Юг Российской империи, сентябрь 1854 года
Бесконечные поля бело-золотой пшеницы тянулись вдоль сухой широкой дороги. Изысканная карета для дальних путешествий, казалось, совсем неуместная в этих краях, плавно двигалась в голове небольшого кортежа.
Изящная рука в кружевной перчатке отодвинула занавеску, и немолодая, но все еще сохранившая красоту женщина какое-то время смотрела на ровный однообразный пейзаж.
– Больше двадцати лет назад я приехала сюда впервые, – задумчиво произнесла она, обращаясь к бледной худенькой барышне. Легкий акцент придавал мягкость речи говорившей.
– Ах, мама, мы могли бы уже быть в Петербурге, – отозвалась девушка.
– Кэтрин, тебе понравится здесь. Ты же знаешь, что с нами едет господин Рубинштейн: он обещал исполнить три концерта для наших соседей. А завтра из Варшавы прибудет профессор Лавровский, и мы послушаем новый курс лекций по фольклору славян.
– Хорошо-хорошо, просто дорога так утомляет, – привычно согласилась с матерью княжна.
– Право, дорогая, я вижу парк. Еще немного, и ты отдохнешь.
Великая княгиня Елена Павловна не слишком часто посещала свое южное владение, однако живо интересовалась делами и старалась сделать все, чтобы облегчить жизнь крестьян, которых доверила ей судьба. В голодные годы у них всегда было зерно, старосты знали, что могут просить прислать доктора для тяжелых больных. А около года назад были построены собственные школа и лечебница.
Елена Павловна хорошо помнила, что почувствовала, когда узнала, что ей принадлежат тысячи живых людей. Это было странно, пугающе, неправильно. Но на новой родине немецкой принцессе Фредерике предстояло привыкать ко многому. В 16 лет, покинув маленькое немецкое княжество, она пересекла границу Российской империи, чтобы стать женой великого князя Михаила, младшего брата императора Николая Павловича. Михаилу невеста не понравилась, но ни его, ни ее мнение не было важным в сложной политической игре по составлению династических браков.
Девушка отнеслась к новой роли очень серьезно: прочитала историю русского государства, самостоятельно изучила русский язык. Как же удивились казаки, встречавшие ее на границе, когда она радостно ответила на их «Ура»: «Спасибо, ребята!»
В полумраке кабинета, устроенного так, чтобы сохранять прохладу в жаркие дни, управляющий закончил доклад и застыл, ожидая распоряжений.
– Что ж, Вы хорошо потрудились, дорогой Александр Николаевич, – улыбнулась Елена Павловна. – Однако, отчего так мало детей посещают школу? И мне бы хотелось лично посмотреть, как обустроили больницу, и поговорить с врачом. Рада, что такой молодой человек согласился приехать сюда и лечить простых людей.
– Мало, сам огорчен. Уже и учителей отправляю обходить дома, разъяснять пользу школы. Ответы похожи: к чему, мол, грамота – только от работы отвлекает, – вздохнул барон Энгельгардт.
– Надо подумать, может, добавить в программу что-то практическое: ремесла для мальчиков, рукоделие для девочек. Нельзя же оставлять наших людей в мраке неучености. Я очень надеюсь, что удастся начать эмансипацию крестьян, и тогда им понадобятся знания, а грамотные люди будут цениться.
Елена Павловна уже несколько лет изучала вопрос освобождения крепостных: по ее просьбе ученые составили несколько подробных записок о практике других стран и состоянии дел в Империи. Однако она сознавала, что без воли главного владетеля русской земли, императора Николая Павловича, ничего сделать невозможно. А тот не особо торопился менять привычные устои и даже запретил публично обсуждать проблемы, которые создавало крепостное право.
Между тем молодые талантливые государственные мужи, что были гостями великой княгини в Михайловском дворце, единодушно подтверждали: без свободных подданных Россия продолжит отставание от большинства европейских держав. Ее «четверги» начинались как встречи в неформальной обстановке, которые позволяли отдохнуть от строгого этикета придворной жизни. Но постепенно они стали местом притяжения для тех, кто жаждал перемен, талантливых людей из разных сфер: музыкантов, писателей, путешественников, ученых, богословов.
Звуки рояля сначала тихо, а потом все громче проникали за высокие резные двери кабинета, отвлекая собеседников от разговора.
– О, Антон Григорьевич сел за инструмент, – произнесла Елена Павловна. – Давайте пройдем в гостиную, а завтра посмотрим имение.
Елена Павловна не любила праздность. Она всегда готова была узнавать что-то новое. Вот и сейчас в мало кому известную Карловку приехали профессоры из Оксфорда и Московского университета, знаменитые музыканты и несколько писателей. Были запланированы лекции, чтение новых рассказов и, конечно, концерты.
Великолепная, неистовая, виртуозная игра лучшего пианиста своего времени, Антона Григорьевича Рубинштейна, захватила внимание гостей на несколько часов. Когда звучало скерцо Шопена, казалось, никто не смел вздохнуть, а после исполнения «Эгмонта» Бетховена некоторые дамы не могли сдержать слез. Нечасто подобную музыку можно было услышать в этом скромном уголке Империи. Такое чудо стало возможным лишь благодаря давней дружбе мэтра и великой княгини.
Вечернее солнце окрасило траву и деревья в насыщенные глубокие цвета. Над парком плыл звук колокола храма Рождества Пресвятой Богородицы, призывая верующих на вечернюю службу.
Елена Павловна с дочерью прошли в церковь и заняли места слева от алтаря. Обновленные росписи напоминали о главных библейских событиях: вот Авраам готовится к страшной жертве, а здесь Христос преображается перед изумленными учениками...
Великая княгиня не просто так перешла из лютеранства в православие: она серьезно изучила главные догматы, приняла религию новой родины всей душой и увлеченно обсуждала богословские вопросы с духовными лицами в столице. Она хорошо знала и любила тексты Евангелия, которые перечитывала с неизменным постоянством, каждый раз открывая для себя что-то новое.
Елена Павловна углубилась в молитву, но тихий разговор отвлек ее внимание. Она взглянула в сторону, убеждая себя, что стоит быть внимательной и не обращать внимания на окружение. И вдруг заметила рядом миловидную девушку в нарядной юбке, расшитой сорочке и темно-красной безрукавке. Та тихо плакала, осторожно утирая слезы кончиком атласной ленты, вплетенной в толстую темную косу.
На следующее утро во время литургии эта же девушка снова оказалась рядом с Еленой Павловной. Она, казалось, вся была погружена в какое-то внутреннее глубокое переживание. Тихая печаль делала ее лицо с большими темными глазами очень красивым и трогательным.
После службы великая княгиня послала свою фрейлину узнать, что же так печалит молодую крестьянку: «Меня она испугается, а тебе, может, и расскажет».
История оказалась простой, но впечатлила Елену Павловну. Она напомнила ее судьбу – юной принцессы, вынужденной подчиняться воле других людей.
– Эта девушка, Оксана, Ваша крепостная, полюбила парня из другого села, только то село – чужая вотчина. Родители согласия не дают, ведь чтобы сыграть свадьбу, нужно хозяину этого крестьянина, Михайлы, выкупить ее. А о помещике ходит дурная молва, – пересказывала молодая женщина нехитрый рассказ и пояснила, – купить, может, и купит, да выдаст ли замуж, большой вопрос.
Елена Павловна обдумала услышанное и поняла, чего опасаются родители девушки. Краска прилила к ее лицу, голубые глаза потемнели, губы сжались: она легко поддавалась эмоциям и сейчас с трудом сдерживала гнев.
– Вот что, – выдержав паузу, чтобы успокоиться, сказала она, – сейчас не станем говорить об этом. Мне не хочется омрачать такой прекрасный воскресный день.
На обед в дом великой княгини были приглашены местный священник и пастор небольшой лютеранской общины из соседнего города. Елена Павловна с интересом слушала их дискуссию о пользе и вреде от чтения простыми прихожанами текстов Евангелия на родном языке. Доводы отца Павла (неприлично произносить молитвы на просторечном языке, есть риск исказить смысл написанного) казались очень слабыми: ведь тексты и раньше переводили с латыни и греческого. Однако это была позиция самых высокопоставленных членов Русской Церкви. Пастор же уверял, что его прихожане все прекрасно понимают и хорошо знают Писание.
«Как жаль, что прекрасное дело, которое начал император Александр Павлович, не нашло поддержку[1]. Сейчас бы Библия на русском языке была доступна всем желающим. Кто знает, может, и души людей стали бы чище, а жизнь подданных – легче», – размышляла великая княгиня.
– Боюсь, Елена Павловна, сосед Ваш Владислав Адамович никак не желает расставаться с этим молодым крепостным. Я дал хорошую цену, но он отказался. Не зря говорили, что он упрям и, простите, не слишком... благороден, – барону Энгельгардту не хотелось сообщать о своей неудаче высокородной хозяйке, но дальше тянуть он не мог.
– Что ж, я надеялась на добрососедские отношения, но, коли так, расскажите мне про состояние дел этого человека. И о том, что еще думают о нем соседи не умалчивайте.
В голосе великой княгини послышались холодные нотки. Ее собеседник даже немного посочувствовал горе-помещику, который вздумал ссориться с любимой невесткой императора.
Приглашение на ужин к самой великой княгине польстило самолюбию Владислава Адамовича. Он выбрал лучший костюм (впрочем, давно вышедшего из моды покроя) и к назначенному часу прибыл в Карловку.
Человек этот, как удалось узнать барону и о чем он поведал владелице имения, не был особо примечательной личностью: посредственный хозяин, посредственный человек, сибарит и эгоист. Большие долги давно расстроили имение, но он даже не трудился как-то поправить дела. Напротив, все проекты приносили убытки.
Елена Павловна умела располагать к себе людей: она расспросила гостя об урожае, карьере его сына, маленьком сахарном заводе, который тот недавно устроил в своей деревне. Конечно, из рассказа Владислава Адамовича выходило, что дела в полном порядке, а сам он – великолепный эконом и семьянин. Тем неожиданнее для него оказались следующие слова.
– Знаете, любезный, мой управляющий не так давно обратился к Вам с просьбой. Как жаль, что Вы не захотели ее удовлетворить. И, право, не понимаю, почему.
– Вы про этого холопа Мишку? – не сразу вспомнил, о чем речь собеседник. – На что он Вам? Ведь, знаете, забавная вещь. Доложили мне, что мечтает жениться. Да только девка не из моих. Я отказал, так он нахамил мне, своему хозяину.
Собеседник, видимо, хотел грубо выразиться, но вовремя спохватился.
– Так я решил его в рекруты сдать, – весело закончил он. Однако, взглянув на Елену Павловну, кажется, догадался, что та не находит историю забавной.
– Чем в рекруты, уступите мне, – попросила она.
– Простите, Ваше императорское высочество, но я уже, что решил, так отступаться не привык.
– Знаете, любезный Владислав Адамович, – притворно мягко начала Елена Павловна, – мой управляющий настаивает на том, чтобы запрудить речку и устроить красильный завод. Я, честно признаться, пока не решила, хорошо это или дурно, ведь ниже по течению, кажется, Ваши угодья, – она сделала паузу. – А мой друг, министр внутренних дел, очень скоро может понять, что Ваш сын с его талантами очень нужен, скажем, в Туркестане.
И замолчала, ожидая ответа.
Гость, видимо, не отличался особой сообразительностью, поэтому ему на помощь пришел барон Энгельгардт.
– С другой стороны, если Вы все же согласитесь уступить этого несносного холопа, все, о чем говорила Елена Павловна, может и не произойти, – подсказал он.
– Думаю, – запинаясь, ответил начинающий прозревать Владислав Адамович, – я все хорошо взвесил и, пожалуй, готов заключить сделку.
– Составьте, пожалуйста, купчую на всю семью этого крестьянина, – не терпящим возражения тоном произнесла Елена Павловна, которую сразу перестал интересовать неприятный собеседник.
Мужчины ушли в кабинет. Великая княгиня была рада тому, что ей удалось устроить судьбу одной несчастной девушки и спасти юношу от ужасной участи. Но радость не могла быть полной. Сколько таких незаметных, мало кого трогающих историй происходит на бескрайних просторах Российской империи!
На ее «четвергах» в Михайловском дворце шли постоянные дискуссии о необходимости реформ. Но когда же слова перерастут в дела?
– Ваше сиятельство, Елена Павловна, я восхищен Вашей выдержкой, – к ней подошел управляющий. – Все улажено. Дозволите рассказать девушке о Вашей доброте?
– Нет, нет, не стоит. Вы лучше все обговорите с родителями и, конечно, выделите средства на строительство дома для моих новых... – ей очень не хотелось произносить слово «крепостных», – людей, – закончила она и отправилась к более приятным и интересным гостям вечера.
Как ни старалась великая княгиня, о ее благодеянии узнали в семье Оксаны. Когда карета Елены Павловны ехала по аллее, девушка выбежала навстречу уезжающему кортежу и протянула небольшой сверток. Она так волновалась, что с трудом прошептала «Спасибо. Вот я для Вас выткала шалинку». В свертке оказался очень красивый кружевной платок тонкой работы.
– О, кажется, я знаю, какому ремеслу будут обучаться местные девочки в новой школе. И кто станет их учить, – мягко улыбнулась Елена Павловна и бережно передала подарок фрейлине.
– Николай Алексеевич[2], – обратилась она к сопровождающему ее спутнику, – начинайте составлять проект освобождения крестьян, чтобы показать пример местным магнатам. Мы же можем взять за основу «Закон о вольных хлебопашцах», верно я понимаю?
– Да, им редко пользуются, если честно, почти никогда. Но он действует. Сколько человек планируете освободить?
– Всех. Я больше не желаю быть владелицей людей. Настало время дать жителям моей Карловки свободу[3].
[1] В 1812 году было создано Русское Библейское общество, которое занималось переводом Библии. Однако в 1824 году по настоянию ряда архиереев работу приостановили.
[2] Николай Алексеевич Милютин – один из главных деятелей реформы освобождения крестьян.
[3] В 1856 году было освобождено более 15 000 крестьян Карловки. Современники называли Великую княгиню Princesse La Liberte – принцесса-свобода. Она оказывала активную поддержку реформаторам эпохи Александра II.
