«Если у тебя хватит смелости, чтобы сказать «прощай», жизнь наградит тебя новым «привет!» Пауло Коэлью, писатель.
Неправда, что дружба между мужчиной и женщиной невозможна. Например, у моей мамы был дружок детства Юрка. Невысокий, взъерошенный мальчик, на два года младше. Они лазили по деревьям, купались в реке, подкармливали друг друга — время было голодное, послевоенное. Однажды гуляли на пустыре.
Откуда ни возьмись, появились два пацана разбойничьего вида. Один сказал другому: «Давай девчонку пощупаем, а этот пусть лесом идёт». Им было лет по 11, и вот такая наглая испорченность. Юрка всегда носил при себе палку с заострённым гвоздём на конце. Встав впереди подружки, он выставил пику и предупредил:
«Первому, кто сунется, я выколю глаз. Другой может забить меня до смерти».
Такой разъярённый воробушек. Наверное, это выглядело смешно — пацаны заржали, но неуверенно. В башке каждого мелькнула мыслишка: «Ну а вдруг сможет и без глаза я окажусь?» И ни тот, ни другой вперёд не шагнули. Потом один свистнул, второй скорчил рожу, и они удалились.
«Юра, почему ты не убежал? Их двое, и они сильнее. Разве тебе не было страшно?» — спросила подружка своего дружка.
«Я боялся, что не смогу тебя защитить», — ответил он.
Мальчик и девочка выросли, но навсегда остались друзьями, и уже про эту дружбу можно было бы рассказать. Но сегодня «по расписанию» у нас история «смелого воробушка» — Юрия. Про его любовь, ставшую разочарованием. Про слабость и силу. Про... Впрочем, читайте, пожалуйста, историю, кому интересно.
Отец Юрки погиб на войне. Через годы, когда парнишка уже в старшем классе учился, подступил выбор, где им с матерью жить. Например, мать Альки, Юриной подружки детства, взяла участок земли под строительство избы в частном секторе. Юра, привыкший, что Аля «под боком», тоже бы так поступил. Тогда они бы остались соседями.
Но мать-сердечница призналась, что в квартире с удобствами ей будет легче, поэтому из времянки они переехали в четырёхэтажный многоквартирный дом. Солдатской вдове с сыном выдали ордер на двухкомнатную квартиру. Закончив школу, Юра, по совету Али, устроился на химзавод. Его приятельница уже здесь работала аппаратчицей, а по вечерам училась в техникуме.
Юре было семнадцать, год до призыва в армию. Ему предложили место фасовщика стирального порошка. Вскоре получилось взять подработку грузчиком. Половину зарплаты парень отдавал матери, а остальные деньги откладывал. За год скопилась приличная сумма.
Вручая её маме, Юрий сказал: «Мне так будет спокойнее за тебя, мамочка».
Она заплакала: «Я думала, ты на что-то для себя копишь. На ту же свадьбу. Так хочется дожить до неё, внучка подержать на руках. Болит душа за тебя, сынок. Ты такой... отдающий. Как бы всего себя не раздал».
Они ещё повидались, когда мать приезжала в часть на присягу, а год спустя Юра её хоронил холодным осенним днём. Ему дали отпуск на десять суток, но он вернулся на службу пять дней спустя. Деньги, которые заработал для облегчения маминой жизни, оказались нетронутыми. Они лежали в самодельном конверте с надписью «Юре на свадьбу». На свои скромные похороны мать сама накопила.
Из армии Юра вернулся совсем повзрослевшим. Не красавец - приятный парень с хорошим, открытым лицом. Боков не наел, армейскую выправку сохранил и вытянулся до среднего роста. То, что придётся жить одному, у Юрки было время приять. Он помог себе, переставив мебель в квартире и убрав вещи мамы в отдельный шкаф.
Выбрав из альбома фотографию, где она — красивая, молодая — стоит за спиной сидящего мужа, положив тонкую руку ему на плечо, заказал фотопортрет. Повесил на стену в «золотой» рамке и сказал нарочито весело: «Ну, мамка, батька, присматривайте за мной, как сумеете!» Горло стиснуло, но Юрка не поддался.
В отделе кадров химического завода его встретили как своего, предложив освоить профессию аппаратчика. С приятельницей Алей виделся редко — она теперь в центральной лаборатории работала, а не в цехе, как он. Всё-таки, выбрав время, Алька зашла к нему в гости. Похвалив порядок и картошку с тушёнкой, подружка детства спросила:
«Как жить думаешь, Юра? Поступление в техникум не рассматриваешь? Потом в институт можно. На заочный».
«Я десять лет просидел за партой. Два года армейской дисциплине подчинялся. Устал от рамок, Аля. Пожить хочу», — откликнулся парень.
«А что значит - пожить? Танцы-манцы, обжиманцы?» - съехидничала Аля.
«И это, наверное, до той поры, пока не встречу единственную и любимую. Вот чтобы не просто нравилась, а сердце навылет. Чтоб только расстались, а я уже скучаю. Как найдётся такая — сразу женюсь», — признался Юрка.
«Навылет не советую. Я такое пережила, ты знаешь. Теперь работаю, учусь, замуж собираюсь», — ответила Алька, глядя в окно.
«А чувства, любовь? Ты про них не сказала ни слова, или такое не повторяется?»
«Не отпускает, Юрка! Не ищи любовь. Хватит симпатии к какой-нибудь славной, доброй девчонке. Из тебя получится замечательный муж...»
«Я разберусь, Алька».
А время спустя он встретил Лею. Узнав, кто она, Аля, уже замужняя и в положении, ахнула: «Это что же — нам с тобой на двоих одни грабли достались? Беги от неё, Юра! У меня плохое предчувствие».
Он усмехнулся: «Да, в том, что твоя и моя любовь одной национальности оказались, есть что-то мистическое. Но я, Аля, другой по характеру. Ты слишком гордая и не умеешь прощать, считая, что в любви нет компромиссов. А любовь не конфетка, а роза с шипами».
Лея была еврейкой по отцу, воспитанная русскими мамой и отчимом. От отчима ей достались отчество и фамилия, а внешность — от мужчины, ставшего мужем той, кого посоветовали родители. К дню рождения Леи он присылал перевод на приличную сумму, и только в этом выражалось его отцовство. Лея по нему не страдала, но и к матери с отчимом привязана не была.
О ней заботились, помогая развитию творческих способностей, коих в девочке открылось великое множество. Лея занималась в студии народных танцев, училась в музыкальной школе по классу аккордеона и брала уроки игры на фортепиано у частного преподавателя. И на родительских собраниях за неё не приходилось краснеть.
Мать и отчим ею гордились. При этом оставались «они» с общим сыном и она — отдельная планета со своими мечтами. А в них Лея видела себя театральной актрисой — героиней трагических ролей, а не «персонажем одной фразы». Её выразительная внешность вполне соответствовала «выбранному» амплуа. Бледное лицо обрамляли тёмные с каштановым отливом кудри.
Нос был крупноват, но полные, манящего рисунка губы оттягивали от него внимание, как и янтарные глаза в густых ресницах. Изящная фигура добавляла преимуществ будущей актрисе. А главное, в ней были «изюм и талант». Так считала руководитель драмкружка, который Лея посещала, распрощавшись с танцами.
Ставили сказки, кукольные представления. Творчество юных артистов на «ура» принималось в школах и детских садах. И после окончания школы вопрос куда везти свой «изюм», не стоял перед самоуверенной девушкой - в Москву, конечно! Провал ошеломил, но не сломил Лею. Вернувшись домой, она устроилась музыкальным руководителем в детский сад.
Требования к образованию в шестидесятые годы были умеренные, к тому же её знали по кукольным представлениям. Зарплату назначили небольшую, но ближе к обеду Лея уже закрывала зал для музыкальных занятий. Драмкружок Дворца пионеров стал для неё мелковат. По рекомендации руководителя, способную девушку приняли в театральную студию, расположенную в одном из ДК.
Здесь всё было всерьёз - теория театрального искусства, репетиции на износ. Ставили пьесы, в том числе музыкальные, инсценировки произведений классической литературы и советских авторов. В провинциальном городе, не имеющем театра, студия нашла своего зрителя - наполняемость зала, особенно на премьерах, была ощутимой.
Руководитель и режиссёр студии — мужчина средних лет, возглавлял какое-то направление в городском отделе культуры, а театральной деятельностью занимался практически альтруистично, как и самодеятельные артисты. Деньги от продажи недорогих билетов тратились на костюмы и декорации.
Довольно скоро Лея стала ведущей среди непрофессиональных артистов и была задействована в каждом спектакле. И если кто-то воспринимал театральную самодеятельность как хобби, Лея ей служила и отдавалась себя не щадя, хотя и рассматривала как стартовую ступень на «большую сцену». Она готовилась к новому поступлению, уверенная в успехе.
Единственное, что тяготило, — это проживание с родителями и братом-подростком. Ей не хватало личного пространства. К ней лезли с советами задуматься о «нормальном» образовании. Считали, что для юной девушки она ведёт себя слишком свободно: поздние возвращения без всякого отчёта, баловство сигаретами и вином.
«Творческая атмосфера не должна способствовать падению твоего нрава, Лея!» — шумел отчим.
Но добился только одного: дочь возненавидела родительский дом, предпочитая ночевать у знакомых, а то и в гардеробной студии. Неустроенность лишала настроения, мешала хорошо выглядеть и полноценно репетировать. И тут Лее выпала встреча с Юрием.
Комитет комсомола химического завода распространял по цехам недорогие билеты на премьерный спектакль самодеятельной студии. В основном клюнули девушки. Юра тоже пошёл. Зрителям предлагалась инсценировка пьесы Чехова «Три сестры». Неискушённый Юрий испытал потрясёние. Не от сюжета пьесы, довольно скучного, на его взгляд.
Юру заворожила одна из героинь — черноволосая, гибкая девушка. Ах, как она страдала от того, что не может уехать в Москву!
«Хороша евреечка, но переигрывает», — послышалось сзади.
Обернувшись, Юрий предупредил мужика в костюме: «Ещё слово о ней, и я тебе морду набью». Теперь он часто бывал на спектаклях — премьерных, повторных. Шёл посмотреть на Лею, уже понимая, что встретил единственную. Созерцание, скромный букетик цветов. Однажды, когда спектакль закончился, он решился пройти за кулисы.
Разыскав Лею, сказал: «Разрешите представиться — Юрий. Можно вас проводить?»
Практически все артисты студии имели поклонников и поклонниц. Деликатных и не особенно воспитанных. Неприятные инциденты случались редко, но заставляли быть настороже. Поклонника, предложившего проводить, Лея не раз видела на представлениях. Как-то он преподнёс ей цветы. Ничего особенного в парне не было. Явно простой работяга. Но симпатичный, в глазах щенячий восторг.
И теперь он также смотрел на неё. Хорошее настроение, любопытство побудили Лею согласно кивнуть. Вот так между ними началось подобие встреч. Подобие, поскольку они состояли из провожаний после спектакля или репетиций. Адреса следования менялись, и однажды Юрий поинтересовался почему так происходит.
Лея, державшаяся официально, встречно спросила: «А у вас не бывает желания сбежать от родителей? Например, мои загрызли меня нотациями. Потому и кочую по разным знакомым»
Юрий ответил, что его мать и отец ему не мешают, и, если Лее будет угодно, он её им представит. Девушка удивилась: «А зачем?» На тёмных кудрях, выбившихся из-под шапочки, мерцали снежинки, янтарные глаза смотрели загадочно. Юрий ею залюбовался и не сразу произнёс то, что давно просилось:
«Я предчувствую, что будущим летом назову вас своею женой».
Она в ответ фыркнула: «Замужество — это последнее, чего я хочу. Мои душа и сердце заняты страстью совершенно иного свойства. В них нет места для какой-то мелкой любвишки. Я - раба театрального искусства. Вам, как приземлённому человеку, это сложно понять».
На следующий год, поступая уже в Ленинграде, Лея снова не прошла первый тур. На этот раз ей захотелось пояснений. Прозвучало про излишнюю экзальтацию, отсутствие понимания глубины текста: «Пушкинская Татьяна ПИШЕТ письмо Онегину, а у вас она вопит». Занятия с логопедом посоветовали, чтобы сгладить грассирование. И самое возмутительное прозвучало:
«Вы, безусловно, яркая личность, но актёрство — не ваше предназначение».
«Полная чушь! Я талантлива! Я уже актриса! Зрители приходят на меня», — возмущалась Лея, сидя у Юры на кухне. Она уже многое о нём знала — про «портретных» родителей, подругу детства Альку, родившую дочь. Случалось, ночевала в его квартире. Он стал ей ближе других. Но при этом они даже не целовались.
Взяв Лею за руку, Юра сказал: "Давай поженимся. Моей любви хватит на двоих."
Возвращаться домой ей не хотелось, бродить по знакомым устала. Пожала плечами: «А что мне ещё остаётся?»
Наполненная на сцене страстями, в супружеской жизни Лея оказалась холодной и равнодушной. Её совершенно не интересовал быт, насущные проблемы семьи. «Ремонт? Делай, мне всё равно», «Хочешь поменять кровать и купить дополнительный шкаф — на здоровье, но без меня», — говорила она, согласная жить только на готовом, исполненном мужем.
Юрий, любя и принимая жену со всеми её «шипами», привычно готовил, стирал всё, что лежало в бельевой корзине. Терпеливо выслушивал тексты ролей, которые Лея надрывно учила. Вдруг стало остро не хватать зарплаты — театральное хобби супруги оказалось очень прожорливым. Юрий взял подработку — грузчиком, как когда-то. До основной смены или после неё.
Домой возвращался уставшим, а там ждали пустые кастрюли и прохладный семейный очаг. Лея, как и с родителями, не имела привычки отчитываться перед мужем. «Под настроение» могла остаться с ночевой у подруги, а Юрка сходил с ума, обзванивая больницы с телефона недовольной соседки. У них часто собиралась «творческая компания», и тогда дым стоял коромыслом.
Замечаний жена не терпела. Чуть что: «Ну хочешь — уйду!» Он пугался, начинал уговаривать и извиняться. Но хотя первый год супружеской жизни выдался совсем не медовым, Юра не представлял своей жизни без Леи. Ведь выпадали и ласки, и хорошее настроение жены. И уже этим он был счастлив, как-то процитировав Але есенинское, переделанное под себя:
«Мне бы только смотреть на неё, видеть глаз злато-карий омут. И чтоб, прошлое не любя, она бы меня не покинула».
Аля, видевшая Лею невестой, восклицала на это: «У неё ледяные глаза, Юра. Она никого и никогда не сможет сделать счастливым. Даже себя!»
Для третьей попытки поступить в театральное училище Лея выбрала провинциальный город. Юра провожал её, терзаясь мыслями: «А вдруг поступит?! Я не стерплю разлуку». Абитуриентка выглядела хмурой, будто предчувствуя неудачу. Вернулась никакая. Юре удалось взять семейную путёвку на море.
Там, дней через пять, Лея оживилась, озвучив мужу перспективы, о которых помалкивала, надеясь, что станет студенткой:
«Значение нашей студии, наконец, признали и в городском отделе культуры, и в горкоме комсомола. Она получит статус любительского театра. Это другой уровень. Нам дадут ставку гримёра и костюмера, помогут финансово. А главное, уже известен новый руководитель — настоящий режиссёр с большим театральным опытом. Пусть провинциального уровня, но хотя бы «не рядом стоящий с театром», как прежний. Уверена, со временем мы выйдем на новый профессиональный уровень, и я буду оценена. Ведь для артиста главное — талант, а не диплом».
Юрий, не зная, как театральная система устроена, поддакивал, счастливый тем, что жена распрощалась с депрессией. Действительно, студию объявили любительским (самодеятельным) театром. Но новый режиссёр — шустрый седой дядька — не спешил назвать Лею примой. Он устроил прокат прежних спектаклей, наблюдая за игрой артистов из зала.
Дальше мягко, но твёрдо почистил ряды, заявив, что «только домашнее хобби - для себя, таланта не требует». Лею это не коснулось, но она рано ликовала. Творческий коллектив пополнился новыми талантами, которых режиссёр пригласил из «ничего не значащих» театральных точек — школьных, студенческих.
Только тогда был озвучен новый репертуар и какие из прежних спектаклей останутся. Лее достались роли совсем незначительные, и даже в старых спектаклях её заменили. На возмущение "ведущей актрисы" режиссёр ответил:
«Я не предложил вам покинуть сцену из-за внешней фактуры. Таланта в вас — искорка. Старайтесь, возможно, разовьётесь».
Перетерпев «оскорбительное положение» до нового года, Лея ушла из любительского театра. И до этого нервная, раздражённая, она стала совсем нестерпимой. Вся её нереализованная, творческая энергия злобно выливалась на Юрия. Он уговаривал:
«Ну что с тобой, Лея? Ты постоянно находишь для ссор надуманные, абстрактные причины. Мы оба молоды, здоровы. Есть работа, крыша над головой. Не получилось с актёрством — что за беда? Давай заживём нормальной семьёй, ребёнка родим и вырастим из него хоть космонавта, хоть актёра».
И она тут же цеплялась к словам:
«Что за бред ты несешь? По-твоему, стремиться к мечте — ненормально? У меня вот тут (она театрально стучала себя по груди) образовалась дыра, и пелёнками её не заткнёшь!»
Большая часть перепалок заканчивалась её угрозой «уйти навсегда» и Юриным «падением на колени». После этого они бурно мирились, падал занавес — спектакль заканчивался до следующего раза. Но однажды Юра вернулся домой совершенно разбитым, с ощущением нездоровья. Он отпахал смену в цехе, потом грузил коробки с порошком.
Безумно хотелось хорошего ужина, горячего чая и полежать на диване под пледом — и в этот промозглый вечер, и в свой завтрашний выходной. Его встретила громкая Лея:
«Ты не представляешь, что творится в «самодельной театральной коробке»! Идя с работы, я встретила Лилю — ты её должен помнить, она тоже в «Трёх сёстрах» играла. Мы зашли в кафе — не стоять же на улице, и я такое узнала...»
Юрий поморщился: «Потом, Лея. Башка трещит, желудок сводит. Я сегодня не успел пообедать. У нас хоть что-то есть перекусить? И завари, пожалуйста, свежего чаю».
От такой наглости Лея замерла на секунду, а потом, с огоньком и заламыванием рук, устроила бурную сцену. Юра смотрел на неё и будто видел впервые. Ему вспомнилась фраза зрителя за его спиной: «Хороша евреечка, но переигрывает». Как точно сказано! Сказал, поймав паузу:
«Новый режиссёр был прав. В тебе нет таланта, Лея. Одна внешняя фактура. Если б ты тихо заплакала, это произвело бы впечатление, а так я только оглох».
«Ну всё! Хватит с меня оскорблений. Я навсегда ухожу! А ты празднуй победу!» — с этими словами Лея вспрыгнула на табурет и достала из антресолей шкафа сумку.
Юра смотрел на её стройные ноги и не двигался с места. Сначала стремительные, движения Леи будто замедлились. Она посматривала на мужа, явно не понимая, почему он бездействует, когда его счастье вот-вот выкатится за порог. Предупредила: «Ты меня больше не увидишь!» Юрий молчал. Хлопнула дверь.
Было слышно, как каблучки Леи стучат по ступенькам. Ещё можно кинуться следом - остановить, удержать, зацеловать. Юрий пошёл на кухню и налив в пустой чайник воды, чиркнул спичкой.
Ломка и осознание потери любимой жены пришли к нему позже. Ему удалось договориться об отпуске не по графику. Обеспечив себя «лекарством» и какой-то закуской на длительный срок, Юра запил, чтобы облегчить тоску и не побежать разыскивать Лею. Ровно за десять дней до окончания отпуска он выпил последнюю рюмку.
Начал по утрам обливаться холодной водой. Сходил в парикмахерскую, навёл в квартире порядок, сжёг свадебные фотографии. Собрал в чемодан и коробку одежду и разные мелочи, принадлежавшие Лее. Поставил у порога. И... подал на развод. И хотя семья не имела детей, ему указали, что даётся месяц на примирение. Хотел поскорее, но отказали, поскольку пришёл один.
Ещё предстояло вручить Лее уведомление о дате развода. Не в силах с ней видеться, Юрий бросил конверт в почтовый ящик по адресу её родителей. Несколько дней спустя пришла мало знакомая тёща. Смущаясь и обращаясь на «вы», сказала:
«Лея живёт у нас. Она бы хотела увидеться. Ваше решение так неожиданно для неё».
«Она сделала выбор, я принял. В коридоре вещи — заберите в моё отсутствие, если можно. У Леи есть ключ. Потом я сменю замок», — говорил Юрий без выражения.
Женщина поджала губы: «Беспокоитесь, что моя дочь вас обкрадёт?»
«Нет. Просто хочу покрепче закрыть дверь для прошлого».
В конце недели коридор опустел, и Юрий сменил замок.
В назначенную дату они встретились у казённого учреждения, чтобы официально прекратить отношения. Лея, красивая, бледная, с заплаканными глазами сказала:
«Юра, я много думала о нас. Нам действительно нужен ребёнок. Ещё не поздно отменить расставание».
Он молча открыл тяжёлую дверь, жестом приглашая войти.
«Ты не ответил!»
«Ушла так ушла, Лея».
«Не верю, что разлюбил!»
«Я разлюблю».
Потом они разошлись в разные стороны. В груди Юрия было так пусто и тихо, что сердце казалось остановившимся. Ну и хорошо. Теперь ему нечем Лею любить — он остался без сердца.
Миновал год. Юрий женился на «славной, доброй девчонке», как когда-то подруга детства советовала. Не только потому, что понравилась. Девушку звали Любовь — Юрий надеялся обрести то, что потерял. Люба работала медсестрой в детском отделении больницы и в свою смену непременно покупала кулёк карамелек.
Поясняла мужу: «Что-то вроде приза за укол без слёз».
Чуть моложе, Люба будто родилась готовой женой, всё на свете умея, и напоминала Юрию покойную маму. Ему хотелось полюбить её столь же страстно, как Лею, но не выходило. Два года прожили спокойно и ровно, а потом Люба забеременела. Юра думал, что обрадуется такому событию, но ничего не почувствовал.
Это не мешало ему заботиться о жене, как положено.
Но однажды ночью — срок беременности жены к шестому месяцу подходил, — Юра проснулся от чьих-то осторожных постукиваний ему в спину. Спросил шёпотом: «Люба, что?» Ответа не последовало — жена спала, касаясь увеличившимся животом его спины. Мягкие толчки не прекратились, и вдруг мужчина понял, что это его ребёнок выстукивает «морзянку» пяточкой или кулачком.
Горячая волна пронеслась внутри и отогрев сердце, напомнила Юрию, что оно у него всё-таки есть. "Доченька моя, я тебя слышу," - прошептал он одними губами. Почему не сын? Так нежно могла о себе заявить только девочка. Люба пошевелилась, сменив положение и "общение" прекратилось. А Юрка так и заснул с улыбкой.
Любаша родила дочь. Девочку назвали Наташей. Так могли Юру назвать, если б он родился девчонкой. В крёстные он Алю позвал. Наташе уже исполнился годик — в те времена крещение ребятишек не происходило открыто, и нужно было настроиться. Уже потом, наедине, Аля сказала своему дружку:
«Ты с такой нежностью смотришь на Любу. Значит, отпустило?»
«Давно. После ночного «разговора» с дочкой». И он рассказал про постукивание пяточки в его спину.
От автора: Юра и Аля (мама моя) до сих пор худо-бедно дружат. На созвоне, как теперь говорят. Ему восемьдесят три, ей — на два года больше. В их судьбе много похожего. Первой любовью Али был Роберт, Юрия обожгла девушка по имени Лея. Оба всю жизнь работали «в химии». Оба успокоились вторыми браками. У Юры две дочери и у Али тоже. И, слава богу, до сих пор могут сказать друг другу: "Привет."
Благодарю за прочтение. Пишите. Голосуйте. Подписывайтесь. Не обижайтесь на меня, если ограничиваюсь лайком и меньше пишу. Будьте здоровы, пожалуйста. Лина
