Добрая весть о том, что дружинный вернулся в деревню, на следующий день быстро разлетелась по всему селению. Любопытные соседи потянулись на двор к Горазду: с новгородцем повидаться, да убедиться своими глазами, что люди не врут.
Окромя того, как-то умудрились бабы проведать, что радостная весть обрушилась на их семью, и начали донимать Матрену расспросами. Уж пытали они да выпытывали: как все вышло-то, когда свадьба грядет, отчего вдруг дружинный свататься вздумал? Кто поумнее, сами соображали, что к чему, другие же бесцеремонно вторгались на двор и затевали долгие разговоры.
Только к вечеру и удалось от назойливых баб избавиться. Ругаться с соседками Матрена не хотела – слишком велика была ее радость по поводу произошедшего, потому выпроваживала она навязчивых сплетниц мягко.
Да не одни бабы переполошились из-за появления Мечислава в деревне. Мужики – и те места себе не находили. Всем хотелось потолковать с дружинным, о своем житье-бытье порассказать, на свои беды пожаловаться.
Узнал о Мечиславе и Радим. Еще рано поутру, выйдя на двор за водой, Любава услыхала болтовню соседских баб, что-то с жаром обсуждающих. Так и ахнула она, когда проведала про дружинного, и поспешила рассказать обо всем домашним.
Радим в ту пору за стол садился: горшок с горячей кашей дымился на столе. Услыхав слова матери, он медленно отложил деревянную ложку и уперся взглядом в стол. Если бы в то мгновение кто взглянул ему в глаза, то увидал бы там бушующий пожар. А Любава, сама того не ведая, подливала масла в огонь:
- Вот дела-то какие! Это ж надобно – возвратился дружинный! Бабы говорят, отошел он от дел ратных. Оно и ясно: хромый он нынче, Мечислав-то! Кажись, покалечили его в последнем бою так, что едва выжил! Чуть Богу душу не отдал!
Дочки Любавы принялись ахать да охать, наперебой закидывая мать вопросами. Малы они еще были, в невесты не вышли – поди, Беляны младше, - а все же дружинный успел и их девичьи сердца задеть. Еще тогда, по осени.
- Сосватал он Найду, говорят! Слышишь, Радим? Видать, свадьба у Горазда в доме скоро…
Любава говорила все это, суетясь возле печки, и не видала, каким недобрым блеском сверкнули глаза сына. Тот сидел, не притрагиваясь к каше, едва сдерживая закипавшую в нем ненависть.
- Ох, сынок, сынок… могли бы и мы к свадьбе готовиться, коли дурно все не вышло бы… напрасно ты делов натворил… такая невеста из-под носа уплыла! Теперь чужой женой станет…
- Другую сыщу! – оборвал мать Радим. – Чего, свет клином на девке сошелся?
- Дак нет… жалко просто… семья у Горазда хорошая… сродниками мы могли бы стать…
- Ты так желаешь породниться с их домом? – усмехнулся Радим, но веселья в его голосе не было.
- Так, а что ж постыдного, желать-то? Семья Горазда – всем на загляденье. Дочки-то, вон, красавицы какие: ладные, послушные!
- Была бы Найда послушной дочерью – отцу бы не перечила! – разозлился Радим, возвысив голос. – Пошла бы за меня с охотою, и на чужаков-то не заглядывалась! Мало ли я им добра сделал? Мало за ней ходил, псом побитым бегал? Все ей не по нраву казался! Сердце она у меня вынула из груди и растоптала! До края самого довела! Потому и пришлось мне пойти на дело такое… сама ведаешь…
Он замолчал, покосившись на брата меньшого да на сестриц, с любопытством прислушивающихся к разговору. Малы они еще были все знать, потому не решался Радим при них затевать спор с матерью. Любава же поспешила утихомирить сына, заметив, что в глазах его закипает черная смола:
- Ну, что ты, что ты, сердешный! Ведаю я обо всем… только вот жалко, что дело тем кончилось… расстроилась свадьба-то…
- Ничего, мать: будет тебе невеста! Обожди маленько. А покамест толковать я о том не желаю!
Он порывисто поднялся из-за стола и направился вон.
- Куда ж ты, сердешный? – спохватилась Любава. – Каша-то как же?
- Сыт я уже, - бросил Радим, - некогда мне рассиживать!
Обернувшись, Любава с грустью отметила, что к еде сын даже не притронулся.
Радим же, закипая злобой, наскоро снарядился и направился прочь из деревни, в лес. Не было у него охоты видеться нынче со своим соперником – обида и ревность снедали ему душу. Потому поспешил он скрыться от глаз людских, чтобы ненароком не сцепиться с дружинным у всех на виду.
Меж тем, он и сам не ведал, сколь сильно Мечислав желал отомстить ему за Найду. Но проливать кровь друг друга оба не спешили: смекали, что для начала следовало немного унять разгорающуюся взаимную ненависть. В противном случае, исход мог бы закончиться печально.
Если Мечислав мыслил так не из трусости, а из мудрости, то Радим внутренне над ним насмехался.
- Гляди – со двора выйти пужается! – ядовито бормотал он себе под нос. – Разве ж я прятался бы на его месте? Пусть и хромый, а пошел бы, потолковал, как полагается! Да кулаки бы в ход пустил. Не хочу нынче просто ничьей смерти. Мать вон, жалобит сызнова. Погоди еще, погоди, новгородец. Вернусь, тогда и потолкуем! Не бывать твоей свадьбе, не бывать! Пущай в адском пламени сгорю, а отомщу тебе за все!
Сжав зубы, Радим покинул селение тайным образом и направился в лес.
В доме Горазда же царила в тот день радость. Едва отделавшись от соседей, Горазд с Мечиславом присели передохнуть. Умаялись: ночь-то, почитай, не спали! С тайного совета – прямиком домой, а потом закрутилось… Мечислав, по правде сказать, валился с ног от усталости, ведь с самой дороги так и не удалось ему сомкнуть глаз. Горазд сознавал это, потому приказал Любиму пойти баню затопить. Хорошенько попариться ему захотелось после таких-то событий, да будущего зятя своего с дороги горячей банькой попотчевать.
Покуда Любим с готовностью побежал баню топить, Горазд сказал:
- Сам Господь тебя послал нам, родимый! Ведь и не чаяли мы с Любимом, что дружинные-то, коих мы встретили, вести от нас передадут. Ан вон как, вышло-то: передали, знать. Вот как бывает! Нынче, глядишь, и обкумекаем все сообща. Радима все дружно к стенке-то прижмем! А о службе покинутой ты не печалься. Знать, судьба твоя не голову в бою сложить. Станешь теперь хлеб сеять – что ж с того? Дело доброе, богоугодное. Слава Господу, жив ты остался! Хромота – не самое тяжкое увечье. Руки-ноги целы – вот главное! Может, Малуша что и присоветует, как боль-то в ноге унять!
- Княжий лекарь сделать более ничего не смог, - отвечал Мечислав, - потому, думается мне, так хромым и останусь! В походах от меня нынче проку нет: воин из калика некудышный.
- Будет тебе, на себя наговаривать! – отмахнулся Горазд. – На своих ногах к нам явился – значится, каликом называться не можешь. А вот отца твоего жалко… нынче ж некому заботиться о родных твоих, окромя тебя-то!
- Верно, - опустил голову Мечислав, - мать с сестрицами остались в Новгороде… плачут по отцу… но сюда я спешил, пришлось оставить их… к сороковинам же домой поспеть мне надобно…
- Это ж скоро выдвигаться в обратный путь!
- Истинно так… долго мне не пробыть с вами. За это время, Бог даст, с Радимом что-то разрешится. Положа руку на сердце, не мыслил я, что народ у вас такой упрямый. На совете, вон, вроде и самые мудрые собрались, в спор и прения легко вступают, ан как дело коснулось – никто не желает супротив Радима идти! То ли страшатся его, то ли просто в правду поверить не хотят. Ежели и долее ждать, дурно все может закончиться. Ведагор не стал бы попусту стращать – видать, и правда смерть скорую чует. А, коли так, нехороши дела. Наслышан я, как колдуны да чародеи помирают: ежели никому они своей силы не передадут, не освободят от нее тело, по семь дней помереть не могут! По полу катаются, в муках страшных корчатся, а никак их душу не забирает ни Господь, ни Дьявол.
- Ох, родимый, страшные вещи ты сказываешь! – перекрестился Горазд.
- Так я что, я сказываю лишь то, что своими ушами слыхивал. Причем от людей родных и близких.
- Не дай Бог! Не дай Бог! Не хватало нам тут страстей подобных!
- Потому, коли Радим на попятную пойдет, Ведагор найдет, как отомстить и ему, и всем людям вашим. Как есть, селение спалит или мор какой напустит… мало ли бед может случиться… для такого чародея это дело нехитрое.
- Ох ты, Господи! Так что ж, выходит, у Радима и выбора никакого нет? Выходит, ежели он согласится исполнить клятву, то сам перестанет быть простым человеком. А ежели в отказ пойдет – несдобровать всем нам?!
- Выходит, так, - пожал плечами Мечислав. – Я о том и толкую.
- Ну как ни поверни – все дурно! – досадовал Горазд.
- А по мне, такому человеку, как Радим, самое место в лесу обретаться! Там он будет сам себе хозяин, и никто не станет ему указывать, как жить и что делать.
- Так-то, может, оно и так, - задумчиво проговорил Горазд, - да как семью ему оставить? Мать, сестриц с братом? Ведь на ноги их поставить надобно, выкормить-выпоить…
- То не беда для ведуна лесного. Добыча вся будет его, и самая лучшая. Дичи в чащах довольно. Грибы, ягоды, орехи… каких только лесных даров лес не дает! Все будет в его власти – и звери, и птицы. Не пропадут, чай, его родные… всего будет им довольно…
- Эх… я и сам думаю, как бы избавиться нам от Радима! Может, и прав ты: уйдет он в лес, да отвяжется от нас, наконец. Будут у него иные заботы, иная жизнь настанет. Дурно лишь то, что силу он большую обретет, и один Бог ведает, как ему вздумается этой силой распорядиться…
- Потому и увезу я Найду в Новгород, подальше отсюда. Я бы хоть сейчас ее забрал, ежели отпустите дочку…
- Эх, родимый, коли не горе бы ваше гореванное… сыграли б свадебку хоть завтра! Да не ко времени нынче свадьбу играть: сороковины отца твоего не минули, грех это! Дурная примета.
- Ведаю я, - повесил голову Мечислав.
- То-то. С дурной приметы-то жизнь молодую зачинать не след! И у матери твоей, поди, глаза еще от горя не просохли… сестрицы отца оплакивают… надобно, чтоб улеглось все, житье-бытье наладить, а там уж… спору нет, и тянуть не надобно.
- Верно говоришь, Горазд. Но и здесь оставить Найду мне боязно. Не верю я Радиму!
- Согласен – Радиму веры нет. Как быть велишь?
Разговор их прервал Любим, кликнувший отца из бани.
- Ну, обкумекаем еще, - сказал Горазд. – Ты прилег бы, родимый. Банька покуда еще растопится… почитай, с дороги не спал-то!
- Да успеется… ночь впереди! Пойду, пройдусь малость, ногу разомну! А то задеревенела, разнылась… Мне засиживаться нельзя: не желаю, чтобы хворь надо мной верх брала!
И Мечислав пошел прочь со двора. До сих пор Радим так и не попался ему на глаза, и это дружинного настораживало. Кое-как доковыляв до дома Малуши, Мечислав зашел к травнице доброго дня пожелать.
Малуша уж наслышана была об его возвращении. Подивилась она рассказу о тяжелом исходе последней битвы и чудесном его исцелении, оглядела затянувшиеся раны Мечислава и сказала:
- Добрая весть, добрая… уберег тебя Господь! Но, мыслю я, чудом тебе ногу-то спасли! Вон какие шрамы остались…
- Права ты, так и было. Лекарь княжий долго меня выхаживал… за то я князю особенно благодарен. Коли не должный уход, мог и без ноги остаться… тогда уж, дело верное, не видать мне такой невесты, как Найда…
- Слыхала я, - кивнула травница, - бабы донесли еще с утра. Радостно мне за тебя, Мечислав! Да и за Найду тоже. Хорошая вы пара, добрая жена тебе достанется! Ну и девке-то повезло с таким женихом!
- Молвишь тоже – какой нынче с меня жених? Хромый я, не чета некоторым здешним молодцам. Вот десяток лет назад я бы мог женихом завидным прослыть, потому как силы и ловкости было не занимать. А нынче…
- Перестань, Мечислав, худо о себе судить! Такого мужа, как ты, любая здешняя девица пожелает. Гляди, каков ты: высокий, статный, сила-то в руках какая!
- В руках-то да, а ноги уж для дальних походов не годны! – с тоской вздохнул дружинный.
- Ну и Бог с ними, с походами, - махнула рукой травница. – Позабыл ты наш с тобой последний разговор? Припомни-ка, о чем мы с тобой толковали.
- Помню я, Малуша. Про жизнь мою речь вели.
- То-то же. Господь уберег тебя от погибели – знать, для благого дела. Будет у тебя семья своя, жена-красавица, детушки малые. А служба найдется, не горюй. Тем паче, ежели князь обещался не оставить тебя своей милостью! Про недуг твой я покумекаю. Авось, чем и смогу помочь. Во всяком случае, облегчить твою хворь мне по силам.
- Благодарю тебя, Малуша, за слова добрые, - сказал Мечислав. – Но нынче я вот еще с чем пришел. Совета твоего испросить мне надобно…
- Не о Радиме ли речь? – вскинула брови травница.
- И о нем самом, и о Ведагоре.
- Что ж, спрашивай, отвечу, коли смогу… но скажу тебе сразу: с Ведагором я не видалась с того самого памятного дня, как покинул он нашу деревню. А с Радимом я дел никаких не имею: сама стороной его обхожу. Сильно он изменился за последнее время, и, думается мне, то чары над ним темные властвуют…
Пробеседовал Мечислав с Малушей около часа, и вышел от нее хмурый. Восвояси отправился, по пути сосредоточенно что-то обдумывая. Поравнявшись с воротами Радимова двора, дружинный остановился, взглянул на дом. Хозяев нигде не было видно. Поразмыслив с минуту, Мечислав решительно толкнул калитку и вошел на двор.
Назад или Читать далее (Глава 65. Ярость)
#легендаоволколаке #оборотень #волколак #мистика #мистическаяповесть
