Пелагея

«Спокойно выслушав новости от Пелагеи, Федор хлопнул ладонью по столу:  — Када ехать?  — От и прально, Феденька, от и прально! — отмерла и зачастила радостно Любаша.  Все время, пока Палаша говорила, она стояла чуть в стороне ни жива ни мертва, сердце ее замирало: «Хочь бы согласный был Федор! Хочь бы согласный! С Палашенькой у одном доме! Усе местя! Счастья-то какоя!» — Не скоро еще, Федя! Думаю, что весной только начнут строительство, как морозы сойдут.  — Понямши! Значица так! Огород сажаем, урожай...

«Уже на следующий день все разъезжались. Прощались тепло, суетливо, со слезами. Вале было грустно, но и радостно в то же время. Давеча за ужином Пелагея сказала, что мальчишки останутся у нее.  — Начальная школа в Высоком хорошая, Луке учиться надо, да и тебе, Валя, подмога. Ну как? Согласна ты?  — А оне? Согласные вы? — замирая от счастья, спросила Валя, глядя на пацанов. Ей сразу приглянулись эти мальчишки: спокойные, добрые. Правда, какие-то колючие, что ли? Необласканные — подсказало женское сердце...

«Заслышав про кулеш, мальчишки встрепенулись, лица их просветлели. Пахом грешным делом подумал: «Как бы ладно было чичас кулеша отведать! А потома у баньку!» Понимая, что так не принято, да и стеснялся он, конечно, парнишка промолчал. А вот младшенький пискнул: — Бабуся, а можно мене сперва кулеш, а потома у баньку.  Валя растрогалась, обняла мальчишку:  — Можна, милмой! Пошто низя-то? Айда, айда». НАЧАЛО* В сельпо купили хлеба и сахара, у Феди нашелся нож. Пацанам отрезали по огромному ломтю хлеба, они с жадностью принялись есть...

«— Я тада у мамки спросил: кто енто? А она ответила — никто. А вечером я слыхал, как она бате говорила: приходила, мол, моя сестра старшая… без ноги. Видать, клянчить. Так я яе прогнала. Мене, тетка Пелагея, жалко тада тебе стало. А батя казал мамке, што молодец она, нам приживалок ня надоть. Самим трудно.  Любаша ахнула, а Пелагея кивнула:  — Все верно, всем трудно было. Правильно твой батя сказал.  — А вы вродя ня нашенская? — оживился и Лука. — Говорите как-то… — Наша она! Наша! Да токма знашь? Совсем ня приживалка! Дохтур она! — с гордостью сообщила Люба...

«Шли медленно, навстречу попалась старушка, которая загодя остановилась и пристально смотрела на сестер, когда они поравнялись с ней, то начала креститься и шевелить губами: видимо, читала молитву.  — К кому? — вдруг спросила.  — Здравия вама, тетушка! — поклонилась Любаша.  Палаша тоже поздоровалась.  Бабка не ответила на приветствие, она выжидательно смотрела на сестер.  — К Зине мы, Силантия-кузнеца дочери.  — Ктой жа будяти вы ей? — продолжала допрос бабка.  — Сёстра мы ейныя! — поклонилась Любаша снова...

«— Любаша, ну как ты себя чувствуешь? — беспокойно спросила Палаша у сестры. — И запамятовала, што хворала, милмоя. Ты ж мене лечила! Усе ладно у мене. И чижолая я снова! — светясь от счастья, промолвила Любаша.  — Хорошо-то как! — обрадовалась и обняла сестру Пелагея. — А когда рожать тебе? Вроде еще не видать совсем.  — Так ня скора ишшо. На майские, поди, рожу.  — Ко мне в начале апреля приедешь, — строго сказала Пелагея, чуть помедлила: — И не сюда, а в Малиновку. — В Малиновку? — удивилась и переспросила Люба...