История проклянёт пролетариев, но она проклянёт и нас, вызвавших бурю.
П.Н.Милюков
В этом деле мы решительно были застрельщиками, или, как говорят французы, пропалыми ребятами…
И.Д.Якушкин
Приказов Николая II о переброске в столицу гвардейской кавалерии
не выполнили. Столица находилась во власти слухов и в распоряжении
маршевых полуразложившихся батальонов. Не хватало лишь повода. Так,
в 1914 году Германия Вильгельма II довела свою боевую готовность до последнего предела и войны откладывать не могла. Раздался «сараевский выстрел». Если бы не было его, нашлось бы что–нибудь другое.
Керéнский в своих мемуарах так определил ситуацию февральских дней
1917 года: «Сцена для последнего акта спектакля была давно готова, однако, как водится, никто не ожидал, что время действия уже наступило».
Первый звонок русской трагедии прозвучал 18 февраля — на Путиловском заводе вспыхнула забастовка. Предприятие это было не простое, а оборонное, и выпускало продукцию, от наличия которой в окопах зависела жизнь или смерть русских солдат. В демократических европейских странах завод, работающий на оборону и забастовавший в военное время, был бы оцеплен войсками, а зачинщики арестованы и немедленно расстреляны. В «темнице народов», как нам представляют царскую Россию, не сдвинулся с места ни один городовой. Власти самоустранились, предоставив решение этой проблемы заводской администрации.
Ударили морозы до минус 43 °С. Паровозы выходили из строя. На подъездных путях к Петрограду скопилось более ста эшелонов с мукой, крупами, мясом. В столице начались перебои с продуктами, поэтому 19 февраля власти объявили о введении в городе хлебных карточек. В городе распространялись слухи о предстоящем голоде. Горожане закупали больше хлеба, что ещё более усилило нехватку продуктов. У магазинов выстраивались огромные очереди («хвосты»), в которых громко ругали правительство. Хлебный бунт являлся наилучшим поводом к Февралю: хлебные перебои дискредитировали власть в самой гуще населения, а войска ставились в очень неудобное психологическое положение: стрелять в голодных женщин? Одно дело — социалисты и революционеры, другое дело — женщины, которым, может быть, дома детишек кормить нечем.
На этом общем фоне А.И.Гучков и разыграл свою комбинацию: «Я ведь не только сочувствовал этим действиям, но и принимал активное участие. План заключался в том (я только имён называть не буду), чтобы захватить между Царским Селом и Ставкой императорский поезд, вынудить отречение, затем одновременно, при посредстве воинских частей, на которые в Петрограде можно было рассчитывать, арестовать существующее правительство, затем объявить как о перевороте, так и о лицах, которые возглавят собой правительство».
Царь 22 февраля отбыл в Ставку в Могилёв. К этому его настойчиво побуждал генерал М.Алексеев. Впоследствии Николая II часто упрекали в том, что он бросил Петроград в самый ответственный момент. Но основания для отъезда у русского монарха были веские: он командовал вооружёнными силами страны и должен был быть в Ставке. Ощущая тревожную ситуацию в столице, царь отдаёт приказ отправить в Царское Село с фронта надёжные части. На всякий случай. Его приказ выполнен не был…
«В половине февраля, — писал министр внутренних дел Протопопов, — Царь с неудовольствием сообщил мне, что приказал генералу В.И.Гурко прислать в Петроград уланский полк и казаков, но Гурко не выслал указанных частей, а командировал другие, в том числе моряков гвардейского экипажа (моряки считались революционно настроенными)».
Перед отъездом Николай II принял премьера князя Голицына и оставил в его распоряжении свой подписанный указ о роспуске Думы. В случае необходимости надо было проставить дату и уведомить депутатов, что они могут отправляться по домам. После этого поезд монарха отправился в Могилёв.
На следующий день, как по команде, в городе начались уже серьёзные
беспорядки. «23 февраля было международным женским днём (8 марта по
новому стилю. — прим. И.Г.). Его предполагалось в социал–демократиче-
ских кругах отметить в общем порядке: собраниями, речами, листками, —
напишет позднее Л.Троцкий в своей «Истории русской революции». —
Накануне никому в голову не приходило, что женский день может стать
первым днём революции. Ни одна из организаций не призывала в этот день
к стачкам».
Никто к забастовкам не призывал, однако они начались… Обострение
ситуации случилось сразу после отбытия царя. Это заставляет задуматься о «стихийности» народного гнева. Императрица, оставшаяся в Царском Селе, посылает супругу на следующий день письмо: «Вчера были беспорядки на Васильевском острове и на Невском, потому что бедняки брали приступом булочные. Они вдребезги разбили Филиппова, и против них вызывали казаков. Всё это я узнала неофициально».
Информационная блокада царской семьи — обязательное условие
успешности переворота. В городе бунт, а царица узнаёт об этом не от тех,
кто должен её информировать по долгу службы. Николаю II его приближённые тоже ничего не докладывают, а из сообщения жены он может понять, что приключились сущие пустяки. Царь не знает, что в Петрограде решается судьба страны и его семьи.
Позже деятели Временного правительства вину за расстрелянную семью Романовых будут перекладывать на большевиков. В этих обвинениях
правды ровно столько же, сколько и лукавства. Тот же Керéнский в феврале 1917 года в своей речи в парламенте заявил: «Исторической задачей русского народа в настоящий момент является задача уничтожения средневекового режима немедленно, во что бы то ни стало… Как можно законными средствами бороться с теми, кто сам закон превратил в оружие издевательства над народом? С нарушителями закона есть только один путь борьбы — физического их устранения».
Председательствующий Родзянко прервал выступление Керéнского вопросом, что он имеет в виду. Ответ последовал незамедлительно: «Я имею в виду то,
что совершил Брут во времена Древнего Рима».
Это уже прямое подстрекательство к мятежу. Такого в адрес монархии в России ещё никто не позволял себе говорить громко и открыто!
План заговорщиков успешно движется к цели. Разворачиваясь по заранее заготовленному сценарию, беспорядки росли, как снежный ком. 23 февраля на улицы Петрограда вышло 88 тысяч бастующих рабочих и работниц с криками «Долой войну!» и «Хлеба!». В основном это были женщины.
Множество факторов, случайных и подготовленных, складывались тогда против Российской империи. Военное руководство столицы решительными действиями могло справиться с ситуацией. Но командующий Петроградским военным округом генерал С.С.Хабалов запретил применять оружие!
Подстрекаемый агитаторами, народ собирался в толпы, солдаты и казаки бездействовали. Полиция боролась с беспорядками, но ей тоже запрещалось применять оружие. Почувствовав свою безнаказанность, 24 февраля движение расширилось, снова не встречая противодействия. В этот день бастовало уже 197 тысяч рабочих. Появились первые красные флаги. Наступал решительный момент.
На улицах Петрограда простой хлебный бунт? Глава военной миссии Франции в Петрограде генерал Жанен позже простодушно проболтался, что ему докладывали об английских агентах, которые платили солдатам запасного Павловского полка на Миллионной улице по 25 рублей, чтобы они выходили из казарм и не подчинялись своим офицерам. Рижский историк Н.И.Красильников опубликовал найденное им в архиве Октябрьской революции письмо рядового Волынского полка Семина родным в Тамбовскую губернию: «Только глупый солдат, — писал тот, — не может ныне заработать от 15 до 30 рублей в день, не выходя из казармы, а нужно лишь подписать какую–нибудь бумагу. А уже если на митинг выходить, то и платят больше, говорили, что где–то и вином угощали».
25 февраля по правительственным сведениям бастовало уже 240 тысяч человек!
В этот день пролилась первая кровь: на Знаменской площади был убит полицейский, пытавшийся вырвать флаг у демонстранта. Казаки впервые отказались разгонять мятежную толпу. Кое–где, пока ещё робко, как проба сил, уже вынесены лозунги «Долой самодержавие!». Начинаются погромы, грабежи магазинов и избиения полицейских.
Гарнизон столицы большой: это 180 тысяч, но он не надёжен. Зато полицейских на весь миллионный город всего 3 300 человек! Избиваемая полиция начинает применять оружие для самозащиты, но войска продолжают быть пассивными наблюдателями.
Распоряжения военного министра генерала Беляева вселяли в толпу уверенность в собственной безнаказанности: «Целить так, чтобы не попа-
дать», «Стрелять так, чтобы пули ложились впереди демонстрантов, никого не задевая…». Такие приказы во время революции может отдавать министр по защите окружающей среды, но никак не главный военный в России! Мотивация такого странного поведения в решительный час не менее удивительна: «Какое ужасное впечатление произведут на наших союзников трупы на петроградской мостовой»!
Как поступали в подобном случае в демократической Англии? Ответ можно дать совершенно точный — стреляли залпами, до полной ликвидации бунта. Если не хватало ружейного огня, англичане смело применили артиллерию. Именно так они поступили в апреле 1916 года в Дублине, когда ирландские сепаратисты устроили мятеж. Было захвачено несколько зданий в центре города, выпущена «Прокламация о создании Ирландской Республики». Английские власти не стали проявлять медлительности и не дали выступлению охватить всю страну. Двадцать тысяч британских солдат взяли город в кольцо. Ни минуты не колеблясь, англичане подтянули артиллерию. В результате обстрела был разрушен весь центр и убиты тысячи мирных жителей. Союзников это ничуть не тревожило. Плевать на общественное мнение! Они методично
давили мятеж. Именно так решались подобные вопросы в «демократических странах» — железом и кровью. У русского самодержавия генералы были либералами, не в пример британским…
Из столицы царю рапортовали о полном спокойствии. Царица пишет 25 февраля о событиях в Петрограде, как о незначительных мелочах: «Это
хулиганское движение, мальчишки и девчонки бегают и кричат, что у них
нет хлеба, просто для того, чтобы создать возбуждение, и рабочие, которые мешают другим работать».
Император осознаёт необходимость наведения порядка в столице, только в его списке дел на день вопрос этот отнюдь не самый важный. На первом месте,
как всегда, положение на фронтах. Вечером 25 февраля он посылает командующему Петроградским гарнизоном генералу Хабалову телеграмму: «Повелеваю завтра же прекратить в столице беспорядки, недопустимые в тяжёлое время войны с Германией и Австрией. Николай». На эту телеграмму, утром 26 февраля, Хабалов отвечал, что «в столице наблюдается успокоение». Генерал лгал.
Беспорядки усиливались, выходили на новый уровень. В городе стреляли, появились многочисленные убитые и раненые. Поведение толпы стало вызывающе провокационно. По–хорошему не расходились, из–за угла кто–то стрелял в солдат, те отвечали залпом.
26 февраля, около четырёх часов дня 4–я рота запасного батальона Павловского полка, столпившись на улице около своих казарм, неожиданно открыла беспорядочный огонь по войскам, разгонявшим толпу. Были спешно вызваны роты соседних полков, прибыл командир, а также полковой священник, чтобы урезонить солдат. Те, отчасти под влиянием увещания, отчасти потому, что были окружены, ушли обратно в казармы и сдали оружие. После этого 19 зачинщиков было арестовано и отведено в Петропавловскую крепость. Керéнский вспоминал: «Вечером 26 февраля у меня собралось информационное бюро социалистических партий. Представитель большевиков Юренев категорически заявил, что нет и не будет никакой революции, что движение в войсках сходит на нет, что нужно готовиться к долгому периоду реакции». Левый эсер Мстиславский выразил свои чувства красочно: «Революция застала нас, тогдашних партийных людей, как евангельских неразумных дев — спящими». Современник событий историк С.Мельгунов суммирует это так: «Как бы ни расценивать роль революционных партий, всё же остаётся несомненным, что до первого официального дня революции никто не думал о близкой возможности революции».
В тот день Николай II напишет супруге: «Старое сердце дало себя знать. Сегодня утром во время службы я почувствовал мучительную боль в груди, продолжавшуюся четверть часа. Я едва выстоял, и мой лоб покрылся каплями пота».
В ночь на 27 февраля в Думе был обнародован заранее заготовленный царский указ о её роспуске. Именно тогда всем и показалось, что беспорядки окончены.
На следующее утро унтер–офицер учебной команды лейб–гвардии Волынского полка Кирпичников застрелил в спину своего начальника капитана Лашкевича. Временное правительство позднее чествовало Кирпичникова как «первого солдата, поднявшего оружие против царского строя», он был награждён Георгиевским крестом 4-й степени, ему был присвоен офицерский чин.
Был разгромлен арсенал, сожжён окружной суд, выпущены арестанты из тюрем. Толпы восставших смяли оставшиеся верными войска. Законной власти в Петрограде больше не было. Не ожидавшие такого развития событий думские заговорщики пытаются понять, как направить «стихийный» мятеж в нужное им русло.
Гибель Империи #4. Трагические противоречия русской жизни
Гибель Империи #6. Почему началось именно в феврале 1917 года?
Гибель Империи #8. Отречение царя Николая II
Гибель Империи #9. Про то, как Временное правительство страну уничтожало
Продолжение следует