Дакия - не империя. Дакия - это уже скорее другой мир. Какое-то напряжение постоянно ощущалось. Лица у воинов когорты как-то сразу изменились. Они вроде как посуровели.
Первой ночью они уже шли по чужой, по дакийской земле.
Камыши, подступавшие к Истру на левом берегу, как-то неожиданно оборвались. Из-за тучи выглянул лунный диск и завис над степью, осветив кое как её. На небе мерцали звёзды. Степные травы ещё не были затронуты летним зноем. Кое где встречались рощицы, состоявшие в основном из ясеня и бука, но уже появлялись изредка и ели. И вроде бы по обоим берегам Истра произрастала одна и та же растительность, но на дакийской стороне она была более что ли дикая и буйная. И земля здесь действительно оказалась пустынной. Нигде не было ни одной души.
Раза три когорта проходила мимо обгоревших лачуг покинутых дакийских деревень. Иногда откуда-то со стороны раздавалось совиное гуканье или же подавали голоса какие-то другие птахи. Голоса у этих неведомых пернатых были пронзительные и неприятные. А однажды где-то совсем рядом завыли волки. Вначале один волк завыл, а затем его поддержала и вся стая. Какое-то время волчья стая сопровождала когорту чуть в стороне, но затем она всё же приотстала.
Утро когорта встретила в роще. Коней привязали к стволам деревьев, воины улеглись в траву и отдыхали, пили поску (воинский напиток, состоявший из воды, соли и уксуса- предохранявший в походе от различных болезней), тихо переговаривались, ну а некоторые уже спали.
Лузий Квиет не спал. Ему было совсем не до сна.
Он обошёл когорту, отдал кое какие распоряжения, и, увидев Ореста, надумал подсесть к нему.
Этот дак так и ни с кем не познакомился и держался всё время обособленно и в стороне от всех остальных. Его никто не охранял, но за ним всё-таки незаметно приглядывали.
Он снял куртку с рукавами, и, подогнув ноги под себя, сел так, как обычно это делали ещё скифы, и сосредоточенно и молча ел в стороне от воинов когорты.
Ел Орест лепёшку и запивал её предложенной ему кем-то из воинов когорты поской.
Орест даже не взглянул на подошедшего трибуна и продолжал есть.
Лузий не мог не понимать, что многое зависело от того, как поведёт себя этот человек. Стоит этому даку, по злому умыслу или по неосторожности, допустить промах и они - всадники на службе у принцепса, окажутся в безвыходном положении и будут обречены. Ведь они уже находились вне границ Римской империи, где и овраг - глубочайшая пропасть, и любая захудалая кочка уподобляется какой-нибудь труднопроходимой скале. А их – воинов VIII Ульпиевой всего-то горстка. То есть, их лишь только тысяча воинов с небольшим.
И Лузий не знал, как начать этот непростой разговор.
***
Трибун Квиет наклонился и подобрал кем-то оброненное огниво, повертел его в руках, затем бездумно чиркнул им. Высек несколько искр. И, наконец-то, решился, и заговорил:
- А что, ты действительно являешься близким родственником царя Децебала? Ты его племянник?
Дак кивнул утвердительно головой.
Ему было лет двадцать три - двадцать пять, и по его виду можно было сразу же распознать, что он был не простой дак.
Лузию пришлось сделать над собой усилие, чтобы заставить себя не оборвать разговор, а продолжить его. Разговор очень трудный, но по представлению трибуна он был совершенно необходим в данном случае.
- Ты поймёшь моё любопытство… - обратился к племяннику Децебала Квиет. - Я и мои воины вверяем тебе свои жизни… Теперь от тебя зависит почти всё… И потому… и вот потому-то я хочу знать, почему ты изменил своему царю и сейчас с нами?
Орест перестал есть и взглянул поверх трибуна-негра. Взгляд его упёрся куда-то в даль.
- Ты не доверяешь патрицию Лонгину и принцепсу Траяну? – вдруг переспросил Квиета знатный дак.
- …Конечно, я доверяю им. Я доверяю им полностью.
- Если им доверяешь, то почему тогда задаёшь такой вопрос? - усмехнулся одними кончиками губ племянник дакийского царя. Ему явно не хотелось продолжать этот разговор, однако трибун оказался настойчив.
- Я должен знать, - упрямо повторил Лузий. - Так что ответь на мой вопрос!
Орест откусил лепёшку, запил её поской, вновь откусил, вновь запил. Затем утёр тыльной стороной ладони губы.
Взгляд его остановился на Лузии. Глаза его, прежде какие-то неживые, потухшие, вдруг загорелись. Причём загорелись совсем недобрым огнём.
- Ты хочешь знать, трибун, почему я стал непримиримым врагом царя? Хочешь знать обо мне всю правду?
- Хочу! И я объяснил, уже почему.
- Ну, хорошо! Ну так знай… - Орест тяжело вздохнул. - Мне… мне-е, трибун, никакой власти в Дакии не надо и даром. И золота мне тоже не надо.
- А в чём причина тогда того, что ты не со своими соплеменниками, а на нашей стороне?
- Причина в моих родителях.
- Причина в твоих родителях?! А ну-ка, ну-ка… Проясни?
- Ну так слушай… Моя мать была привлекательной, даже больше того скажу, её считали самой красивой девушкой в Дакии, никто среди дакиек с ней не мог сравниться в красоте, и это стало причиной её бед. - Орест тяжело вздохнул. – В неё влюбились одновременно Децебал и мой отец, которые являлись родными братьями. Но она выбрала моего отца. Децебал не хотел с этим мириться, и он долго пытался добиться благосклонности моей матери, однако она была непреклонна и не поддалась ему… И тогда… то-огда Децебал подстроил так, что сразу же после моего рождения, он отправил моего отца якобы на переговоры к роксоланам, но на самом деле устроил там покушение на него. Да такое, что его, то есть моего отца, в ставке роксоланов убили… Его вроде как отравили там. Верховный вождь роксоланов даже поэтому поводу принёс извинения и выплатил царю даков откупные. Ну а затем… Децебал попытался силой взять мою мать. Но она, после совершенного насилия над ней, покончила с собой. Она бросилась с самого верха башни царского замка в пропасть. И сделала это намеренно. Это произошло много-много лет назад… Тогда я был ещё совсем маленьким, и ничего не понимал. Меня воспитывали при царском дворе и скрывали от меня всю эту неприглядную историю, случившуюся в царской семье. А о ней во всех подробностях я узнал лишь недавно. И я поклялся отомстить царю за своих родителей. По началу я хотел его убить своей рукой, но у меня это не получилось. Моё покушение на Децебала сорвалось. И вот тогда я под покровом ночи покинул царский дворец в Сармизегетусе. Теперь тебе понятно, трибун, почему я здесь, с вами, а не с Децебалом? И почему я стал его врагом? Врагом непримиримым и на всю жизнь!
Лузий ничего не сказал в ответ.
Трибун отложил огниво, встал и прошёл к своим воинам.
Теперь Квиет уже не сомневался в Оресте.
Ближайшим родственником Децебала, его племянником, двигала ненависть и жгучее желание мстить.
***
Даже в этом труднейшем и опаснейшем многодневном переходе по территории даков, воинам когорты VIII Ульпиевой можно было изредка расслабиться, отдохнуть и ни о чём не думать, ну а вот их трибуну отдых вообще, как бы не полагался…
- Гиемпсал!
- Я здесь!
Перед Лузием предстал нумидиец, начальник разведки.
Он был чуть постарше Масиниссы, и очень походил на приёмного сына трибуна.
«Ну, да-а-а, конечно, кожа у Гиемпсала необычно светлая. Такая редко встречается у нумидийцев. Приодеть его, подобрать ему изящные пеплум или столу, отрастить волосы, а они у него и так кудрявые и красиво лежат, нацепить серьги и- не отличишь от привлекательной женщины. Молодой и очень смазливой. Этому Гиемпсалу, как и Масиниссе, не на войне бы мечом орудовать и подвергаться на каждом шагу опасности, а быть виночерпием или на флейте играть в храмовом оркестре,» - в очередной раз сделал такое заключение Квиет.
Гиемпсал тоже был любимцем у Квиета. Он недавно женился на приёмной дочери Лузия, и у них скоро с Дарой должен был родиться первенец. Дара была на седьмом месяце. Но Лузий сделал Гиемпсала начальником разведки не из-за того, что они теперь стали родственниками. Просто Гиемпсалу очень подходила эта должность. И лучше него с ней никто бы не справился, в этом Лузий был убеждён.
- Как твои, уже успели отдохнуть? - спросил Гиемпсала Лузий.
- Можно сказать, что вполне отдохнули, трибун.
- Тогда обследуйте округу.
- Я понял! Будет сделано!
Гиемпсал резким римским воинским жестом (открытой ладонью, пальцами кверху) отдал честь и удалился исполнять приказ трибуна.
Лузий же сел под дерево и отключился ненадолго. Всё-таки он вторые сутки только урывками отдыхал.
Квиет погрузился в свои мысли. А уже совсем скоро к нему незаметно и на цыпочках подобрался бог сна Морфей.
***
«Трагично, тяжело сложилась судьба у Ореста! Кажется, надломился этот парень. И это чувствуется. Все мысли у него - только о мести. Месть и ненависть стучали в его сердце, и не давали ему ни минуты покоя. Эти чувства подавили всё остальное в нём. Ну а что у него? А он, Квиет? Он-то сам?
Разве его не посещало что-то подобное?
Э-э-эх, Талия… Талия…
Моя милая, моя единственная Талия…»
***
Лузий таскал амфоры и бочки в порту. Он работал с остервенением, и почти перестал спать. Работал он по шестнадцать-восемнадцать часов. Он пытался, как можно быстрее, набрать недостающую сумму, ну а хозяин лупанара Афиноген, несмотря на то, что пообещал Лузию не принуждать Талию к работе, однако, всё равно вскоре стал заставлять её ублажать гостей. Причём доходило теперь до того, что он почти не давал ей отдыха и принуждал её отрабатывать не с одним клиентом, а иногда и сразу с несколькими, чего раньше обычно не делалось.
Афиноген решил напоследок по максимуму выжить с Талии, пока она ещё находилась в его заведении и принадлежала ему.
Узнав обо всём этом, Лузий потерял голову и согласился стать наёмным убийцей.
***
За деньги он вначале прикончил одного старого мужа у загулявшей и бойкой молодухи, пожелавшей поскорее разбить опостылевшие ей оковы Гименея и при этом сохранить прежний достаток. А следующим заказчиком оказался почтенный член магистратуры Остии. Этого всеми уважаемого гражданина прилюдно и в самой вызывающей форме посмел оскорбить любовник его супруги. Он заявил, что: «У почтенного гражданина и члена городской магистратуры слишком маленькое мужское достоинство, которое, к тому же, и перестало работать, и потому супруга этого гражданина от безысходности стала своему муженьку изменять, и будет продолжать это делать и дальше. С превеликим рвением. И с не меньшим удовольствием!»
От услышанного хохотала вся округа.
Безмерно униженному и оскорблённому члену городского магистрата не давали прохода даже малолетки. И такого оскорбления, уважаемый член Остийской магистратуры уже не мог стерпеть. Он встретился с Лузием и посулил ему десять тысяч сестерциев, и как раз этой сумы и не хватало.
Лузий с этим предложением, после некоторых колебаний, всё же согласился. Он подкараулил дерзкого и перешедшего все рамки приличия любовника супруги уважаемого гражданина Остии поздним вечером в тёмном переулке, и устроил с ним там нешуточную потасовку.
У поведшего себя по-хамски любовника против Лузия не оказалось никаких шансов, и наглец испустил дух со свёрнутой шеей и переломанными рёбрами в какой-то зловонной клоаке.
***
Афиноген принял Лузия у себя в рабочем как бы кабинете, иногда служившем ему и кубикулом- спальней. Кабинет у Афиногена был просторный и хорошо отделанный. Тщательно отштукатуренные цветной штукатуркой стены расписаны были вакхическими оргиями, мозаичный пол оформлен был в том же стиле.
Занавеси тоже были сшиты из дорогой ткани. Большущий дубовый стол богато инкрустирован. По всюду стояли скульптуры соблазнительных юных нимф. На стенах висели и несколько греческих картин в рамах. Они также, как и скульптуры, имели слишком фривольное содержание. На них изображались безудержное веселье и оргии лесных сатиров и речных юных наяд.
Впрочем, именно такие картины и должны были украшать подобное заведение. Ведь именно они настраивали на определённый лад и вызывали у кое кого откровенную и безудержную похоть.
Лузий кинул на стол три мешочка. Кинул их с подчёркнутым пренебрежением.
- В каждом - золотые ауреусы! Требуемую тобой сумму, Афиноген, я собрал!
- Что, здесь ровно пятнадцать тысяч? - недоверчиво переспросил грек. - Не-еу-ужели пятнадцать?!
- Ровно!
У внезапно занервничавшего Афиногена задёргалось странно веко. Он немного успокоился и только после этого взял все три мешочка, ощупал их, и один развязал и высыпал на стол золотые монеты и все их пересчитал. Затем хмыкнул:
- Мда-а-а, ну что же… похоже, что нужную сумму ты действительно собрал, Лузий…
Афиноген пару ауреусов попробовал даже на зуб и убедился, что они настоящие, и не подделка.
А после этого он переменился в лице и вздохнул:
- Ты же знаешь, Лузий, как я к тебе относился?..
- Где Талия? - спросил хмуро Лузий.
- Лузий, ты не можешь меня попрекнуть. Я тебя подобрал, когда тебе нечего было есть. И ты был ещё и без угла! Ты же мог умереть с голоду…
- Где Талия? - вновь повторил свой вопрос Лузий. Он уже начал терять терпение.
- Я тебя всегда ставил в пример, - продолжил гнуть свою линию грек. - Сколько ты от меня получил хорошего? Ну, вспомни. Неужели я не заслужил этих денег? Этих жалких пятнадцати тысяч…Каких-то пятнадцать тысяч…Ну смешно же!
- Ты скажешь, наконец то, где Талия? - уже не выдержал и окончательно вскипел Лузий.
- Не знаю, - развёл руками Афиноген.
- К-ка-ак, ты не знаешь?!
- Ну вот так и не знаю… Её нет в лупанаре.
- Не-е-ет?! - удивился Лузий.
- Ну, да! - маленькие глазки у Афиногена испуганно забегали. – Она… о-о-она, Лузий… Она сбежала от меня. Я её не стал даже разыскивать. Она в последнее время уже не хотела работать. Признаюсь, совсем разленилась, малышка. Ела мой хлеб даром. Она даже не хотела ни петь, ни танцевать перед моими гостями. А я ведь на неё тратился! Каждый день! Я ведь всё записываю и могу показать. Она в последнее время так дорого мне обходилась! Как никакая другая девочка! Клянусь!
- Когда она сбежала?
- Позавчера, - заявил грек.
В глазах у Лузия сразу потемнело. Окружавшие его предметы будто ожили, закачались, затем и вовсе поплыли. Лузий ничего не видел. Он забыл о своих ауреусах, которые трясущимися руками начал подгребать к себе Афиноген.
Пошатываясь, Лузий вышел из кабинета хозяина лупанара.
***
И тут же, на лестнице, в полутёмном коридоре, Лузий столкнулся с Квартом. Тот поднимался на второй этаж.
Кварт почему-то прятал глаза. Он вёл себя довольно-таки странно. Этого Лузий не заметил бы, если бы не узкая лестница.
Разойтись на ней друзьям было невозможно.
- О-она… О-о-она… - у Лузия перехватило дыхание, и он так и не закончил свою фразу.
- Л-лу-узий, - голос у Кварта задрожал. - Что тебе сейчас сказал Афиноген?
- Он сказал, что Талия сбежала. Она, получается, бросила меня? Но почему?! Почему она это сделала?! Чем я ей не угодил?
- И ты поверил этому негодяю?
Лузий поднял глаза и внимательнее посмотрел на Кварта:
- А что, Афиноген мне получается солгал?
Кварт не сразу ответил. Он какое-то время молчал и у него только ходили желваки.
- Так что? Где Талия? - вновь переспросил Кварта Лузий.
Кварт упорно продолжал молчать. Было видно, что он что-то знает, но явно недоговаривает.
- Где он-на?! Где-е?! Ска-ажи!!! Скаж-жи мне, друг!!! - сорвался и закричал Лузий. У него уже был почти безумный вид.
- Она… умерла, - глухо ответил Кварт.
- У-уме-ерла?!.. - растеряно повторил за Квартом Лузий.
- Да.
- А скажи мне, всё как было?!
- Афиноген отдал её двенадцати заезжим матросам, не местным, не из Остии, кажется это были матросы с финикийского корабля, пришедшего на днях из Библа в наш порт. Эти мерзавцы захотели с ней поразвлечься. Все. И одновременно. Они предложили Афиногену такую сумму, от которой у того загорелись глаза. И он не устоял от предложенных ему денег. Она не выдержала всего того, что эти финикийцы с ней вытворяли. Они её не отпускали от себя весь день, и она умерла в мучениях под вечер. Прости меня, Лузий. Прости и Шадара. Извини нас, друг. Мы не уберегли её. Мы обо всём узнали уже когда было поздно. Мы так и не успели твою Талию спасти…
Глаза Лузия стали сухими и сузились. Он лишь сглотнул воздух, закусил до крови нижнюю губу и бросился назад.
Кварт только и успел ему крикнуть вслед:
- Лузий, не делай этого! Не де-елай! Прошу тебя!
***
Афиноген что-то напевал себе под нос и складывал радостно новенькие золотые ауресы в ларь, когда в его роскошном кабинете-кубикуле вновь появился Лузий Квиет.
По лицу Квиета Афиноген всё сразу же понял.
Ларь соскользнул с дубового стола, с шумом упал на пол и тут же треснул. По полу со звоном рассыпались золотые монеты. Афиноген побледнел, выскочил как ошпаренный из кресла, затрясся всем рыхлым телом и начал пятиться к стене. От животного страха у него пропал голос, и он уже не мог кричать и кого-то позвать на помощь. Он только изредка издавал звук, чем-то похожий на мышиный писк.
Лузий одним движением опрокинул массивный стол, за ним последовало кресло. Потом он опрокинул статую обнажённой нимфы, за которую спрятался хозяин лупанара.
Кулак Лузия со страшной силой опустился на голову отчаянно скулившего и дрожавшего Афиногена. Удар Лузия оказался столь сокрушителен, что тут же послышался хруст.
Лузий проломил череп прыщавому и краснорожему греку.
Мозг хозяина лупанара забрызгал отштукатуренную стену и картины в рамах.
Афиноген, уже мёртвый, сполз на пол. По мозаичному полу стала растекаться густая, вязкая кровь хозяина лупанара.
Лузий, Кварт и Шадар в тот же день вынужденно бежали из Остии.
(Продолжение следует)
