Кинематографисты очень часто используют в своих работах достижения мировой живописи – ни в коем случае не потому, что не хватает собственной изобретательности или фантазии. Цитирование знаменитых полотен может служить средством создания дополнительных скрытых смыслов, придавать большей выразительности значимым событиям или эмоциональному состоянию героя. Шедевры живописи, узнаваемые в том или ином кадре, могут быть источником вдохновения режиссера или просто комплиментом искушенному зрителю, для которого выискивание и узнавание всех отсылок и пасхалок является особым интеллектуальным удовольствием.
Если вам не приходилось посреди фильма вдруг победно воскликнуть что-то вроде: «О, я знаю, это точь-в-точь как на той картине Пикассо!» - это не значит, что ничего такого вы прежде не видели. Вспомните маску убийцы из трилогии Уэса Крэйвена «Крик» (да, притворимся, что четвертой и, тем более, пятой частей не было). Эта маска – не что иное, как экранное воплощение картины Эдварда Мунка, которая называется, внезапно, «Крик». Едва ли здесь есть какие-то сложные смысловые слои и пересечения, однако броский и растиражированный образ с картины Мунка, наводящий не то ужас, не то тоску и ощущение неотвратимости, вдохновил сценариста Кевина Уильямсона на создание чего-то, что в итоге стало настолько же узнаваемым, знаковым и культовым.
Не менее популярное произведение искусства австрийского модерниста Густава Климта «Поцелуй», ставшее символом всех влюбленных, сегодня печатают на кружках, открытках и всевозможных сувенирах. Оно неожиданно узнается в сцене мрачного «Острова проклятых» Мартина Скорсезе.
С картиной Климта в этом кадре перекликаются не только позы героев и платье Долорес расцветки, характерной для «золотого периода» художника, но и одна из вероятных интерпретаций «Поцелуя». Обратите внимание на то, что девушка на картине стоит на коленях и находится как бы в подчиненном положении, ее ноги запутались в каких-то лианообразных растениях, губы сжаты, а голова отклоняется будто в попытке избежать поцелуя. Руки мужчины силой удерживают ее шею, в то время как пальцы самой девушки напряжены. Если вы смотрели «Остров проклятых», то наверняка помните, что за трогательной, нежной и печальной сценой прощального объятия в видении Тедди стоят события трагичные.
Иное обращение к творчеству Густава Климта можно заметить в «Отеле “Гранд Будапешт”» Уэса Андерсона - большого любителя изобразительного искусства, фильмы которого живописью буквально дышат. В образе героини Тильды Суинтон легко читаются приемы того же «золотого периода» Климта, хотя многие здесь видят конкретно портрет Адели.
А в другом своем фильме, который мы коротко обозначим «Французский вестник», Андерсон мило и довольно игриво отсылает зрителя к картине «Смерть Марата» Жака-Луи Давида. Политик и просветитель эпохи Великой французской революции Жан-Поль Марат убит дворянкой Шарлоттой Корде в собственной ванне.
Андерсоновский романтичный «Марат», такой же пылкий революционер, предстает перед зрителем юным, бодрым и живым, также в ванне с таким же тюрбаном на голове, за написанием манифеста. Что, если эта аллюзия намекает на скорую гибель героя во имя революции?
Датский режиссер Ларс фон Триер – большой любитель начинять свои фильмы многочисленными культурными отсылками, оммажами, аллюзиями и прямыми цитатами. Например, антураж, знакомый по картине «Офелия» Джона Эверетта Милле угадывается в «Меланхолии».
Или в «Нимфоманке», где с одной стороны нас отсылают к набоковской «Лолите» с ее косичками, с другой – к творчеству Бальтюса, глядя на которое сам Зигмунд Фрейд схватился бы за сердце. Творчество как Бальтюса, так и фон Триера подвергалось критике как аморальное и неприемлемое: в первом случае за изображение девочек-подростков в сомнительных позах, во втором случае – за чрезмерную, даже пopнографическую откровенность «Нимфоманки".
А из последнего – прямое цитирование картины «Ладья Данте» Эжена Делакруа в фильме «Дом, который построил Джек». Как на картине, так и в кадре, присутствуют Вергилий, души грешников, река Стикс и круиз прямиком до девятого круга ада.
Другой религиозный мотив ненавязчиво прозвучал в легендарной киноленте Джорджа Лукаса «Звездные войны: эпизод 3 - Месть ситхов». Внимательные фанаты и зоркие кинокритики в схватке Энакина и Оби Вана сумели разглядеть «Падшего ангела» Александра Кабанеля. На создание общепризнанного сегодня шедевра художника вдохновила поэма Джона Мильтона «Потерянный рай» и высказанные в ней гнев и отчаяние низвергнутого с небес Люцифера.
Может, аллюзия в «Звездных войнах» могла остаться незамеченной, если бы не явное пересечение жизненных путей Сатаны и Дарта Вейдера, познавших темные силы и присягнувших злу.
А фанаты сериала «Американская история ужасов» узнали этот сатанинский выразительный взгляд в кадре с юным антихристом, плачущим и проклинающим себя самого и все вокруг.
Кто бы мог подумать, что теплое и живое творчество итальянского экспрессиониста Амадео Модильяни, воспевавшего в своем творчестве красоту женской наготы, найдет отражение в современном хорроре про детские страхи и инопланетное чудовище. Если вы смотрели перезапуск «Оно» Андреса Мускетти, в вашей памяти не мог не отложиться эпизод преследования Стэнли страшной дамой с портрета.
Для Мускетти это стало выражением его личного представления об ужасном: по признанию режиссера репродукция одной из картин Модильяни, висевшая в родительском доме, очень пугала его, когда он был ребенком.
Эксцентрик от мира кино Тим Бертон, вероятно, родился, чтобы экранизировать главную работу, прославившую эксцентрика от мира литературы – Льюиса Кэррола. А загадочный Джузеппе Арчимбольдо, если следовать этой логике, родился, чтобы сделать «Алису в Зазеркалье» еще «страньше и чудесатее».
Об Арчимбольдо, его жизни и творчестве известно довольно мало. Самые ранние свидетельства его жизни указывают на то, что художник спокойно жил себе, расписывая соборы и витражи на вполне традиционный манер, а над тем, какая муха его укусила впоследствии, искусствоведы размышляли долго и мучительно, пока, в конце концов, не решили просто назначить его предвестником сюрреализма.
Безумные миры Дэвида Линча настолько самобытны, причудливы и, если хотите, фантасмогоричны, что трудно представить, что могло их вдохновить. Среди любимых художников Линча часто упоминается, например, Фрэнсис Бэкон. Влияние его беспокойного и зловещего стиля заметно, например, в сериале «Твин Пикс».
Также узнается типичное для творчества Бэкона заключение объекта в геометрические фигуры:
Или ужасающие искажения человеческого лица в фильме «Человек-слон»:
Работы бельгийского сюрреалиста Рене Магритта – идеальный референс для режиссеров, стремящихся изобразить искусственный, красивый, но непригодный для полноценной жизни мир, укрывающий ложь и таящий опасность, при подробном изучении которого постепенно нарастает тревога. Так происходит в фильме Лоркана Финнегана «Вивариум»: когда над жилым районом, состоящим из одинаковых зеленых домиков, повисают облака, будто нарисованные старательным ребенком, становится ясно, что герои попали в ловушку.
Или в «Шоу Трумана» Питера Уира, в сцене, где Труман готов покинуть лживый и неуютный мир декораций и бутафорских друзей.
И напоследок фильм, который, может быть, не пытался перенять атмосферу и стиль художников, как Дэвид Линч, и не воспроизводил целые мизансцены, как Ларс фон Триер – «Пятый элемент». Но вот художник по костюмам – сам Жан-Поль Готье – очевидно, подсмотрел идею наряда у Фриды Кало и ее картины «Разбитая колонна», которая является метафорой силы и хрупкости одновременно – как раз то, что было нужно образу Лилу.
Не стесняйтесь поставить лайк, если вам понравилась статья, и напишите в комментариях, хотели бы вы увидеть вторую часть! :)
