Продолжаем публикацию Провинциального романа. Начало здесь.
София продолжала стрекотать.
- Такие люди не бросят. Поддержат.
Повернулась к Клавдии, осыпала ее вопросами. Уточняла, в разводе ли бывшие супруги. И не вязки ли ее любезной подруги на Пантелеймоне свитер с носками.
От этого напора отец слегка очумел. Беспомощно посмотрел на Полину. Дочь только руками развела. Налет Софии следовало просто переждать, как град. Утихомирится сама через какое-то время.
Неожиданно для всех Клавдия решила ускорить процесс, ухватила болтушку под руку и потащила за собой. Визит бывшего мужа несомненно сильно подействовал на нее, но не разозлил.
Георгина же осталась в коридоре, как немезида. Глаза горят. Брови сдвинуты. Таки настроилась на хороший скандал. Начала давить, постепенно повышая тон голоса. Обращаясь к младшей так, будто папеньки рядом нет. Игнор, как способ наезда…
- Чаем будешь его поить? Супчик разогреешь? Может и котлеткой угостишь?
Полина рухнула на табурет, обхватила голову руками. Заскулила.
- Гера, прошу, не надоооооо.
- Что не надо?
- Ничего. Пожалуйста.
Снова встал только-только присевший Пантелеймон Иванович. Высокий, непривычный. Поймал взгляд старшей дочери.
- Я просил у тебя прощения. Ты не прощаешь. Твое право. Дай мне недолго поговорить с Полиной.
Развернувшись, едва ли не в балетном фуэте, практически на полупальцах, Георгина вылетела из коридора. Сильно хлопнув дверью, ведущей в зал.
Пантелеймон Иванович кашлянул. И спросил негромко, но заинтригованно.
- Про котлеты она пошутила. Я понял. Но если супом покормишь в дорогу - буду очень рад.
Оторвав мордашку от скрещенных на столе рук, Полина посмотрела на отца снизу. Больше всего сейчас он напоминал большого неуклюжего и конкретно голодного медведя. Не удержавшись, нервно хихикнула и кивнула.
- Мой руки. Сейчас все погрею. И суп, и котлеты.
- Это будет чудесно, детка. Мне твоя готовка часто вспоминается. Даже запах мерещится. Иногда.
- Шутишь?
- Нет. Так вкусно как ты – уж и не знаю, где накормить могут.
- Ой, па. Давай без лести.
За его быструю улыбку Полина зацепилась, как за луч солнца. Смахнула с лица пару слезинок. Высморкалась в бумажную салфетку. Отец уже шумел водой в ванной, а она стояла посреди кухни дура дурой, и реветь хотела снова, но теперь уже от счастья.
Бывает же такое.
В пяти метрах за двумя плотно закрытыми дверьми в спальне – мама с подружкой. Встречу пережили без обмороков и воплей. Урра. Едем дальше.
В трех метрах за стеной гневная Георгина. От нее дым идет, искры летят. Но сдержалась, посуду не бьет. И отлично!
А у нее – у младшей – сердце танцует в груди.
Папа. Дома. Рядом. Спокойный. Голодный. Улыбающийся. Такой родной. Живой.
Неужели это правда?
Бородатый, как абрек. И… пожалуй, ему это идет. Хвостик еще дурацкий сивый, как у старперского рокера.
С ума сойти!
***
Подруг, с которыми можно было обсудить невероятный поворот в жизни отца, у Полины не было.
Тут особенный человек нужен.
А страшный крокодил подойдет?
Рептилия, которая если верить Николаевичу, способна перекусить человеку хребет одним движением челюстей?
Не удержалась во время традиционного визита после работы за чашкой чая рассказала Кларе про батин визит.
- Такие пироги. Теперь я настоящая Попадья!
Любого ответа ждала, но не такого, которым разродилась бабушка Николаевича.
- Нельзя быть такой дремучей. Статус изменился, да - Поповна.
- В смысле?
- В прямом. Дочь священника – поповна. А попадья – его жена. Она же матушка. Хотя едва ли папу сделают иереем. Он ведь разведен и староват. Возможно дьяком поставят. Вернее, диаконом. Возраст, путаюсь в словах. Спрашивала кто он теперь?
Полина покачала головой.
- В следующий раз поинтересуйся. Но пока для простоты будем считать, что он духовное лицо, даже если на самой нижней иерархической ступени и без шансов на карьерный рост. Дорогая моя, поповна.
Глупо хлопающая глазами Лина должно быть представляла собой забавное зрелище. Клара рассмеялась от души.
Полина переспросила.
- Поповна?
- Привыкай.
- А что? Годится. Беру.
***
Шла домой вприпрыжку. В душе звенело что-то вроде: Я теперь не Попадья, я теперь не Попадья. Я теперь Поповна!
Казалось бы, какая разница? Но в слове Поповна чудилось что-то милое.
Впрочем, аппетит новое прозвище не отбивало, также как и предыдущее. Скорее наоборот…
Может быть, Поповна обязательно кругленькая мягкая девушка? Сдобная и увесистая?
Вновь пропавший в неведомых церковных делах и поездках Батя изредка присылал записку с оказией. Полина радовалась коротким весточкам. Не целовала их, конечно, не прижимала к сердцу, как могла бы поступить сентиментальная барышня из восемнадцатого-девятнадцатого века. Но складывала послания один листочек к другому.
Было невероятно приятно знать, что папа жив, помнит ее, а главное - не пьет!
Чудны дела твои, Господи!
***
Восемнадцать месяцев, два полноценных срока беременности, полтора года с хвостиком, время можно измерять по-разному, Полина безуспешно сражалась с собой. Целую вечность, в которую сложились дни и ночи, полные самокритики.
Вес то снижался на килограмм-другой, то прибавлялся на четыре. Все как в песне «Летка-енка». Где за каждый шаг вперед, платишь двумя прыжками назад. Или в «Летке» все наоборот? Неважно.
Волосики она начала было отращивать, но неудачно – спасибо Анечке, сестре Вадима – удружила, покрасилась у нее, шевелюру пришлось сбрить почти под корень.
Курить бывшая Попадья – нынешняя Поповна бросала раз пять. Самый большой перерыв продолжался целых три недели. Все это время ее тошнило, от жестокой головной боли не помогали никакие таблетки, а пузо выперло вперед так, что в троллейбусах место уступать начали, подозревая, что девушка не то, что просто созрела, а вот-вот плодоносить начнет.
Се ля ви.
Восемнадцать месяцев спустя, от не случившейся в ее жизни операции, Полина в очередной раз взялась за сигарету. И по этому поводу чувствовала себя одновременно глупой и несчастной. Зато не смертельно голодной.
Проглоченный дым давал, пусть ненадолго, ощущение сытости.
***
Усеянная крупными стразами капель, голая шоколадного цвета ветка, так и просилась на лист акварели японского мастера. Резко изогнутая, устремленная вверх, она делила по диагонали кухонное окно.
Поповна курила в форточку, отдернув занавеску, и любовалась майским двором. Отвратительно холодной выдалась весна. Бррр. Еще дожди постоянные. Нет, деревья то и будущая травка, пока грязь, покрытая бычками, которые набросали зимой в сугробы, может и радуются, что их поливают без устали. Растения водичку любят. А вот скверного качества обувь у местной бедноты – промокает на счет раз. В первом же шаге от подъезда сделанном, что никого не веселит.
Внизу ругались соседки. Рядом с ними, чуть левее, сутулый дворник в грязной телогрейке лениво шоркал метлой.
Вжииих-вжииииих-вжииииих.
Пауза.
Вжииих-вжииииииих-вжиииииих.
Пауза.
В луже сидел, поджимая тонкую лапку, сивый Бобик. Что такое? Анна Петровна с ним не гуляла уже несколько месяцев. Соседка чувствовала себя так скверно, что не выходила из дому. Продуктами ее обеспечивали четыре-пять приятельниц со двора, и в том числе бывшая Попадья, а теперь, простите, вся из себя Поповна.
Анна Петровна звонила, просила помочь, диктовала длиннющий список, и раз в неделю, как минимум, безотказная Полина втаскивала в подъезд, ругаясь матом, четыре набитых крупой, пряниками, молоком, колбасой и прочими тяжестями пакета. При этом она чувствовала себя попеременно, то юной тимуровкой, то глупой безропотной Золушкой.
Бобик ходил в туалет в лоток, как кошка. Анна Петровна застилала пластиковую тару обрывками газет. А набитые мусором пакеты выставляла утром за дверь. Кто-нибудь из соседей (чаще всех опять же Лина) выбрасывал вместе со своими.
Пакеты в жизни заранчан появились лет пять-семь назад. И многие по-прежнему считали такую их трату расточительством. На помойку привычно таскались с ведрами. Опрокидывали емкость в бак, да и возвращались с пустым, грязным ведром обратно. Но Анна Петровна хоть и поневоле одной из первых перешла на пакеты. Что всем двором не одобрялось. В это время полиэтиленовую тару стирали, сушили, использовали многократно, а специальных одноразовых мешков для мусора еще не появилось.
С яркими пакетами девушки ходили на учебу. Маленькая сумочка для форса в ней помещается только ручка, кошелек, пудра с помадой и все. А большой пакет с фотографией красотки актрисы, например, набит учебниками и тетрадями. Да, это казалось правильным.
Впрочем, вернемся к Анне Петровне и ее хлопотам.
С Бобиком никто не гулял. Никогда. Лине было не до него. Тут себя саму не выведешь пройтись без дела, воздухом подышать, не получается. И вообще, она не жаловала маленьких собачек. Большими иногда любовалась, но завести тоже не решилась бы. Никогда.
Итак?
В луже сидел пучеглазый песик. Приподнимая переднюю лапку, тявкал недовольно. Мужской веселый голос комментировал его поведение.
- Сам влез, сам и выбирайся. Я тебя туда не пихал.
Полина прилепилась носом к стеклу. Жаль, не видно ни фига. Человек, который вывел Бобика погулять, прятался под козырьком подъезда.
- Нет, дорогой. Носить тебя не буду. Делай дела и домой.
Ладно. В конце то концов, какая разница. Ну, приехали из деревни навестить. Ну, вышли с собакой.
- Вот скотина упрямая!
Песик с видом страдальца за идею, плюхнулся в лужу на задик и заверещал обиженно. Вздернув к серому небу упитанную седую мордочку, он протестовал против жестокого обращения. Еще бы. Его поставили на землю! А на руки не берут! Решительно, жизнь не удалась!
- Тяф-тяф-тяфф! У-у-у.
Полина хмыкнула заинтересованно. Представление начинало ей нравиться.
Ливанул дождь.
Ветка, которой все утро любовалась Поповна, затряслась под налетевшим ветром. Спугнутые соседки завершили перепалку, разбежались в разные стороны, до следующего раза.
Дворник прислонился к мокрому дереву, поставил рядом метлу, закурил. Синие завитки вонючего дыма поднимались вверх по голому стволу, цеплялись за корявые ветки, таяли.
Упрямый Бобик до этого сидевший в холодной воде повысил ставки в игре. Решительно шлепнулся в лужу пузиком. Бух! Развалился всем жирным тельцем, продолжая жалобно подвывать. Вытянул лапки. Ливень косой расческой наотмашь хлестал сивую спинку. Выражение гадкой мордочки не поддавалось описанию.
- У-у-у-у-у-у.
- Зараза!
Из подъезда таки выметнулся человек. Пришлось. Этот раунд выиграла четвероногая скотинка.
Парень был зол и быстр.
Сгреб сволочную собачонку за шкирку, встряхнул, прыжками помчался обратно.
Высокие армейские говнодавы, джинсишки, старенькая белая майка… Майка? Молодой человек, что-то вы одеты не по сезону. Ясно. Вывел песеля, стоял, ждал, не собираясь долго гулять. Но все равно. Холодно же.
Парень поднял голову. Увидел Полину. Улыбнулся. Опрометчиво прижал к груди мокрое визгливое четырехлапое сокровище Анны Петровны.
Бобик мстительно завозился, словно стараясь испачкать юношу покачественнее.
Полина прыснула. Чуть сигарету не выронила.
Парень остановился. Дурачок. По короткому ежику стрижки, по крепким плечам радостно забарабанили ледяные струи зверского ливня. Поповна передернулась. А этому перцу, все нипочем. Взял Бобика за левую лапку, помахал ею. Подмигнул!
Поповна покрутила пальцем у виска. Для наглядности даже постучала ладонью по лбу. Дескать, спятили, вы сударь, не иначе. Незнакомец усмехнулся.
Исчез вместе со своей грязной ношей в подъезде. Бодро пролетел все три этажа. Куда это он? Анна Петровна живет на втором.
Звонок.
Еще один.
Удивленная Поповна затушила сигарету, пошла открывать.
- Привет. Узнаешь?
Ответила честно.
- Нет.
- А ты приглядись, повнимательнее.
Самонадеянный мокрый зверь. Ростом чуть повыше Полины. Не Геракл, однозначно. Мордаха некрасивая, умная. Взгляд наглый, веселый. Зубы…
Если б Поповне Отец наш Небесный подарил такую голливудскую улыбочку, она бы простила, или почти простила Ему бракованные ноги. Факт.
- Ну?
Парень молча ел ее взглядом. Что ж. Не судьба. Не помнит она никаких молодых орлов. Так что летите себе дальше, размахивая мокрыми крыльями.
- …
Пожала плечами. Протянула ладонь Бобику. Песик облизал пальчик, взвизгнул, явно жалуясь. Но крутись, не крутись, не вырвешься. Вон, худое плечико, а жестким кажется даже на взгляд. Что же это за вьюноша у нас?
- Я Григорий.
- Племянник?
- Ну.
Полина приоткрыла рот. Засмеялась, понимая, что мальчишка не врет. Подрос, подрос. Школу закончил, наверно. Не сдержалась, спросила в лоб.
- И сколько тебе натикало?
- Семнадцать. С хвостиком.
- Совсем большой.
- А то. В гости пригласишь?
- Нет.
- Почему?
Он нетерпеливо переложил Бобика под мышку. Небритую. Полина обратила внимание, на заросли волос, сейчас вульгарно торчащих кустиком поверх гладенькой седой головы песика.
Фу… Неприятно как.
Вблизи парень ее разочаровал. От него ощутимо тянуло потом. Валенок. Неотесанный.
Тощий.
Руки в мозолях, под обломанными короткими ногтями несмываемая черная кайма… Гараж… это мы проходили. Это мы сразу узнаем.
А настойчивый какой щенок. Повторяет вопрос.
- Почему нет?
- Скоро ухожу. Занята.
- Зря. Разве можно отказываться, не зная от чего?
Расплылся в улыбке. Верное средство. Еще бы, при таких зубах! Нет, не сработало. Удивился. Стал серьезным.
Лина приговорила ласково.
- Иди уж, Казанова.
- ?
- Иди.
В свое поражение он верить отказывался. Полина, не церемонясь, закрыла дверь прямо перед двумя носами: Бобиковским и, как же звать племянничка? - ага, перед Бобиковской черной пуговкой и солидным наглым клювом этого деревенского орла Григория. Все, парни. Счастливо оставаться, некогда мне.
В дверь позвонили.
Полина открыла, раздражаясь.
Бобик обретался на соседском коврике, вывалив наружу язык и выпучив глазки. Еще бы. Ведь дурной племянник Анны Петровны стоял посреди площадки на руках. Дрыгал черными говнодавами, рифленые подошвы оказались выше головы ошеломленной Лины. С ботинок на стены летели грязные брызги. Клоун! Снизу вверх, при этом, он смотрел на Поповну. Изучал. Проняло али как?
- Пустите нас, пожалуйста. Сами мы не местные…
- Из бродячего цирка, очевидно.
- Угу. Оттудова.
Быстро, одним легким движением, перевернулся. Выпрямился. И не запыхался ведь, поросенок. Экий прыткий.
- Нет. Мне на самом деле некогда. Так что, пока.
- Жаль.
- Бывает. Как-нибудь в другой раз.
- Через пару лет? Заметано.
- В армию угодил?
Догадалась Поповна.
- …
Кивнул. Подхватил псинку. Потопал вниз, не оглядываясь. Лина вышагнула на площадку, свесилась через перила, сказала вслед зачем-то.
- Удачи тебе.
- Спасибо. Но я… я…
- Чего ты?
- …
Лётом, в три прыжка вернулся обратно. Сгреб Поповну свободной рукой за плечо, притянул к себе. Бобик взвизгивая, возился между ними.
Ошалевшая Лина не вырывалась. Давненько ее так не целовали. А если быть честной, то, пожалуй, и никогда.
С бешеным удовольствием. Не распуская лапы, не превращая короткое чмоканье в пролог, который нужно поскорее свернуть.
Искренне, пылко.
Неумело, но страстно.
С легким привкусом крови.
Жадно!
Надо же!
Налетел…
И это случилось с ней? С никому ненужной толстой? Почти что с теткой, а кто ж она еще рядом с этим наглым птенчиком?
Ну…
Чудеса.
Отстранился, наконец. Дышит тяжело, прижал лбом к своей груди, потом, прошелся губами ласково по макушке, затылку, чуть коснулся ушка. Отпустил. Сказал весело, пряча глаза. То ли неловко ему было, то ли еще что?
- Вот теперь, пока.
- Пока.
Умчался, не оборачиваясь, придерживая растерянно примолкнувшего Бобика. Щелкнул замок соседской двери.
Бум.
Полина осталась на площадке одна. В перепачканной грязными собачьими лапами футболке. С припухшими губами, закружившейся головой и некоей сладкой растерянностью в душе.
***
Пиратский наскок племянничка Анны Петровны долго тешил душу Полины. Не один раз и не два, она вспоминала, какими невероятно вкусными оказались губы у этого наглого щенка.
Весь он был как яблоко. Крепкое, сладкое, еще на ветке. Протянуть руку – само прыгнет в ладонь. Спелое. Так и ждет, чтобы съели.
Какие глупости лезут в голову.
Вот, дурочка.
Разве сравнивают мальчишек с фруктами?
...
В "Провинциальных романах" теперь всё заканчивается или хорошо, или прекрасно!
Предыдущие романы можно прочитать здесь:
Провинциальный роман. Книжная девочка. Первая порция | Подборка целиком
Провинциальный роман. Попадья. Первая порция | Подборка целиком
(Продолжение во вторник)
#шумак #наталяшумак #провинциальныйроман #поповна #роман
.
Автор: Наталя Шумак
.
За обложку серии и романа горячо благодарю Сергея Пронина.