Глава 33
– Эллина Родионовна, тут такое, – загадочно произносит фельдшер «Скорой», когда утром встречаю первую машину.
Вкидываю брови и хочу спросить «Какое такое?», но коллега быстренько открывает двери. Из неотложки выходит высокая, метр девяносто примерно, блондинка лет 35 весьма необычной наружности. И дело не столько в её причёске (это короткие волосы, гладко зачёсанные назад и густо сдобренные гелем) и очень ярком для этого времени суток макияже, сколько в одеянии. На ней кожаный корсет, коротенькая, выше колен юбка и высоченные, до середины бедра сапоги-ботфорты. Плюс ошейник, покрытый стразами, от которого вниз, к кожаному поясу, тянется металлическая цепочка.
Беглый взгляд на это одеяние заставляет меня подумать, что дама оказывает услуги определённого характера. Не обращаясь ни к кому конкретно, она возмущённо говорит:
– Он клялся, что весит 120 килограммов. Дыба рассчитана на 160. Он вырвал шурупы из потолка!
– Гражданин весит около двухсот килограммов, – кряхтя, говорит один из санитаров, Миша. Даже такому богатырю, как он, приходится прилагать немало усилий, чтобы сначала помочь спустить каталку, а затем толкать её в отделение.
– Кажется, на «Скорой» уже всё видели, – приговариваю, пожимая плечами. – Но такого не видела даже я.
На каталке перед нами мужчина, одетый полностью в кожаное одеяние. На лице маска, приоткрывающая – посредством молний только рот и нос. Ни одного свободного участка кожи. «Да как же он там ещё не сварился?» – думаю.
– Больно… – раздаётся из-под маски.
– Ха! Больно ему! – насмешливо произносит дама, сопровождая своего клиента в отделение.
– Почему на нём маска? – спрашивает Данила, придя на подмогу.
– Отказался снимать, – пожимает плечами фельдшер.
Неудивительно. Мало того, что оказался в таком неприличном месте, да ещё и занимался странными вещами. «Тоже мне, любитель боли и подчинения», – думаю, стараясь не улыбнуться. Попадаются же такие, с отклонениями!
– 40 лет. Жалоба на боль в области таза. Давление 160 на 95, – наконец сообщает фельдшер анамнез.
– Как вас зовут? – обращаюсь к пациенту.
– Не скажу, – бурчит он.
– Вы знаете, где вы?
– В больнице.
Проходим мимо регистратуры. Все, кто там, с любопытством выглядывают. Даже Достоевский.
– Фёдор Иванович, где есть место?
– В первой смотровой, – отвечает он, широко улыбаясь.
Шагающая рядом с мужчиной девица из неприличного заведения заявляет нахальным тоном:
– На нём мои вещи. Если что, заплатите.
«Конечно, здесь-то уж точно не найдётся желающих примерить на себя такое», – думаю иронично.
– Миша, Данила, помогите, – говорю, когда настаёт время переложить больного. – Кровь, моча, рентген, таза.
– Ой, что это? – показывает Зоя Филатова нечто, торчащее пониже поясницы незнакомца.
– Хвост, – невозмутимо говорит девица. – Осторожно, привязан!
– Как вас величать? – интересуется у неё Данила.
– Аделаида, – с гордостью слышит в ответ.
«Интересно, это «сценический псевдоним» или настоящее имя?» – думаю, невольно глядя на неё. Только теперь замечаю, какие у неё неестественно крупные губы. Явный результат инъекции наполнителей. А может, она, чтобы к косметологу не бегать каждые полгода за уколами, вставила силиконовые импланты. Вот же ужас. Рот, как два вареника.
– Осмотрите грудь. Надо снять капюшон, – говорю коллегам. Тяну руки к лицу пациента. Он закрывает их ладонями и орёт:
– Нет!
– Надо осмотреть ваши глаза.
– Там клапаны, – поясняет Аделаида. – Ну, как у лошадей.
В смотровой раздаётся чей-то смешливый «хрюк».
– Здесь больно? – интересуется Данила у пациента.
– Нет.
– Тахикардия, – говорит Зоя.
– А здесь?
– О-о-о… – сдавленный вскрик от боли.
– Ясно, – кивает доктор Береговой.
– Уши целы, – делаю вывод, обнаружив по бокам маски ещё две молнии – для слуха.
– Кислород 89%, – произносит Зоя.
– Зрачки на свет реагируют. Хрипов нет, – добавляю.
В это время Данила пытается помочь пациенту согнуть ноги в коленях.
– Давай, давай, слабак! – стимулирует его Аделаида. Видимо, доминировать над мужчинами у неё не только работа, но и образ мыслей. Любит ими покомандовать.
– Я парализован? – интересуется незнакомец в коже.
– Возможно, ушибы ягодицы. Сделаем рентген. Для рентгена надо все снять, уважаемый, – поясняю ему.
– Можно оставить капюшон? – интересуется он.
– Конечно.
Чтобы разоблачить пациента, приходится брать консультацию у Аделаиды, поскольку одеяние сложное: много молний, ремней, пуговиц. Когда его стягивают, больной постанывает от боли. Но зато становится понятной ещё одна вещь: облачение шилось специально для него на заказ. Можно лишь представить его стоимость.
– Что у вас с рукой? – спрашивает Данила, когда видит, как у Аделаиды неестественно выглядит палец на правой кисти.
– Толстяк на неё упал.
– Вывих. Надо сделать рентген.
– Спасибо. Я не ухожу. На нем экипировки на две тысячи евро.
– Сколько?! – изумляется доктор Береговой.
– А вы как думали? Ручная работа!
– Хорошо. Палец могу вправить, но будет очень больно, и придётся носить шину.
Данила, видимо, немного очаровался высоченной блондинкой, – и не исключаю, что более всего её декольте, приоткрывающее грудь примерно четвёртого размера, – так что проводит осмотр, не замечая, что на руках Аделаиды лакированные кожаные перчатки до середины предплечий.
– Поверх перчатки? – усмехается она.
– Пожалуйтесь в профсоюз. Это производственная травма, – хихикает рядом Зоя Филатова.
– Можно и не снимать, – замечает Данила, глядя на Аделаиду.
– Ну так давайте, – невозмутимо предлагает она, глядя на Берегового чуть сверху вниз. А ведь Данила-то и сам высокий!
– Будет очень больно.
В ответ на это девица только закатывает глаза и цокает языком. Мол, да я вас умоляю, доктор!
– Хорошо. Один, два, три.
Вижу, как доктор Береговой выпрямляет палец. Слышу хруст. Обычно при такой процедуре практически все кричат или стонут. Аделаида не ведёт даже бровью. Ни один мускул не шевелится на её лице. Как смотрела чуть насмешливо на Данилу, так и продолжает. Зато сам «виновник» поражается выдержке девицы.
– Ничего себе, – бормочет себе под нос и идёт заниматься пациентом.
Зоя протягивает Аделаиде охапку вещей, снятых с её клиента, а потом, следуя рекомендации Данилы, отправляет на рентген пальца. Ну, а самого незнакомца везут туда же. Надо всё-таки понять, что у него случилось. Хотя, сдаётся мне, типичное защемление седалищного нерва.
Когда в смотровой мы остаёмся с Данилой вдвоём, он спрашивает задумчиво:
– Я так и не понял. А к чему привязан хвост?
– Этого вам лучше не знать, – таинственно хихикаю в ответ. Я видела, но у меня язык не повернётся объяснить. Гадость!
– Ой, а это что такое? – пока мы снимаем одноразовые комплекты, в смотровую возвращается Зоя Филатова. Сначала докладывает мне о том, что пациент уехал на диагностический этаж, а теперь вдруг видит в углу большую матерчатую чёрную сумку. С трудом отрывает её от пола и кладёт на койку.
– Там написано имя владельца? – интересуется Данила.
– Да. «Повелительница боли».
Мы с другом обмениваемся ироничными взглядами.
– Та дама так тряслась над барахлом и забыла сумку, – произносит Зоя.
– Что там? – спрашивает Береговой.
– И знать не хочу, – замечаю на это. – Отнесите владелице.
– А я хочу, – упрямится он и помогает Филатовой открывать.
Как не стыдно лезть в чужие вещи!
– Сделаю вид, что не видела вашего отвратительного поведения, доктор Береговой, – говорю ему, а саму изнутри любопытство распирает. Ну что я, не живой человек, что ли? А есть ли на свете что-то сильнее женского любопытства, кстати?
Эти двое раскрывают молнию, раздвигают в стороны края сумки.
Данила присвистывает от удивления. Зоя изумлённо произносит:
– Боже мой! – потом говорит негромко. – Даже непонятно, что с этим делать.
– А это что? – Береговой показывает внутрь пальцем. – Это для... Чего?
Пока занимаюсь оформлением карты, даже не особо замечаю, как вокруг сумки собирается целый коллектив. Когда оборачиваюсь, там уже семеро.
– Прекратите, это личная собственность больной! – говорю коллегам. Подхожу к ним, чтобы закрыть сумку, но стоит мне случайно заглянуть внутрь, как непроизвольно у меня вырывается. – Боже мой. Это не шутки…
– А это для чего? – любопытная Зоя тянет руку внутрь, дёргает какой-то шнурок.
Раздаётся резкий свист, все отскакивают в стороны и с ужасом пополам с интересом наблюдают, как из сумки выбирается нечто. Оно распрямляется, растягивается, и вот уже на койке перед изумлёнными медиками лежит надувная фигура.
– Какая гадость! – произношу, скривив лицо.
– Мерзость, – соглашается Данила и тут же снова суёт свой нос в сумку. Засовывает туда руку, и оттуда вскоре звучит электрическое жужжание.
Смотрю на коллег и вижу: забавляются, как малые дети! Только игрушки у них для взрослых.
– Так! – прерываю их веселье. – Быстро убрать обратно весь этот… инвентарь!
Они вроде слушаются, начинают выполнять приказ, да не успевают. В палату заглядывает… ну кто бы мог ожидать! Сам главврач Вежновец. Смотрит сначала на предметы определённого назначения, зачем на смущённые лица коллег.
– Так. Вы, – показывает пальцем на Филатову. – Уберите это немедленно. Остальные за мной в кабинет доктора Печерской.
Остальные – это, помимо меня, ещё Данила Береговой, Маша Званцева и Дмитрий Соболев. Все те, кто рассматривал и подшучивал.
На правах руководителя Иван Валерьевич усаживается в моё кресло. Мы встаём напротив с лицами нашкодивших учеников. Даже я, хотя и говорила коллегам, чтобы остановились. Видимо, надо было не просить, а рявкнуть один раз. Пожалела на свою голову.
– Вы представляете, какому финансовому риску вы подвергли клинику? – вскоре разносит нас Вежновец. – А что если бы в палату вошёл пациент?
– Иван Валерьевич, мы только выпустили пар… – пытаюсь его успокоить.
– Делайте это вовремя! – отвечает он. – Да ещё при медсестре! Вы подумали? Вы вообще о чем-нибудь думаете? Кому это принадлежит? Кто из вас принёс это на работу?
Главврач обводит нас суровым взглядом:
– Вот уж не подумал бы, Эллина Родионовна, что среди ваших коллег есть извращенцы!
– Думаю, все поняли, что мы неправильно себя вели… – снова говорю примирительным тоном.
– Неправильно, непрофессионально, вызывающе! – шумит Иван Валерьевич. – Кому это принадлежит?
– Пациентке, – отвечает Маша. – Коллеги вправили ей вывих, она забыла сумку.
– И вы стали рыться в чужих вещах. Доктор Соболев, вы старший врач, что скажете? Доктор Береговой?
– Мы сожалеем, – произносит Дмитрий.
– Не сомневаюсь. Я не буду вас наказывать, хотя каждый заслуживает выговора с занесением в личное дело за такое безобразие! – говорит главврач. – Такое поведение нежелательно для всего отделения. Для всей клиники! Но я беру вас на заметку и не потерплю новых случаев нарушения дисциплины. Вы поняли?
– Да, – отвечаем хором.
– Верните вещи законной хозяйке. Будем надеяться, что она ничего не заметит.
Вежновец быстро уходит.
– Ну, спасибо, Данила, – ворчу на него, когда остаёмся без начальства.
– За что?
– Я ведь просила не трогать сумку.
Береговой пристыженно молчит, остальные тоже.
– Свободны, – выгоняю всех из кабинета.
«Ну что за дети, а? Взрослые же все люди!» – думаю расстроенно. Только недавно Вежновец показал, что может быть спокойным, рассудительным и даже добрым. Но одна наша шалость всё испортила.
Иду в регистратуру, беру пациента. Молодая девушка, 28 лет, аспирантка биологического факультета. Зовут Надежда.
– Мы следили за серым журавлём, и у меня закружилась голова, – рассказывает она, пока проверяю её глаза.
– Вчера у неё болел желудок, – добавляет сопровождающий молодую учёную муж.
– Ага, после его кормёжки, – с улыбкой добавляет она.
Говорю медсестре, какие анализы нужно будет сделать пациентке.
– У вас изменилось зрение? – спрашиваю её.
– Нет. А что?
– Склеры желтоваты, – поясняю. – Вы болели?
– Нет. Я занимаюсь йогой и совершенно здорова.
– У неё бывают приступы паники, – снова встревает муж.
– Паша, неправда, – осаживает его Надежда.
Пока слушаю её, она рассказывает:
– Мы наблюдаем за птицами, чтобы снять стресс… Яйца!
– Ой… Они в сумке, всё хорошо.
Смотрю на обоих с недоумением.
– В парке мы нашли гнездо, – поясняет Павел, доставая из сумки вязаную шапку.
– Мы спасли их от хищников. Можете положить в тёплое место? – спрашивает меня Надежда.
Даю медсестре ещё несколько указаний, потом беру шапочку и уношу с собой. В регистратуре вижу корзинку, наполненную ароматными булочками.
– Моя сестра занялась выпечкой, – радуется Дина Хворова. – Попробуйте, очень вкусные!
– Нет, спасибо. Фигуру берегу, – отвечаю ей. Потом уношу шапочку в кабинет, кладу в шкаф. Возвращаюсь в регистратуру и замираю ошеломлённая. Передо мной стоит, приковывая к себе всеобщее внимание, и особенно женской части коллектива, Дмитрий Соболев. С трудом узнаю его, поскольку хирург, который только недавно был одет, как врач, теперь облачён в военную форму.
Он сверкает улыбкой, смотрит на меня и говорит:
– Эллина Родионовна! Разрешите доложить! Капитан медицинской службы Соболев! Докладываю: отбываю по приказу! На фронт!
Смотрю на него, красивого, подтянутого, и не могу понять, как такое могло случиться. Всего пару часов назад он был хирург в моём отделении, а оказался… военным медиком.