Самое противное, что Сашкины родители их и развели. Блатные знакомства, деньги, связи Сашиного папы помогли сыночку попасть в крутой ВУЗ. Маша осталась у обочины – не прошла по баллам. Пришлось поступать в заведение попроще. Но ведь сама поступила – никто не помогал!
Саша утешал ее:
- Не реви. Идем одной дорогой, старуха! Возьму тебя санитарочкой, когда стану мастистым доктором с широкой практикой.
Маша прятала злые слезы, уже жалея о том, что выбрала не то, о чем мечтала раньше. Но говорят, коль назвался груздем…
Пока они часто встречались. А уже к зиме встречи сошли на нет. И некогда, и нагрузка невозможно тяжелая… Сашка, то и дело, отменял свидания, ссылался на зачеты и зубрежку. А однажды грубо, раздраженно ответил на Машино робкое предложение встретиться.
- Машка, заняться больше нечем? Что ты названиваешь мне каждый час? Идиотка просто!
Она испуганно бросила трубку. Проплакала весь вечер. Даже заболела от переживаний. Но, надеясь на лучшее, ждала, когда же Морозов освободится от своих неотложных дел.
Не дождалась. Саша и не думал звонить. Даже с Новым Годом не поздравил. Зато однокурсник Павел явился без приглашения домой – притащил пушистую ёлку и огромный торт. Мама была в восторге:
- Машуля, а почему ты ничего не говорила о Павлике? Такой милый мальчик. Вы учитесь вместе?
Да. Учились вместе, но существовали (как считала Маша) порознь. Пашка, правда, был неплохим парнем. Звезд с неба не хватал, не пытался выделиться, был скромным и застенчивым. Среди красавиц курса почему-то выбрал предметом обожания именно Машу. Почему?
Она уже не была «хиппующей девушкой» с гривой длинных волос и в джинсах-клеш. Не модно и смешно. Строгие брючки и целомудренный джемпер вместо дерзкого топика – вот Машина основная одежда. Волосы убраны в тугую косу, а на нос водрузились очки – последствие бессонных Машиных занятий точными науками в выпускном классе.
Наверное, Павел считал, что строгая, застёгнутая на все пуговицы Мария, лучше всего ему подходит по темпераменту. Может быть, он считал по-другому, и как – Марии было неинтересно.
Но однажды он явился к родителям Марии с дурацкой ёлкой и тортом. И на глазах у мамы и папы признался Маше в любви. Мало того, предложил ей руку и сердце.
- Я специально сделал это, чтобы вы знали. Я обеспечу вашей дочери простое человеческое счастье, как может обеспечить счастье женщине нормальный любящий мужчина.
Конечно, те сомлели. И потом без конца гундели над Машиным ухом: и ответственный он, и честный, и порядочный, не то, что Морозов, нахал, обормот и обманщик!
- Он не обманщик! – кричала Маша, - он сильно занят!
- Чем он занят? Да ты хоть знаешь, что…, - мать вдруг резко прижала ладонь к губам.
- Что? – насторожилась Маша.
- Что он не звонит теперь, - мать невнятно закончила фразу и сбежала на кухню.
Так прошло несколько лет. Мария начала забывать Сашу. Это как с серьезной раной – болит, кровоточит, но затягивается тоненькой пленочкой кожи. Если ее не трогать, то можно жить. И Маша старалась не трогать – нарочно избегала разговоров о Саше, усилием воли заставляла себя не вспоминать Сашино лицо, улыбку, голос. Получалось, хоть и плохо, но…
Павел всегда был рядом. Он хороший, этот Пашка. Лучший друг. Честный, ответственный, предупредительный. Если бы не Павел, вряд ли Маша выдержала интернатуру под наставничеством Перекопова.
- Терпи, Маша, он гениален! Это счастье – работать с Перекоповым!
И Мария терпела, как могла. А потом привыкла – Перекопов действительно, был врачом от Бога.
Сашу она встретила случайно, в канун Нового Года. Ни о каких праздниках речи не шло – ее дежурство выпало на первое января. Тяжелое дежурство – Перекопов специально поставил Марию дежурить в этот день.
- На тебя одна надежда. Знаний в тебе - кот наплакал, зато ответственности с прибытком. В крайнем случае, догадаешься вызвать меня, а не сядешь плакать в дальнем уголке, пока человек умирает. Да и дергать лишний раз не будешь – хватит ума разобраться: когда стоит бить в колокола, а когда можно и своими силами обойтись, - сказал Перекопов.
Из его уст это звучало, как похвала: свой человек – на него можно положиться. Маша шла домой счастливая: надо же – ее похвалил САМ! Легкий пушистый снежок падал на Машины плечи и не таял на меховом воротнике модного, родителями даренного пальто. Витрины сияли, гирлянды лежали на ветвях городских деревьев, вокруг сновали озабоченные предпраздничной суетой люди. А на душе было так хорошо…
Сейчас она придет домой, к украшенной елке, к нарядным папе и маме, к столу со всякой всячиной. Пашка явится с каким-нибудь затейливым подарком – он всегда очень внимательно относился к дарению подарков. Поздравит всех и ненавязчиво поприсутствует рядышком (папа, конечно же, пристанет к нему с умными разговорами). Потом, решив, что на сегодня его достаточно, Паша покинет квартиру, и не будет мешаться под ногами – Марии нужно пораньше лечь спать.
В общем, праздник – это всегда – праздник, даже если утром на дежурство. И это здорово.
- Привет, Маша! Господи, как я рад тебя видеть! Где ты? Что? Как? Рассказывай, обиженка-потеряшка!
Сашка. Любимый, родной, единственный… ненавистный. Он – румяный, здоровый, шумный и живой, засыпал Марию вопросами и не давал даже слова вставить в ответ. Ему не нужны были ее ответы. Маша хотела увернуться от Саши, отделаться дежурными фразами и поспешить домой, чтобы не бередить, не рвать затянувшуюся рану. Но разве от Морозова можно отделаться просто так?
- Все, никаких разговоров! Родителей твоих я беру на себя – сейчас позвоню и все им объясню. Я по тебе соскучился, дурында! Я видеть никого не хочу, кроме тебя! Я с утра загадал – с кем Новый Год проведу, с тем и всю жизнь проживу. И тут – ты! Мистика, да? Офигеть можно! Рассказывай, как сама? Я слышал, ты к Перекопову попала? Я был в шоке! Меня, честно говоря, жаба душит – моя Машка, и к самому Перекопову!
Саша всю дорогу что-то говорил, а сам по-хозяйски вел ее к машине, поддерживая интимно и тепло за плечи. По-хозяйски усадил ее на переднее сиденье, хлопнув ладошкой по коленке, сиди, мол, и радуйся.
- Видала тачку? Моя! Гордись!
Он умело правил автомобилем, виртуозно лавируя по пробкам, и говорил, говорил, говорил… Род гипноза. Заговаривать зубы. И Мария очень легко попала под гипнотическое влияние Морозова. Он говорил, она слушала. В салоне тепло, пахло кожей и мужским одеколоном, играла приятная музыка. Морозов не замолкал ни на минуту: и поток его слов успокаивал Машину совесть. Родители ее поймут (Маша – взрослая девица), Пашка – тоже (Маша ему не жена, даже не девушка, просто – друг), а на работу она никогда не опаздывала. Даже в праздничные дни!
Сашка съехал от родителей в отдельную квартиру. И в этой квартире было очень уютно.
- Заходи, - сказал он, - будешь вместо кошки, для счастья в доме. Кошку я не потяну – постоянно занят, выходных нет вообще. Вот, дали ради праздника два дня.
Он помог Маше снять пальто. Повесил его в прихожей. Она не успела съязвить насчёт кошки, Саша обнял ее и увлек в спальню. Да, у него была отдельная квартира, раздельный санузел и собственная спальня с уродливой огромной кроватью. Маша хотела съязвить насчет огромной кровати, но забыла это сделать – ее целовал единственный во всем мире мужчина. А она так соскучилась по нему…
На дежурство она опоздала.
- Тебя где носит? - Скороговоркой спросила медсестра, - Перекопов тут.
- А что случилось? – Маша до сих пор витала где-то на небесах.
- Срочная операция, Кузьмина чуть Богу душу не отдала!
***
Перекопов тогда ни словечка ей не сказал. Он вообще не замечал Машу. Не желал ее замечать. Если бы он орал, если бы он кричал что-то вроде: «Ты подобна бойцу, оставившему свой пост!»
Нет, только ледяное молчание. Как сейчас модно говорить: полный игнор. От этого было больно вдвойне. Маша хотела крикнуть ему:
- Что же ты, старый идиот! Неужели не был сам молодым? Неужели никогда не любил?
Но и Маша сохраняла молчание. Потому что понимала: виновата. И никакие оправдания «про любовь» не помогут. Да и какая любовь? Очередное унижение – Морозов не отпускал ее от себя ни на минуту, обещал с утра отвезти в клинику лично. Он много чего обещал в ту ночь, и Маша завязла в его словах, как муха в меду.
А утром, когда она его легонько погладила по крутому, налитому крепкими мускулами плечу, промычал:
- Ну что за наивность, Машка, ты дура совсем? Ну куда я пьяный за руль сяду? Вызови такси и отстань.
Маша даже не обиделась. Зачем обижаться на подлеца – ведь это его суть.
Она выскочила из той квартиры, как кошка, которую шуганул беспородный пес.
«Как кошку впустил, а потом, как кошку, выгнал» - подумала машинально, - «так мне и надо. Так мне и надо, глупой, блудливой кошке» На улице стояла мертвая тишина – все отсыпались после шумного веселья. Где-то стало плохо больной Кузьминой, и Перекопов, увидевший, что его любимому интерну нельзя доверить чужую жизнь, разочарованно качнул косматой головой. Где-то волновались расстроенные родители Маши, так и не уснувшие, а теперь они, совершенно разбитые, сидели в серой дымке рассвета у нетронутого праздничного стола.
И где-то страдал кроткий, вовсе не нужный блудной Машке Павел.
Автор: Анна Лебедева