Глава 12
– Оля?! – поражённо говорю в трубку. – Привет, рада тебя услышать. Но как же… Так скоро…
– Всё в порядке, Эллина Родионовна, – почтительно отвечает она, забыв, что давно перешли на «ты». – Ими занимаются мои родители. Мы продали обе наши квартиры, купили домик. Небольшой, правда, но всё лучше, чем двушка в многоэтажке, – смеётся Тихонькая, и я понимаю по голосу, что она счастлива.
Меня ну очень подмывает спросить: участвует ли счастливый папаша в судьбе близняшек? Но делать этого, тем более по телефону, не стану. Мы хоть с Ольгой и в приятельских отношениях, но не дружим, как с Машей, например. Потому просто говорю ей несколько комплиментов, а потом прошу оформить на работу старшим врачом… Никиту Михайловича Гранина. Тихонькая этому очень удивляется. Мне приходится вкратце объяснить ей, как это получилось. Она, восприняв новости, тут же соглашается всё сделать как можно скорее, чтобы уже через две недели наш «новенький» смог получить аванс. Правда, я считаю, что не слишком-то он теперь в нём нуждается, но деньги за работу никто не отменял.
Дальше сообщаю Гранину, где находится отдел кадров, и он уходит воодушевлённый. Да и мне хорошо. Отделение наконец-то пополнится ещё одним классным специалистом, и штат почти заполнен. С такими радостными мыслями беру следующего пациента. Это миловидная старушка 75 лет, прибывшая в сопровождении своего супруга. Он стоит рядом, не отходя от неё ни на шаг.
– Римма Геннадьевна, давно у вас эти пятна? – спрашиваю её. Собственно, они и есть та самая причина, по которой она обратилась.
– Около недели, – отвечает пациентка, муж тут же добавляет:
– Я дал ей антибиотик.
– Зачем? – уточняю.
– Я простудилась, кашляла, – говорит Римма Геннадьевна. – Болело горло, голова.
– Антибиотики в таких случаях не помогут, – объясняю.
– Я ему говорила.
– Где вы взяли препарат? – обращаюсь к её мужу.
– В нашей аптечке. Я им ухо лечил, – пожимает плечом старик. Мол, а что такого-то? Все так делают.
– Никогда не делитесь лекарствами, – говорю обоим. – Используйте только то, что предназначено каждому из вас.
И как же после этого они на меня смотрят? Недоверчиво-снисходительно, вот как. Мол, ты давай, девочка, трави дальше свои байки, у тебя работа такая. Мы послушаем, да и будем делать по-своему, как раньше. Ведь никто ж не помер.
– Что с ней? – после паузы спрашивает глава маленькой семьи.
– Я думаю, что это васкулит, вызванный антибиотиками.
– Васку… чего?
– Васкулит – заболевание, при котором воспаляются стенки кровеносных сосудов. Опасно тем, что может привести к ишемии и некрозу жизненно важных органов, таких как сердце, почки, печень, лёгкие и кожа.
Старики смотрят на меня теперь уже не пренебрежительно, а с налётом страха.
– Спасибо, доктор-убийца, – ворчит Римма Геннадьевна, поворачивая голову к мужу. Тот стоит, пристыженный и несчастный.
– Это излечимо? – спрашивает меня.
– Конечно. Мы выпишем вам лекарства, и всё пройдёт.
Старики одновременно выдыхают с облегчением. Бедолаги, вероятно, ждали услышать нечто вроде приговора. Выхожу из палаты, делаю пару шагов к регистратуре, как вдруг слышу рядом:
– Сделайте анализ.
– Что, простите? – оборачиваюсь и вижу сидящую у стены на кресле девушку лет двадцати. Она одета в джинсы и кофту, тёмные длинные волосы забраны на затылке в хвост, умные глаза, бледноватое лицо.
– Я о её болезни. Возможно, это дефицит тромбоцитов, – уточняет она.
Приближаюсь.
– Вы что же, родственница? – спрашиваю.
– Нет, я Даша Пархоменко, учусь на третьем курсе медицинского, – улыбается девушка, мне же становится интересно: отчего она так запросто со мной, да ещё советы даёт? Смотрю на себя. Ах, ну конечно. Бейджик где-то потерялся, и теперь на мне просто белый халат, а поскольку выгляжу я моложе своих лет, вот незнакомка и приняла меня за практикантку, вероятно. Что ж, приятно ощутить себя снова юной девушкой.
– У неё идёт кровь, когда она чистит зубы? – спрашивает Даша.
– Вы здесь на практике? – хочу узнать побольше, прежде чем обсуждать болезнь пациента.
– Нет, – улыбается девушка.
– Тогда оставьте свои советы при себе. И вообще: не говорили вам, что нехорошо подслушивать?
Ответить Даша не успевает. Ко мне подходит Дмитрий Соболев, и студентка переводит взгляд на него.
– Она ваша стажёрка? – интересуется у хирурга.
Тот поднимает брови, я делаю ему незаметный знак: мол, пусть так и будет. Он тут же принимает правила игры.
– Да, а что?
– Она думает, что может ставить диагноз моей пациентке, – жалуюсь Соболеву на Дашу.
– Она не всё узнала, – замечает студентка. – Наверняка у той старушки тромбоцитопения.
– Покажи мне карточку, – говорит Дмитрий. Получив документ, читает. Потом выносит вердикт. – Девушка права. Надо Римму Геннадьевну класть на обследование.
– Ещё можно сделать томограмму, – добавляет Даша.
– Хорошо, доктор Соболев, я этим займусь, – покорно отвечаю.
– Ну что ж, мне пора. А вы тоже наша пациентка? – спрашивает он у девушки. Когда та кивает, предлагает мне ею заняться, сам уходит с важным видом.
– Что ж, спасибо за помощь, – сухо говорю ей. До меня только теперь дошло, что меня обскакала студентка-третьекурсница. В самом деле, почему я не назначила для Риммы Геннадьевны более глубокое обследование? Мысленно ругаю себя: «Расслабилась ты, Элли!» Вернее, закрутилась со всеми этими криминальными происшествиями, так что стала менее внимательной к пациентам. Позорище!
– Да пожалуйста, – незлобиво отвечает Даша.
– Вы всегда сами ставите диагнозы?
– Вообще-то да, – признаётся девушка. – Я чувствую, что простудилась. Сейчас мне болеть нельзя. Может быть, дадите мне… – она называет несколько препаратов от простуды.
– Да… – говорю уклончиво. – Так где вы учитесь?
– В Ленинградском госуниверситете. На двух факультетах, – не без гордости сообщает Даша.
– Как это?
– Ещё я учусь на юриста.
– Да?
– Родители не пускали меня в медицинский. Говорили, что это низкооплачиваемая тяжёлая и неблагодарная работа. Вот адвокатом быть – совсем иное дело. Мне пришлось поступить сразу на два факультета, чтобы отстали.
– Ничего себе, – произношу поражённо. В одной медицине справиться с объёмом получаемых знаний, по себе помню, ох как непросто. Чего только стоит запомнить латинские названия всех костей в организме человека, а их там около двухсот, а у малышей и того больше!
Затем иду проведать Дворжецкую. Когда захожу, она приветствует меня широкой улыбкой.
– Простите, Анфиса Павловна, что так долго. Вы обедали?
– Нет, мне ничего не дали, – обиженно надувает она морщинистые губы. – И кардиолог так и не пришёл.
– Я хотела поговорить с вами первой.
– Почему?
– Вас ведь продержали здесь достаточно долго.
– Эллина Родионовна, ближе к делу, – старушка одаривает меня ободряющей улыбкой, хотя мне самой уже давно не смешно. В старину того, кто приносил плохие вести, казнили. Вот и я сейчас в такой роли. Правда, если теперь вернуть старую традицию, мы без медработников останемся.
Я озвучиваю название заболевания. Дворжецкая насупливает брови, не понимая.
– Это прогрессирующая болезнь, она может вызвать сердечный приступ или инсульт.
Анфиса Павловна нервно сглатывает.
– Это меня убьёт?
– Больше десяти лет с этим не живут, – предупреждаю.
– Десять лет? Да вы оптимистка, доктор Печерская. Я сама не знаю, хочу ли столько прожить. Десять дней – это изменило бы многое в моих планах.
– Анфиса Павловна…
– Я свободна? – перебивает она нетерпеливо.
– Вам нужно остаться на полное обследование.
– Эллина Родионовна, я хочу домой, – упрямится Дворжецкая.
– Ха! Да кто тебя отпустит? Ишь, чего придумала! Что, кефир, клистир и тёплый сортир, да, Анфиска? – слышу громкий, чуть надтреснутый голос, который наполняет палату и одновременно заставляет меня радостно просиять. Изабелла Арнольдовна! Оборачиваюсь к ней, подхожу и тепло обнимаю. Она отвечает моему порыву, но тут же отстраняет: – Ну всё, хватит нюни распускать. Я вообще-то не к тебе, а к этой вон, – она бросает снисходительный взгляд на золовку.
Отодвигаюсь и позволяю Народной артистке СССР подойти к койке. Анфиса Павловна приветствует её широкой улыбкой, но в глубине глаз насторожённость. Видно, что побаивается она Изабеллу Арнольдовну. Та плюхает на тумбочку пакет. Внутри что-то булькает. Неужели алкоголь?! Но нет, там оказываются две двухлитровые упаковки мультифруктового сока.
– Вот, притащила тебе. Подумала: апельсины эти дурацкие сначала помой, порежь, потом жевать полчаса. А тут всё просто: дуй, – бросает Копельсон-Дворжецкая. – Элли, у вас тут подгузники для стариков есть?
– Есть, но зачем…
– А чтобы эта вот не напрудила, – опять она бесцеремонно показывает рукой на золовку.
Та поджимает обиженно тонкие губы.
– Да шучу! – Изабелла Арнольдовна треплет её дружески по руке, и Анфиса Павловна расслабляется. – Элли, что с ней? Старческое слабоумие, да? Эх, Анфиска! Всегда знала, что ты круглая… кхм! А теперь ещё в квадрате с маразмом с этим. Ха!
– Не совсем так, – Говорю Народной артистке и сообщаю диагноз Дворжецкой. Правда, это совсем не по правилам, но они вроде как родные люди.
– Ладно, Элли, я поняла. Чем помочь? Слушай! – её глаза блестят юношеским задором, – а давай ей трепанацию сделаем? Вдвоём, а? Ты и я. Хоть поглядим, есть ли у неё там мозги, – и она стучит пальцем по лбу золовки. Та опять обижается.
– Изабелла Арнольдовна, вы в самом деле…
– Ну ладно! – прерывает меня. – Уж пошутить нельзя на старости лет! Анфиска, вот слушай анекдот. Чтоб ты не обижалась. У моей 90-летней золовки – глубокий старческий маразм. Но на фоне нашего правительства у неё удивительно ясное и здоровое мышление!
Копельсон-Дворжецкая смеётся, и я удивлённо замечаю, что Анфиса Павловна тоже потихоньку хихикает. Сама только улыбаюсь.
– Ну, вы тут общайтесь, а у меня дела.
Возвращаюсь к Даше. Измеряю ей температуру. Выясняется, что 38,2.
– Это чувствуется, – кивает она.
– Давление 140 на 80, лейкоциты 14 тысяч. У вас анемия.
– Это типично при менструации, – улыбается девушка.
– Вы себя измотали. Пора определиться. Медицина лучше юриспруденции.
– Родители готовы оплачивать только оба образования. Я им обещала, что вытяну.
– Откуда у них такая любовь к юридической науке?
– Ну, а как иначе? – устало усмехается Даша. – Папа адвокат, мама сотрудница областного суда.
– Ого, так у вас могла получиться династия.
– Могла… – вздыхает пациентка. – Но мои сложные и печальные отношения с ними вы вряд ли поймёте.
– Займитесь собой, Даша. Следите за питанием, высыпайтесь и не налегайте на кофе.
– Если бы я могла… Я давно не высыпаюсь. Выпишете мне снотворное?
– Не стоит.
– Одну таблетку хотя бы. Я без сил. Только бы добраться до дома и уснуть, – уговаривает Даша, по-прежнему считая меня себе ровней.
Задумчиво чешу шею. Мне в самом деле хочется помочь этой измученной девочке.
– Пожалуйста, – делает она большие милые глазки. – Я помогла вам поставить правильный диагноз той старушке.
– Один раз в виде исключения, – соглашаюсь. – Если вы обещаете следовать моим советам.
– Обещаю.
Выхожу из палаты, попрощавшись с Дашей, иду в регистратуру. Там, буквально пару минут спустя, меня настигает громкий призыв Сауле:
– Доктор Печерская! Ваша пациентка упала!
Спешу обратно, поскольку, как ни удивительно, но речь идёт о Даше.
– Что с ней? – спрашиваю, присаживаясь рядом и щупая пульс.
– Наверное, анемия, – пожимает плечами медсестра.
– Каталку.
Когда начинаем поднимать, вдруг вижу одинаковые равноудалённые шрамы на внутренней стороне предплечья. Довольно свежие. Девушка явно пыталась уйти из жизни! Укладываем её и везём в смотровую. Этого мне только не хватало!
Вскоре Даша приходит в себя, потом со смущённой улыбкой поясняет:
– Это обезвоживание. Я сегодня только кофе пила.
– Расскажете о шрамах?
– Когда я была маленькой, мои родители часто ругались. Я плохо питалась. Ну, а таким образом, – она кивает на руку, – переживала стресс. Это помогало отвлечься от их скандалов.
– Вы их кому-нибудь показывали?
Даша кивает.
– Обо мне беспокоились только доктора, поэтому я пошла в медицинский.
– А сейчас вы этим продолжаете заниматься?
– Нет, ну что вы, – улыбается студентка.
– Покажите руку, – прошу её.
– Вы не верите? – спрашивает и тут же выполняет просьбу.
– Возможно, вас лихорадит из-за инфекции, – поясняю ей. – Может, предмет, которым вы сделали это, был грязным.
– Говорю вам, я не ела.
– Вы и сейчас плохо питаетесь? – упрямо продолжаю расспросы.
– Нет, – старательно смеётся Даша. – Просто зубрю много…
– Поднимите юбку.
– Что?!
– Покажите бедро.
– Ну уж нет! – возмущается студентка.
Сауле, недолго думает, протягивает руку и задирает ткань. На коже видны несколько свежих порезов. Один даже кровоточит.
– Какого чёрта вы творите?! – выходит из себя Даша. Хватает куртку, рюкзак и собирается уйти.
– Это продолжается. Мы хотим помочь вам, – перекрываю ей дорогу к выходу.
– У меня экзамен! По патологии! – бросает она в гневе.
– Я вас задержу до приёма у психолога, – говорю ей.
– Зачем?
– Вы вредите себе.
– Неправда! – Даша пытается протиснуться к двери. Сауле её удерживает, но студентка отпихивает медсестру. – Хватит! – кричит истерично. – Вы делаете из мухи слона! Оставьте меня в покое!
– Я знаю, как некстати бывает помощь, – говорю ей спокойно.
– Пожалуйста, отпустите меня, – от истерики Даша переходит к слезам.
– Я не могу.
Стоит Сауле чуточку приблизиться, как девушка снова превращается в яростную фурию:
– Не трогайте меня! – и секунду спустя сползает по стене на пол, обливаясь слезами. – Пожалуйста, вы всё испортите… прекратите… нет, не надо… неужели вы не можете… не трогайте меня…
Медсестра задирает ей рукав, я подхожу и, пользуясь тем, что Даша больше не вырывается, делаю ей успокоительный укол в плечо. Теперь несчастная студентка лишь горько плачет.
Возвращаюсь к ней в палату час спустя, когда она успокаивается. Задумчиво смотрит перед собой.
– Вам лучше?
– Что вам? – спрашивает огорчённо.
– У вас экзамен по патологии? Полистай, – протягиваю ей справочник.
– Спасибо, – в глазах студентки появляется оживление. Она берёт книгу, садится и кладёт её на колени. – Простите за то, что я наговорила, – говорит очень искренне. – Я была не в себе.
– Мне это знакомо. Но в воспалениях сосудов вы разбираетесь, – улыбаюсь, вспомнив случай с той старушкой.
Мы ещё разговариваем некоторое время. Даша спокойна, ей при мне приносят в палату ужин. Смотрю внимательно и понимаю: всё в порядке. Выглядит аппетитно и полезно. Не зря была война с той жадной тёткой, Харченко. Надеюсь, к нам она больше никогда не вернётся.