«— Встань, Егор, — прошептала. — Не надо… никто не виноват… война только. Да кончилась она! Новую жизнь надо строить. У тебя она уже началась, совсем новая, с чистого листа, а я свою начну… сама, без тебя… начала уже…
Вышла Настенька, вздрогнула, видно, испугалась.
— Тетка Пелагея…
— Ничего, Настенька, не бойся, это дядька Егор, сын бабы Вали.
Егор удивленно посмотрел на девочку, медленно поднялся с колен».
Часть 5
Пелагея тоскливо посмотрела на пустое место рядом с собой, понимая, что никогда больше не будет сидеть рядом с ней ее муж Егор. И не потому, что погиб он, верный воинской присяге, в бою за социалистическую родину, как было написано в похоронке, а просто сидит сейчас справа от другой бабы, которая носит под сердцем его ребятенка.
— Валя, есть самогон у тебя? — неожиданно для самой себя спросила Пелагея.
— Как ня быть? Есть, канешна, — испугавшись, ответила Валентина.
— Давай выпьем за мою погибель и за мое воскрешение. За погибель и воскрешение моего мужа! Теперь уж бывшего.
— Палашенька…
Пелагея стукнула кулаком по столу:
— Все, хватит! Забыли! Неси самогон.
Настя подпрыгнула от страха.
— Чичас, чичас! — зачастила Валентина, юркнула за занавеску и появилась снова в обнимку с большой бутылью мутной жидкости.
— Палаша, а ты ня увлекаисси ишть?.. — но не успела договорить, Настя проговорила еле слышно:
— Тетка Пелагея в госпитале ни разу не выпила, хотя все там пили, спирту много. А сейчас надо ей, баба Валя! Налейте. Не пьет она, вы не думайте. Хорошая она.
— Ты жа моя миленькая! Моя родненькая! — Валя поставила бутыль на стол и порывисто прижала к себе Настю, поцеловала в светлые, мокрые волосики.
Рано утром Пелагея вышла во двор и увидела Егора, он сидел на скамейке и курил. Видно, мужик пришел давно, жестянка из-под тушенки была полна окурков.
Увидев Пелагею, он вскочил, кинулся на колени, прижался головой к животу жены и зарыдал. Он что-то говорил, но слов было не разобрать.
Пелагея смотрела на своего любимого мужа и вспоминала: сотню, тысячу раз представляла она, как они встретятся после войны, если останутся живы! На обоих получила Валя похоронки, но оба живы. Встреча состоялась. Но так ли, как она хотела? Всю ночь думала Пелагея об этом: что скажет ей Егор, что ему ответить? Как жить дальше в одной деревне?
И вот он стоит перед ней на коленях, крепко обхватив руками. Пелагея почувствовала его тепло, его сильные руки, все задрожало внутри у бедной женщины. Когда же они любили друг друга последний раз? Двадцать четвертого июня 1941 года.
Егор тогда обнял ее крепко-крепко и прошептал:
— Как жа я буду без тебе, Палашенька? Милая моя!
И он целовал ее, всю целовал, каждый миллиметр ее тела. Как давно это было, в другой жизни…
— Встань, Егор, — прошептала. — Не надо… никто не виноват… война только. Да кончилась она! Новую жизнь надо строить. У тебя она уже началась, совсем новая, с чистого листа, а я свою начну… сама, без тебя… начала уже…
Вышла Настенька, вздрогнула, видно, испугалась.
— Тетка Пелагея…
— Ничего, Настенька, не бойся, это дядька Егор, сын бабы Вали.
Егор удивленно посмотрел на девочку, медленно поднялся с колен.
— Кто енто?
Пелагея не стала отвечать на его вопрос, а лишь сказала:
— Проводила я тебя, Егор, двадцать пятого июня сорок первого. Попрощались мы! Будем считать, что навсегда.
— Палаша…
— Егор, не надо, не рви себе сердце.
— Не серчай на мене…
— Иди, Егор!
— Палаша, а можат…
— Нет, не можат…
В тот же день Пелагея пошла к председателю сельсовета Степану Игнатову.
— Пелагея Хворостенкова прибыла на трудовой фронт, — сообщила по-солдатски и честь отдала, резко прижав и откинув ладонь от пилотки. От этого движения один костыль упал.
Степан вскочил, поднял его, передал Пелагее, обнял ее:
— Палашенька, милушка! Да какая жа ты молодец!
— Сколько коммунистов у нас? — спросила она, не позволяя себе расслабиться.
Председатель растерялся, но ответил:
— Двое: я и Мирон, он на фронте вступил.
— Трое теперь, я еще. Тоже вступила в окопе. Давай-ка ячейку будем организовывать, работу партийную надо налаживать. Есть еще желающие стать коммунистами?
— Да, трое… хорошо… можна ужо. Ня знай, ня задумывался.
Степан был растерян и удивлен! Как же ему, мужику, не пришла такая идея в голову? А ведь он председатель сельсовета, в войну партизанил и был командиром отряда. Он с глубоким уважением посмотрел на Пелагею, оправил гимнастерку:
— Молодец, Пелагея, — похвалил женщину снова, — токма пришла, а ужо дело говоришь. Покумекаем давай.
— Ставь меня на работу куда-нибудь прежде всего, а потом и кумекать станем.
— Пелагея, да куды ж тебе…
— Ты не гляди, что без ноги, — перебила его Пелагея, — руки да голова на месте. Давай думать, куда меня.
— Ты жа у нас до войны-то телятницей была… да как жа таперича?
— Так же, как и раньше. Пойду на ферму, найдется там дело для меня.
— Ну гляди, иди конечно! Там чичас Авдотья Васильна всем управляет. Давай к ей. Кажи, председатель добро дает.
Пелагея коротко кивнула и громко ударяя костылями об деревянный пол, вышла из избы и направилась на ферму.
Деревенские выходили ей навстречу, здоровались, многие обнимали, а некоторые даже кланялись и крестили Пелагею.
Фронтовичка со всеми здоровалась, слегка улыбалась.
Почти дойдя до фермы, она нос к носу столкнулась с Анфисой, зазнобой Егора, молодой красивой бабой, двадцати пяти лет.
Она живо вспомнила, как в сороковом году отмечали ноябрьские праздники в актовом зале школы. Пелагея тогда была после смены, которая выдалась очень сложной: сразу несколько коров вздумали телиться. Она тогда тихонько шепнула мужу:
— Егор, ты оставайси, а я до хаты пойду. Устала шибко.
Егор беспокойно поглядел на жену:
— Чавой ты, чичас танцы начнутси…
— Нет, не до танцев мене нынче. Пойду я, Егорушка.
А уже утром, придя на ферму, она удивленно отметила, как бабы перешептываются между собой, искоса поглядывая на нее. Пелагея всегда была прямой, не любила сплетен.
— Бабы, чавой енто вы? А ну-ка, выкладывайте: чавой шепчетиси?
— Палаша, да вчерась твой Егорка с Афиской весь вечер проплясал, и с ей жа ушел…
Пелагея вспыхнула, жар обдал все нутро, бросился в лицо. Она попробовала не подать виду, но ничего не получилось, и слезы брызнули из глаз. Бедная женщина развернулась и быстрым шагом вышла из коровника.
Намедни, придя вечером домой, она сразу легла и моментально уснула. Во сколько пришел домой муж, и пришел ли, она не знала. Проснувшись раньше петухов, увидела, что Егора уже нет, не удивилась. Такое часто бывало, муж уходил раньше ее.
Постояв несколько минут на улице, прижавшись горячим лбом к прохладной стене, а успокоившись, вошла в коровник и твердо сказала:
— Бабы, видели вы чавой-то акромя тово, што плясали и ушли месте?
Бабы переглянулись, ни одна ничего не ответила.
— От и я ничаво ня знай. А потому давайте работать, бабы.
Доярки и телятницы пожали плечами и принялись за работу, но перешептывания, конечно, не прекратили. К вечеру они превратились в захватывающую историю о том, как Егор и Анфиска после танцев пошли на сеновал и там предались яростной любви, и теперь Егорка Хворостенков уйдет к молодой Анфиске.
Но Егор, как ни странно, вечером пришел домой, и все последующие вечера он тоже возвращался в родную хату.
Однако слухи по деревне о тайной любви между ним и красавицей Анфисой Дегтяревой ползли до самой войны.
Когда Пелагея провожала Егора на фронт, молодка тоже пришла к сельсовету, хотя провожать ей было некого. Ее отец помер давно, лет пять назад, братьев не было, а все сестры младше нее. Замужних не было, значит, и зятьев тоже не было. Но Егор ни разу не взглянул в ее сторону, а Пелагея видела, что она ловила его взгляд.
И вот она — молодая, красивая, здоровая со слегка выпирающим животиком, идет ей навстречу.
Татьяна Алимова
Все части здесь ⬇️⬇️⬇️
Уважаемые новые читатели канала! В выходные дни я предлагаю вам ознакомиться и с другими моими рассказами! А то у вас совсем нет времени на это: в будни вы читаете главы новой повести.
Прежде предлагаю вашему вниманию цикл про Таисью-целительницу. Каждый рассказ можно читать как отдельное произведение ⬇️⬇️⬇️
А также повесть «Скорый поезд»
