Шел уже последний месяц лета, а Мирка так и не раскрыла тайну той самой огороженной площадки с разномастными люками и торчащими из земли трубами. В самый первый день, когда они только переехала сюда, Мирка приняла эти люки за входы в катакомбы, где пришельцы прячут похищенных детей.
Потом выяснилось, что дети просто разъехались на выходные по дачам, вместе со своими родителями. И никто их, на самом деле, не похищал. Но ведь Мирка собственными ушами тогда слышала, как под землей кто-то скребется и дышит.
Она потом еще раз приходила на эту площадку и прикладывала ухо к трубам. И снова там раздавались отдаленные звуки: то ли под землей рыли проходы, то ли там просто кто-то жил.Еще Мирка нашла тогда венок, сплетенный из одуванчиков. Он лежал в траве рядом с люком, выкрашенным серебрянкой. Мирка подняла венок и примерила на голову.
Маловат для ее копны, держаться не будет.
Для Миркиной головы нужен был веночек в два раза больше. Она такой один раз сплела, еще в прошлом дворе. Очень много одуванчиков понадобилось. Но у них за домом была большая одуванчиковая поляна, они с девчонками набрали там крупных одуванчиков с длиннющими стеблями. И на венок хватило, и еще много осталось на поляне – можно целое платье сплести.
Мирка еще тогда подумала, что если она соберется замуж, то платье у нее обязательно будет из одуванчиков. Они с девчонками наберут их на той желтой полянке и сплетут за ночь – накануне Миркиной свадьбы. Потому что если сплести раньше, то платье к свадьбе завянет. А это уже совсем не то. Кто выходит замуж в завялом платье?
Вот и на этом веночке, который Мирка нашла на площадке с люками и трубами, одуванчики уже подвяли. Она его вернула на место и решила спросить девчонок, кто его сплел и зачем там оставил.
– Так там же кладбище, – ошарашила ее Тошка, – Наверно, Иринка своей Зойке приносила.
– Кладбище? – Мирка чуть ни слетела с качели, услышав такое от Тошки, которая раскачивалась с ней рядом как ни в чем ни бывало.
– Ну да, – подтвердила она.
Мирка покрепче вцепилась в металлические перекладины и стала раскачиваться, чтобы догнать Тошку.
– А Зойка это кто? – спросила она как можно спокойнее.
– Кошка Иркина. Мы ее там еще прошлым летом похоронили.
– Так это ее могила? Такая серебристая. Зойкина? – Мирка уточнила, чтобы поддержать разговор и не выдать своего страха. Ведь она там ходила, прислушивалась, принюхивалась. И веночек Иринкин меряла, а он оказался – для мертвой кошки.
– Неа, – ответила ей Тошка, – серебристая – это баб-Танина.
– Как баб-Танина? – Мирка не выдержала и затормозила свою качель, ногами в песок.
Тошка продолжала раскачиваться всем корпусом, поднимаясь на качели все выше и выше. С самой высоты она прокричала вниз Мирке:
– Баб-Танина, из второго подъезда.
Мирка держалась, как могла. Она уже спрыгнула с качели и теперь обливалась холодным потом, стоя двумя ногами на земле.
– Так не бывает, – твердо сказала она. – Людей не хоронят во дворе. Только на кладбище.
– А ее никто еще и не хоронил, – прокричала Тошка с качелей, – Просто это ее крышка. Вход в Подземный мир, вот и все.
– Значит, баб-Таня не умерла?
– Жива-живехонька, – заверила ее Тошка.
– А кто там дышит тогда, и ходит?
Тошка задумалась. Потом начала притормаживать свою качель ногами.
– Надо проверить, – сказала она и спрыгнула с качели на ходу, – пойдем.
Мирка не особо горела желанием возвращаться на «кладбище», но Тошка так решительно направилась к нему, что Мирке пришлось последовать за ней.
– Где? – спросила Тошка, когда они перелезли через оградку.
Мирка показала ей трубу с загнутым верхом, из которой лучше всего было слышно подземные шорохи.
Тошка приложила ухо к отверстию и сделала Мирке знак молчать – палец к губам.
Мирка замерла и даже не шевелилась. Тошка внимательно слушала.
– Точно, – сказала она, оторвав от отверстия ухо, – опять ходит.
– Кто? – у Мирки чуть удар не случился, как сказала бы бабушка.
Тошка покачалась, с пяток на носочки и обратно. Затем серьезно осмотрела Мирку с ног до головы, словно проверяя, достойна ли она того, чтобы доверить страшную тайну. Потом снова покачалась и, наконец, выдала.
– Света-с-того-света, кто еще, – громким шепотом сообщила Тошка и убежала.
Мирка осталась одна стоять посреди «кладбища».