На неё уставились оба. Тот что помоложе подмигнул ей и хлопнув своего приятеля по плечу сказал:
- Ну вот, опять тебе работёнка подвалила.
Седой человек в ветхой куртке-комуфляж вздохнул обречённо, будто ему и впрямь предстояло потрудиться.
- Ох, тяжко мне... Их много - полный храм, а я - один...
- Но ты же сам согласился, брат.
- А разве у меня был выбор?
- Тебе видней..
Седой опять вздохнул и посмотрел на женщину. Глаза у него были большие, очень светлые, кажется голубые и в них стояли слёзы.
"Конъюктивит, что ли" - машинально предположила она, - "при такой жизни и не удивительно"
Вдруг бомж заговорил как-то странно. Совсем не так, как только что. Изменился сам тембр речи и интонация стала строже. Словно учитель в школе.
- Нет у меня выбора, но и у тебя тоже, девонька, нет, - сказал Вальтер, обращаясь к женщине.
- Ты ведь за сына просить пришла?
- Откуда в-ввы з-знаете? - запинаясь переспросила она, хотя уже догадалась, что перед нею не простой бомж. Но кто?
- А тебе не всё равно?
Помедлив всего пару секунд, она решила, что по сути не имеет значения - кто, лишь бы помогло.
- Ну так проси...
- Он в реанимации, - пролепетала несчастная мать, чувствуя, ком в горле.
- И?
- М-множественные п-переломы, ушибы внутренних органов, врачи ничего не обещают...
- Я это и сам знаю. Дальше! Что ты хочешь-то? Конкретно!
Она чуть не выпалила: "чтоб только живым остался" но вовремя прикусила язык. Вот так ляпнешь и останется в живых, но калекой на всю оставшуюся жизнь. Нет, желание важно правильно сформулировать: "Пусть поправится и всё заживёт, тьфу, тьфу, тьфу, и будет всё по-старому" И опять она спохватилась вовремя.
"По-старому?" Это как? Опять он будет дебоширить, ей нервы на кулак наматывать? Да и самого себя изводить тоже.
Но что же тогда просить?
Пусть всё заживёт и пусть её мальчик будет вести нормальную жизнь, как все люди.
Но ведь у всех сегодня "нормальность" своя... Как он должен жить? Работать от зари до зари. Но это вредно для здоровья, а он после травмы... Больше отдыхать, заниматься спортом, здоровым образом жизни, на велосипеде гонять, плавать и всё такое!
Стоп.
У них нет велосипеда. И плавать он не умеет вообще то. И на одну её зарплату не больно то разбежишься.
Что же тогда? Ах вот! Точно!
Нужно, чтобы он встретил девушку! Влюбится, глядишь и жить захочет.
А ну, как ревновать начнёт? И не без оснований. Девушки, они нынче не те, что раньше. Им деньги подавай, рестораны, путешествия. И денег никаких не напасёшься, блин.
Так она и стояла, перебирая в уме разные варианты. А Вальтер терпеливо ждал и глаза у него слезились всё сильнее. Он вынул из кармана грязный какой-то лоскут и стал тереть им свой левый глаз.
Как же трудно сформулировать своё желание. Тем более, если речь идёт о сыне. Мать мысленно металась от одного варианта к другому. Переезд в другой город! Где их никто не знает. Всё с нуля? Ох, как же она устала, как не хочется терять хоть и плохонькую, а стабильность, ведь она уже не молода совсем...
Наконец, бедняжка не выдержала и расплакалась так ничего и не попросив.
- Спаси его... - только и прошептала она обращаясь, подумать только, к бомжу со слезящимися глазами.
Но Вальтер всё понял. Он обнял её за плечи и женщина враз испытала неведомое ей ранее чувство защиты. Словно некто большой и сильный взял на себя все её заботы. А кроме того, от бомжа исходил совсем не бомжовый аромат. От Вальтера пахло цветущим июльским лугом и немного морем.
-, Ладно, не плачь. Всё устрою, - пообещал он, - но есть одна загвоздка. Причина всей вашей семейной драмы так сказать. Вот эту причину надо убрать, а всё остальное всего лишь симптомы. Симптомы уйдут, когда уберёшь причину.
- Да! Я на всё готова.
- Собственно всё в твоих руках. Часы помнишь?
- Какие часы?
- Те, что ты выкупила из ломбарда и спрятала в цветочном горшке. Память дедушки. Часики немецкие, военный трофей.
- Д-да, но при чём здесь...
- Т-сс, - Вальтер приложил палец к губам, - сейчас объясню. Мы вообще-то старались предотвратить, не доводить ситуацию до крайности, но тут вмешалась ты. Понадобилось же тебе бегать по ломбардам. Память, память... Какая-такая память? Часы чужие, а дедушка твой убил двести пятнадцать человек.
- Но он же солдат на войне же, - заступилась женщина.
- Из них восемнадцать невинных и один ребёнок во чреве,. Молодая мать даже ещё и не подозревала о беременности, хотя мечтала целых три года, но забеременела когда уже от её города остались одни руины. Она всей душой ненавидела войну и Гитлера, но её ведь никто не спрашивал. Немка. Её изнасиловали трое, потом убили, сняли часы.
- Неужели, - испугалась женщина, - мой дедушка к этому причастен?
- Лично он не убивал, но он мог бы остановить того сержанта. Однако, не остановил. Предпочёл отвернуться. А сержант потом подарил ему те самые часы. На память. Чтоб молчал. Иногда память объединяет людей, как чёрная метка. Ты, конечно, ничего не знала, ты просто хранила память дедушки, но на часах этих лежит проклятье - касается мужского рода до седьмого колена. Мы пробовали вмешаться. Надоумили пацана. Сын твой отнёс часы в ломбард и если бы ты не совершала лишних телодвижений, не принесла бы их назад, то вскоре всё стало бы меняться...
- Ох, - от услышанного женщину колотила мелкая дрожь, - что ж это... Что ж теперь-то?
- Лучше всего, конечно, закинуть часы куда-нибудь, чтоб не попались никому на глаза, в глубокую воду, например.
- А это поможет?
- Сама увидишь.
Так она и поступила. Поехала домой. Там царил страшный бардак, штора сорвана с карниза, осколки кругом. Осколки судьбы. Быть может всё ещё не поздно склеить?
Не обращая больше ни на что внимания, рванулась в комнату сына. Горшок с засохшей геранью на месте и часы тоже.
Она зажала их в ладони. Потом поехала на набережную. Всю дорогу её лихорадило; то в жар, то в холод. Встала к перилам, перекрестилась зачем-то и размахнувшись бросила проклятый предмет в воду. Раздался короткий плеск и тут же запел сотовый.
Из реанимации.
- Хорошие новости у нас. Ваш мальчик будет жить.
Спасибо за внимание, уважаемый читатель!
Начало - Здесь! 2 часть, 3 часть
