Глава 14
– Помогите мне! Помогите! – сквозь ливень, раскаты грома и ужасающий треск и скрежет доносится до нас голос несчастной беременной, оказавшейся в электрической ловушке.
– Держись! Мы тебя вытащим! – кричит ей один из спасателей, подсвечивая себе фонариком. Это какой-то глупый парадокс: мы освещены только светом фар и проблесковых огней, да ещё молния на небе сверкает часто-часто, но при этом уличные фонари не горят. Тогда почему же эти чёртовы провода, свисающие с «неотложки» чёрными ядовитыми змеями, под напряжением?!
– Вика, это доктор Печерская! – кричу сквозь шум дождя.
– Нет, кажется!
– Он дышит? – ко мне подходит спасатель и спрашивает про коллегу, которого сильно ударило током.
– Да, мы его оживили, – быстро отвечаю, поскольку всё моё внимание сейчас сосредоточено на роженице. – Вика, у тебя снизу течёт кровь?
– Ребёнок не шевелится!
– Проверь, течёт ли у тебя кровь, и скажи мне.
Девушка суёт руку под куртку, которой её успела накрыть фельдшер «Скорой» после аварии и ещё до того, как её эвакуировали со сломанной ногой. Потом показывает мне ладонь с широко растопыренными пальцами: она покрыта красным.
– Хорошо, я вхожу, – пытаюсь сделать шаг, но боец МЧС меня останавливает, ухватив за плечи:
– Нет, нельзя!
– Возможно, у ребёнка проблемы. Что, так и будем здесь стоять?! – возмущаюсь, глядя на него снизу вверх. Спасатель парень крупный, лет 30-ти, с широкими плечами атлета. Говорит низким баритоном:
– У нас и без вас достаточно пострадавших.
– Да вы бы сначала электричество отключили!
– Доброй ночи, Эллина Родионовна, – слышу знакомый голос. Поворачиваюсь, а это мой старый знакомый – полковник МЧС Борода.
– Здравствуйте. Никакая она не добрая. Видите, там роженица. Мне надо к ней! Сделайте что-нибудь с напряжением! Видите, как искрит! – в следующее мгновение, словно в доказательство моих слов, поблизости раздаётся ещё один сильный хлопок, будто маленький взрыв. От страха инстинктивно все вжимаем головы в плечи. Мимо летит сноп искр, падает в воду, заливающую асфальт, и шипит.
– Мы уже связались с энергетиками. Беда в том, что на ближайшей подстанции они повреждения на линии «не видят», – отвечает полковник.
– Так пусть приедут сюда и своими глазами убедятся! – продолжаю нервничать. Не могу стоять и смотреть, как мучается пострадавший. Тем более беременная девушка!
– Мы уже затребовали у них бригаду. Скоро приедут, – пытается меня успокоить спасатель.
– И что они сделают? Будут сначала час разбираться, где тут рубильник?
– Понимаете, они сказали, что это бесхозяйная линия – кто-то протянул её незаконно, воровал электричество и замаскировал под… – пока Алексей Кондратьевич говорит, я, воспользовавшись моментом, рванула к «Скорой». Прыгнула в салон и оказалась за головой пострадавшей.
– Куда?! – заорали одновременно полковник и его подчинённый.
– Да вы с ума сошли! – воскликнул Борода.
– Отключите электричество! – рявкнула я на них и повернулась к беременной.
Неподалёку взревели сирены «Скорой». Это бригада, которая забрала ударенного током бойца и срочно повезла в больницу. Оттуда в мою сторону, шлёпая по лужам, побежал Рафаэль.
– Не лезьте к машине! – закричал на него тот самый здоровяк из МЧС, который прежде и меня туда не пускал.
Ординатору, вымокшему до нитки (я оказалась в таком же состоянии), пришлось остановиться метрах в десяти.
– Как она? – закричал он.
– Гипотония! Давление 68 на 40! – сообщаю громко.
– Слишком низкое, да? – уточняет Рафаэль. Оборачиваюсь через плечо и смотрю на него, пытаясь понять: он это спросил, потому что на нервах весь, или просто мало знает? Первое простительно, я и сама как на иголках, а если второе, то придётся выгнать его из отделения. Мне люди, которые не знают, что гипотония, когда артериальное давление ниже нормы, у беременных опасна тем, что может привести к ухудшению циркуляции крови, кислородному голоданию плода и жизненно важных органов матери, привести к выкидышу.
– Что со мной? – спрашивает Вика, прерывая мои размышления.
– Ничего, Вика, ничего, – растягиваю рот в улыбке. – Помолчи, мне нужно послушать.
Только надеваю стетоскоп и ещё даже не успеваю вставить его, как снова раздаётся мощный электрический треск, словно молния решила добить с небесной высоты прямо сюда, на этот перекрёсток. Резко поворачиваю голову и смотрю на источник шума. Но это не небесная канцелярия шлёт свой гневный «привет», а те провода, с помощью которых воруют электроэнергию, продолжили обрываться. Бетонный столб, опутанный ими, дёрнулся и, осыпав мокрый асфальт мелкими кусочками, прогнулся ещё ниже, на полметра. Снова застрял, но если так продолжится, он рухнет прямо на «Скорую», в которой я и пациентка.
– Что это? – нервно спрашивает Рафаэль, щурясь от яркой вспышки и инстинктивно прикрывая голову рукой.
– Тот провод, чтоб его, – ворчит стоящий рядом полковник Борода. Я слышу, как он с кем-то отчаянно ругается по рации, и если из слов спасателя выбросить нецензурные выражения, там одни предлоги с союзами и местоимениями останутся.
– Почему не едут? – спрашивает его ординатор. Я замечаю, что парень он свойский. Безо всякого пиетета запросто обращается к старшему офицеру.
– Потому что они!.. – рычит Алексей Кондратьевич, добавляя крепкое выражение. – У них, видите ли, все аварийные бригады задействованы на устранении нештатных ситуаций. А у нас, можно подумать, штатная!..
Перестаю слушать. Обращаю всё внимание на Вику. Девушка начала плакать, не выдержав напряжения. До этого ещё держалась, но теперь уже тихонечко подвывает.
– Ритм плода 70, – говорю вслух, хотя Рафаэль вряд ли из-за шума меня слышит. Но так привыкла.
– Это плохо? – сквозь слёзы спрашивает Вика.
Молчу, поскольку не хочу её расстраивать ещё больше. На этом сроке беременности норма – 130-140 ударов в минуту, а 70 – это хорошо для взрослого человека, но не для того, кто ещё на свет не появился. Это явная выраженная брадикардия плода.
– Трансформатор сейчас взорвётся! – кричит мне полковник Борода. – Доктор Печерская, вы слышите?
Я вижу, как Вика, сцепив зубы, стонет от сильной боли. У неё очередная схватка. Только бы не родила здесь!
– Какой ещё трансформатор?! – бросаю в сторону полковника.
– Левый, вот какой! Ворьё ещё и трансформатор поставило, чтобы понижать напряжение с 6 киловольт до 220 вольт! – поясняет Борода. Мало что в этом понимаю, потому лучше бы не спрашивала. Становится ещё страшнее.
– Доктор Печерская! – кричит Рафаэль, растерянно глядя в мою сторону.
Я молчу несколько секунд. Мне надо принять решение. Чем быстрее, тем лучше. Вынести отсюда Вику? Нереально. Сама-то сюда запрыгнула чудом, и мой ангел-хранитель сейчас сосёт валидол, глядя вниз и не понимая, как ему удалось вывести меня из-под удара электрическим током. Но я не могу сделать в одиночку то, что необходимо! «Прости, Рафаэль», – думаю и кричу:
– Мне нужна помощь! Ты сможешь забраться?
Ведь сегодня его уже не убило один раз. Вдруг и второй прокатит? Новичкам везёт. Я не хочу рисковать этим симпатичным парнем, но мы словно оказались на войне. Тут без потерь не бывает.
– Да! – уверенно кричит испанец. – Я прыгну!
– Хорошо. Давайте!
– Куда?! Назад! – орёт здоровяк из МЧС и делает пару шагов в сторону ординатора. Но Рафаэль быстрый и гибкий, а боец медлительный и сильный. Его варежка хватает воздух. В ту же секунду ординатор оказывается внутри. Он предусмотрительно надел перчатки, молодец!
Когда усаживается поудобнее, – работать нам приходится на коленях, а уж про то, что оба вымокли до нитки и с нас капает, да ещё через раскрытый дверной проём ливень хлещет, кажется, можно и не вспоминать, – говорю ему, чтобы достал ампулу лидокаина.
– Лидокаин? – уточняет Рафаэль.
– Скорее! – придаю ему импульс.
Беременная снова стонет.
– Вика, послушай меня. У тебя отделяется плацента. Кровь попадает в матку.
– Боже мой!
– Эй! Какого лешего?! – кричит здоровяк, приблизившись к «Скорой». – Я же вам сказал не лезть к машине! – это он ругается на испанца.
– У нас беременная истекает кровью! – отвечаю ему. – Электрики где?!
– Уже едут!
Я бы сейчас добавила в их адрес пару ласковых, но воспитание не позволяет. Отворачиваюсь от спасателя. Смотрю на Вику и, стараясь выглядеть спокойно и уверенно, говорю ей:
– Вика, нам придётся извлекать ребёнка хирургическим путём.
– Но ещё рано, – отвечает девушка, хлюпая носом.
– Скажи мне, сколько у тебя недель?
– 36.
– Вот видишь. Всё хорошо, это нормальный срок.
– Отвезите меня в больницу. Пожа-а-а-алуйста, – рыдает Вика.
– Я хочу отвезти тебя, но сейчас это невозможно, – обращаюсь к ней.
Снова этот безумный треск над головой и сноп искр. Ощущение, что мы оказались в центре поля, над которым запускают фейерверки.
– Да отключите вы уже этот чёртов трансформатор! – не выдерживаю и кричу полковнику, который стоит неподалёку.
– Нам ответили, что нужно получить разрешение. Пусть перегорит сам! – отвечает он немного растерянно.
«Плохо дело, – думаю. – Если уж такой спасатель, полковник, растерялся, то… надо торопиться».
Вика продолжает плакать.
– Послушай меня, послушай, – снова стараюсь делать голос спокойным. – Я работаю в отделении неотложной помощи. Умею делать кесарево сечение. Если мы не начнём прямо сейчас, то через 15 минут будет поздно. Малыш уже в опасности. Возможно, я спасу вас обоих, если извлеку ребёнка и остановлю кровотечение. Ты готова рискнуть? Скажи мне.
Вика смотрит на меня мокрыми от слёз глазами. В них страх, боль, отчаяние, надежда.
– Наверное, – говорит всё-таки.
– Точно?
– Вам показывали кесарево? – обращаюсь к Рафаэлю.
– Я акушерство не проходил, – отвечает он.
– Пройдёшь экстерном. Давление измерять умеешь?
– Да, – и подаёт мне шприц с препаратом.
– Начинай. Измеряй раз в две минуты. Найди мне бинты и любые марлевые повязки.
– М-м-м-м! – Вика снова стонет, сцепив челюсти.
– Так, держись, – осторожно приподнимаю её с одной стороны, и девушка мне помогает, как может. – Я сделаю тебе укол в позвоночник, чтобы онемели живот и ноги.
– Мама! – вскрикивает беременная, когда игла входит в её тело. Мне жаль, что приходится действовать вот так прямолинейно. Будь мы в клинике, постаралась бы облегчить её страдания, но увы.
– Десятое лезвие, – говорю Рафаэлю.
Он молчит и только смотрит на меня.
– Скальпель, – поясняю.
– Когда вы в последний раз это делали? – вдруг спрашивает ординатор.
– Делала, не волнуйся. Вика, Вика, слышишь меня? Очнись, не теряй сознание.
– Давление падает, – сообщает Рафаэль.
– Повесь ещё литр.
– Повесить?!
– Подвесь пакет за тонкий конец.
Пока ординатор выполняет, кричу здоровяку из МЧС, что мне нужно больше света.
– Лёха! – зовёт он кого-то. – Включи дальняк!
– Перелезай, ты нужен мне там, – говорю Рафаэлю, чтобы переместился с другой стороны роженицы.
– Будем делать вертикальный разрез? – уточняет он.
– Да. Готовь зажим. Большие сосуды пережмём, остальные обложим. Ну… с Богом!
Пока делаю разрез, Рафаэль смотрит на этот процесс и морщится. Но держится, не паникует. Что ж, уже хорошо. А то ведь некоторые в подобных обстоятельствах падают в обморок.
– Засунь туда руки и тяни, – говорю ординатору.
– Как?
– Как я, с другой стороны.
– Мамочка… мамочка… – шепчет роженица.
– Вика, ты это чувствуешь?
– Что-то тянет.
Мы буквально делаем операцию в таких условиях. Практически без инструментов, одними руками! Невероятно.
– Вижу фасцию. Отделяем мышцу в сторону фасции. Тяни сильнее.
– Хорошо.
– Ещё.
– Мой ребёнок, – шепчет девушка.
– Держись, держись, Вика. Так… я в брюшине. Вот матка. Скальпель, – когда говорю это всё, ловлю себя на том, как сильно дрожат губы и сводит лицевые мышцы от напряжения.
– Мне отпустить? – спрашивает Рафаэль.
– Да, одной рукой.
Он подаёт инструмент.
– Так, пальцы осторожнее. Режу в нижней части…
– Я не удержу.
– Я помогу. Вошла.
– Много крови, – произносит ординатор чуть испуганно.
– Предохранитель не срабатывает! – кричит нам здоровяк-спасатель. – Его пытаются обойти!
– Плевать! Выключите ток наконец! – бросаю ему зло.
– Это не так просто!
– Блин! – вырывается у меня.
– Что?! – глаза у Рафаэля становятся круглыми.
– Я рассекла маточную вену. Зажим!
– Давление падает.
– Качай раствор.
– Ей ведь нужна кровь.
– Её нет. Фундальное надавливание!
– Что?
– Выталкивай ребёнка из края матки ко мне!
– Так?
– Да, да, верно. Другая «Скорая» здесь? – спрашиваю бойца.
Он смотрит в сторону.
– Подъезжает. Возвращается.
– Звоните в клинику Земского! Нужна операционная! Пусть вызовут неонатолога!
Потом начинаю тянуть малыша, помогая появиться на свет.
– Бери шприц! Очисти ему нос и рот, – говорю Рафаэлю. Надо видеть его лицо. Такое выражение не описать словами. Мы в искорёженной «Скорой», под оголёнными искрящими проводами и дождём каким-то чудом извлекли из женщины ребёнка.
– Между зажимами? – уточняет ординатор, когда прошу его разрезать пуповину.
– Да!
Малыш начинает слабенько кричать.
– Вика, Вика, ты с нами?
– Это… мой ребёнок? – вяло спрашивает роженица.
– Да. У тебя мальчик.
– Он плачет, слышите? – улыбается Рафаэль. – Он плачет!
– Слабо, – замечаю негромко. – Измерь сердечный ритм.
– Через десять минут всё отключат! – прибегает здоровяк, чтобы сообщить «очень радостную» новость.
– А сейчас нельзя?
– Нужно ещё время, – разводит он руками.
– Кажется, 88, – сообщает ординатор, снимая стетоскоп.
– Кажется или точно?
– 88! Ему станет лучше?
– Нужно его завернуть. Требуются кислород и, возможно, кровь.
– У нас ведь нет крови.
– Доставь его в клинику, – смотрю ординатору в глаза очень пристально. Он бережно берёт маленького, укутывая в какие-то тряпки, найденные случайно внутри «Скорой». Кажется, когда-то это были простыни. Зачем они тут? Но хорошо, нашлись. Сухие и чистые, это главное.
– Девять минут! – сообщает боец МЧС.
– Вика? Вика, очнись! Блин! Она истекает кровью!