.
- Владимир Николаевич, давайте поговорим о деле ГКЧП. Вы участвовали в этом расследовании. Расскажите о Вашем участии в расследовании дела ГКЧП. С кем из арестованных Вы работали и как Вы можете их охарактеризовать?
- В начале 90-х годов прошлого века, когда я начал работать прокурором-криминалистом, отдел криминалистики занимал три комнаты в старом дворянском особняке на Петровке, 26. В составе отдела числился его бессменный начальник Юрий Иванович Леканов, два прокурора-криминалиста, специалист и водитель. Сейчас вместе с экспертными службами в аппарате Следственного комитета около 400 человек.
Тогда все арестованные по делу ГКЧП находились в особом здании «Матросской тишины». Ко мне подошел Юрий Леканов и сказал: «Владимир Николаевич, они не хотят говорить. Поговори с ними по-человечески. Ты самый молодой. Объясни им, что мы не звери какие-то, и у нас нет к ним предвзятости». Так я попал в следственную группу по делу ГКЧП, и с этого началось мое общение с гэкачепистами. Я очень много общался с премьер-министром СССР Валентином Павловым, министром обороны СССР Дмитрием Язовым, главнокомандующим Сухопутных войск СССР Валентином Варенниковым, с председателем КГБ СССР Владимиром Крючковым и другими фигурантами. Я их лично всех знал. Сейчас они все уже умерли…
Мой товарищ, Олег Рогинский, который работал тогда начальником отдела следственной части в МВД СССР, сказал мне, что во всех камерах для допросов есть прослушка, кроме одной. Вот ней я и проводил допросы. Но как оказалось, и в ней она тоже была. Об этом я расскажу чуть позже. Было бы интересно сейчас послушать эти беседы по прошествии более чем 30 лет. Могу сказать: эти люди не были не преступниками, не убийцами. Для них это была совершенно непривычная и необычная ситуация. Они считали, что спасают страну.
- Кто из фигурантов по делу о ГКЧП вам больше всего запомнился?
- Наверное, больше всего мне запомнился Дмитрий Тимофеевич Язов. Он был просто наивным человеком. В каком смысле? Министру обороны нельзя было быть таким наивным. Вот один из примеров. Язов мне говорит: «Владимир Николаевич, со мной сидит человек, которого несправедливо привлекли, Вы могли бы ему как-то помочь?» А я знал, что этот человек приходит ко мне каждый день и докладывает, как там Язов и что говорит. Взамен ему пообещали сбавить срок. Валентин Павлов на этот счет был похитрее. Он моему начальнику Юрию Леканову сказал: «Юрий Иванович, я прекрасно понимаю, что камера, где я сижу находится под наблюдением, в ней обязательно сидит какой-то стукач. Я понимаю, что это вот этот, этот и этот. Я также понимаю, что ему нужно отчитываться, но я ничего не скажу. Посадите, пожалуйста, Вы стукача только по интеллектуальнее, по приятнее, чтобы с ним хоть поговорить можно было».
Вот у Язова была абсолютная память, а лицо было грубое, жестокое. А на самом деле был очень сентиментальным человеком, писал стихи. Представляете, Маршал Советского Союза и сентиментальные стихи. Однажды он рассказал мне историю из своей жизни. Очень личную. Он говорит мне: «Владимир Николаевич, я ехал в поезде в город Ташкент. В спортивной одежде. Со мной в купе ехала женщина, которая мне очень понравилась. Мы беседовали с ней всю дорогу до Ташкента. Я ее запомнил на всю жизнь и стал отслеживать ее судьбу. А когда у меня умерла жена, я поехал в Ташкент и сделал ей предложение руки и сердца. Я тогда уже знал, что она развелась. И она согласилась». Пока они ехали из Москвы в Ташкент, то они прониклись друг к другу взаимной симпатией. Язов сказал мне: «Я собирался уйти с поста министра обороны СССР, уже готовил себе приемника. И вот я дурак, вляпался вот в эти вещи. А здесь и жена попала в автоаварию, сильно разбилась. Узнайте, пожалуйста, что там с ней». Я встретился с женой Язова и она говорит мне: «Владимир Николаевич, Вы только Дмитрию Тимофеевичу не рассказывайте, что меня тут же выкинули из квартиры, что его сына уволили с работы, что мы перебиваемся с хлеба на квас. Вы ему расскажите, что с его собакой все хорошо и у нас тоже. А можно я напишу записку?» Я говорю: «Напишите записку, но вы должны понимать, что я цензура в этом случае».
Она в ней написала, что все хорошо и замечательно: и у сына, и нее, и у пуделя. А потом говорит: «Вы на словах можете ему что-то передать?» Я говорю: «Ну, если ничего секретного, давайте передам». Она говорит: «Вы ему скажите, что он дурак и разрушил всю нашу жизнь своими руками».
Но как я могу сказать Маршалу СССР, что он дурак!? Чтобы читатели и вы понимали, объясню – следователь в табелях о рангах намного младше маршала по званию, а тем более бывшего министра. Я прихожу к Язову и говорю ему, что встречался с его женой, и она передала ему записку. Он ее прочитал, я тут же ее порвал, а потом выкинул когда вышел из тюрьмы. Затем говорю Язову: «Вы меня простите, но я буду говорить как магнитофон. Это не мои слова, это слова вашей жены». Ну и воспроизвел, что она мне сказала, стараясь воспроизвести ее интонации. Надо было видеть, как он обрадовался. Дмитрий Тимофеевич сказал: «Вы на самом деле с ней встретились? Это ее интонация, это ее слова». Он был очень доволен.
Но потом произошел случай, после которого я понял, что камеру, где я проводил допросы, прослушивают, а меня фактически подставили. Как то Язов рассказывал мне о визите Ельцина в Казахстан. Тогда ельцинский самолет не посадили в аэропорту. Я задал вопрос Дмитрию Тимофеевичу: «А чего же вы самолет-то не пропустили?» А он в шутку мне ответил: «Да, надо было долбануть «Стрелой». Посмеялись и забыли. Я никогда на допросы не брал с собой диктофон, а тем более ручку с блокнотом. Если доверие к человеку, ну какие там диктофоны? Теперь вот жалею. Не понимал, что так творилась история.
И вот я в очередной раз собираюсь ехать в «Матросскую тишину», ко мне подходит заместитель генерального прокурора РФ Евгений Лисов, и приказывает взять мне с собой видеокамеру. И вместе со мной едет в тюрьму. Он вызывает Язова на допрос и при мне спрашивает под камеру: «Скажите, пожалуйста, при каких обстоятельствах Вы сказали о том, что хотели сбить самолет Ельцина ракетой типа «Стрела». Язов смотрит на меня, я на него. Дмитрий Тимофеевич понимает, что он никогда ни при каких обстоятельствах, кроме как мне, не упоминал термина ракеты типа «Стрела» и «самолет Ельцина». И я понял, что уже никогда доверительной беседы у нас не будет. Мне тогда было неудобно ему что-то объяснять. Так мы и разошлись, как в море корабли. Язов умер, никогда не узнав, что я его не предавал, как впрочем, как и остальных фигурантов по делу ГКЧП.
- Как Вы оцениваете остальных гэкачепистов, их действия? Как вы лично относитесь, с прошествием времени к этому событию?
- Лучше я расскажу, как они вели себя в этот момент. Так вице-президент СССР Геннадий Янаев и премьер-министр СССР Валентин Павлов в ночь перед тем, как в Москву были введены войска, напились. Павлов приехал домой в хорошем подпитии в три часа ночи. У него жена Валентина, жесткая женщина, сказала ему: «Еще раз так напьешься, домой не приходи!» Затем она вызвала охрану и говорит: «Вы будете дело иметь со мной, если хоть кто-то скажет, что он дома, кто бы ни приехал, кто угодно, что бы там ни случилось, его дома нет». И вот наступает момент, когда по ТВ передают «Лебединое озеро». Когда все должны быть на месте и объяснить народу, что происходит в стране. А в это время у Янаева дрожат руки. Янаева и Павлова не могут найти. Потом находят вице-президента. Язов рассказал мне как очевидец событий: «Приходит, с похмелья, Павлов. Руки дрожат. Как его выпускать в таком состоянии на телевидение? А Павлов нахально говорит: «Я еще выпил, опохмелился. И у меня гипертонический криз, я покончил жизнь частичным самоубийством. Я погубил свой организм, и теперь я не гожусь для вашего ГКЧП». У него с юмором было очень хорошо. У Павлова было иногда придурковатое лицо, а на самом деле он был умнейшим человеком. Оказывается, премьер-министр СССР просто болел, у него был синдром Пиквика. И эта болезнь отражается на лице человека. Честно могу сказать, что Павлов меня в ходе допросов полностью «перековал». Ведь я как тогда думал: «Сейчас вот партия падёт, всё падёт, все республики воссоединятся, и мы будем все вместе, и чуть ли не петь «Интернационал». Павлов тогда сказал мне: «Вот ты посмотришь. Через парочку лет НАТО будет стоять на границе со Смоленской областью. Республики разбегутся по «своим квартирам» за своим суверенитетом, уйдут все». Я ему не поверил. Но время показало, что он был прав.
Беда гэкачепистов была в другом. У этих людей было головокружение от успехов. Жизнь на протяжении определенного времени они видели из окошка шикарного автомобиля. На каждого из них была большая история болезни. Стоило им чихнуть, и собирали консилиум. Но консилиум не решался им прописать какое-нибудь лекарство или процедуры, потому что врачи боялись нести ответственность за «небожителей». Сами же правители СССР не понимали и не знали, что происходит в реальности. Поэтому и были такие нерешительные действия гэкачепистов. У меня сложилось мнение, что эти люди были политическими импотентами. Они не могли ничего сделать.
Я участвовал в расследовании дела по убийству Царской Семьи. Изучал то время, которое предшествовало свержению Николая II, затем Февральская революция. И люди, которые тогда пришедшие к власти точно также как Михаил Горбачев, а затем фигуранты ГКЧП не знали что с ней делать. У них было все, но они этим не воспользовались, не предложили никакого плана действий и развития. И потеряли все.
Напомню, читателям, что дело ГКЧП было громким. Общество и политическая элита раскололась. В стране проходили стотысячные митинги. Фигурантов дела призывали расстрелять. Первым с таким предложением выступил генерал-полковник Константин Кобец, поддержавший Ельцина. Потом он стал министром обороны РФ. С таким же призывом выступил первый президент РФ Борис Ельцин. Затем в «Матросскую тишину» приехал генеральный прокурор РФ Валентин Степанков и провел собеседование со всеми гэкачепистами. Прошло время, и скажу честно, наша следственная бригада приложила усилия, чтобы дело пошло на спад. Понимаете, когда перед тобой сидит откровенный убийца, и ты с ним нашел общий язык, то и его трудно приговаривать к высшей мере наказания. А здесь перед тобой люди, которые занимали высшие посты в государстве и не являющиеся ни бандитами, ни убийцами. И их расстреливать? В конце концов, всех приговорили, но потом амнистировали. Только генерал армии Валентин Варенников был оправдан.
- А могли их использовать?
- Они не были теми лидерами, за которыми пошли бы люди. Здесь нужны особые люди. Петра I среди них не было. Никого там не было.
- Но Ельцин тоже не Пётр I.
- И Ельцин не Пётр I, но он имел поддержку населения.
© Беседовал Олег Соловьев
