- Чего разлегся, студент? – взбодрил меня окриком рассерженный дед.
- Деда, да я час уже косой машу! Дай полежать минут двадцать! – взмолился я, растянувшись на пряно пахнущей копне скошенной несколько дней назад травы. С непривычки у меня болело всё, каждая мышца гудела и ныла. Мой строгий дед, Иван Никитович, поднял меня едва рассвело и потащил косить траву на нашу делянку на раскинувшемся на многие квадратные километры заброшенном поле. Нужно было скосить как можно больше, пока не навалилась дневная жара, то есть у нас в запасе было часа два-три, не больше.
- Плёвое дело, чего там косой размахивать, - думал я вчера вечером, приехав в гости к маминым родителям. К тому времени, я уже пару лет занимался в универе футболом, бегал кроссы и вообще считал себя крепким парнем.
На практике оказалось, что за неутомимым жилистым дедом я ни черта не поспеваю и моя эффективность в качестве сенокосца оставляет желать лучшего.
- Поднимайся, - строго повторил дед. – Нельзя во время покоса и когда работают другие без делу лежать в поле. Не то сеновик тебя приметит и всё, в деревне тебе жизни больше не будет, в прямом смысле этого слова.
- Убьёт что ли? – рассмеялся я, поднимаясь на ноги и снова взявшись за уже натёршую мне волдыри косу.
- А ты не смейся, они, сеновики, как раз в наших курских краях и водились издревле. Полевики еще были, но те сгинули, техника их разогнала, гербициды и прочие удобрения им бытие отравили. Они и ушли, а сеновики остались, хоть и совсем мало их стало. Злее только эта нечисть пошла, не дай бог лентяю уснуть или хоть с полчасика полежать в поле или на лугах, когда рядом с нерадивым работником люди вкалывают, - дед тоже бросил работу и опёршись на косу разглагольствовал, прикурив «Приму» без фильтра.
- А почём ты знаешь, что они остались? Может быть тоже с этими, как их, полевиками, удрали? – поддержал я байку деда, обрадованный хотя бы коротким перерывом в изнурительной работе. – И вообще, чем сеновики от полевиков отличаются? И то, и другое ведь нечисть, которая в полях и лугах водится согласно местным басням.
- Ну садись, расскажу, - дед опустился на копну, отложил косу и достал из холщового рюкзачка термос с чаем. – Во-первых, полевик только на больших полях и лугах водится, и больше поозоровать склонен, разыграть, животный или человеческий облик принять. Почти никогда не убивает, если только его не вынудить преследованием. А сеновик, почитай, его младший злобный братец, ему физический вред человеку нанести только в радость. Он ни облик чей-то принять не может, ни поговорить ни с кем, только шипит, как шелест травы на ветру. Редко, когда вразумительное слово выдаст. А по виду сеновик бывает как плотный, чёрный туман, небольшой стог высохшей травы или в лучшем случае, в виде набитого соломой похожего на человека существа, поговаривали и о зверином виде. Сила в нём чудовищная. Вот в этом виде он самый опасный, приходит по ночам к нарушителю его закона и всё, амба.
- Сожрёт? – спросил я у деда, прихлебывая чай из кружки-крышки термоса.
- Нет, ему мясная пища ни к чему. Он по-другому убивает, - дед нахмурился, явно что-то припоминая.
- И как же? Ты хоть одного человека знаешь, которого такая сказочная нечисть прикончила? – начал я выводить деда на чистую воду.
- Лично не знаю таких, - не стал упираться дед. - Но мой кореш, Федька из Масловки, рассказывал что местного парторга сеновик прикончил, как раз перед тем как Советский Союз самоубился. Егоров Николай звали мужика, отчество не помню. Согнал он колхозников по указке председателя выкосить масловский луг подчистую, а сам с похмелья завалился спать прямо там же. Храпел как трактор, пока мужики работали. До самой жары проспал. А потом, когда народ работу почти закончил, вскочил как ужаленный, да как заорет: «Темно, не вижу! Ничего не вижу! Больно! Колет! Уйди!».
Бегает кругами, словно курица с отрубленной башкой, вопит, а мужики хохочут, за животы держатся. Допился, мол, зловредный парторг до белочки.
В общем, обессилел Егоров и рухнул на траву. Колхозники его, несвязно лепечущего, домой принесли, жене сдали.
Казалось бы всё. Ан нет. Вышел следующей ночью парторг по нужде во двор, но до самого утра не вернулся. А утром истеричный, пронзительный крик его жены, поднял половину Масловки. Нашла она муженька в зарослях крапивы, подле туалета. Да в таком виде!
Из спортивок и из-под майки солома торчит, пробив ткань, голова запрокинута. Изо рта пук сухой травы вывален, из носа, из глаз, из ушей также. Всё кровищей забрызгано вокруг. От шока женщина чувств лишилась и в себя уже пришла, когда труп скорая забрала, а по двору важно расхаживал участковый вкупе с кем-то из следователей, споря о чём-то. Дело конечно завели, искали каких-то несуществующих бандитов, на вдову недобро косились, ибо поколачивал по пьяни её парторг бывало. Ничего и никого не нашли, так дело и заглохло. Вот оно как было, внучек… - закончил свою историю дед.
- Ох и горазд ты байки травить дедуль. Больше тридцати лет получается прошло с того момента, и никак уже не проверить, - я улыбался во весь рот, но от спокойного повествования деда меня прямо-таки мороз продрал. Я на психолога учусь, нам лекции читали преподы по методикам определения врет ли тебе человек или нет. По всем признакам дед не врал, либо… Либо делал это крайне умело.
- Ну, хочешь, байкой считай, - дед спрятал в рюкзак опустевший термос. – Только теперь ты правила знаешь. Пойдем работать, а то ещё час и припечёт.
Не знаю, то ли подействовал на меня рассказ моего пожилого родственника, то передышка и распитие бодрящего чая придали мне сил, но работал я до самой жары не хуже деда, оставляя позади себя длинные ряды свежескошенного травостоя. И ещё, я готов поклясться, что когда мы уходили с поля, самым уголком зрения на дальнем конце нашей делянки я приметил легкую чёрную дымку. Она закрутилась в замысловатую спираль, задрожала и растворилась в полуденном дневном мареве. Деду я про это ничего не сказал.
Домой мы вернулись к десяти утра, где нас сразу усадила за стол моя любимая бабуля. Перекусив тончайшими, вкусными блинами с земляничным вареньем, я отправился досыпать положенное время, поскольку подняться в такую рань для меня было равносильно подвигу. Но перед этим бабушка поинтересовалась с чего это я так бледен и кормят ли меня вообще в городе мать с отцом. На что я отшутился и сказал, что румянец в лице потерял от того, что дед меня пугал местной байкой – сеновиком.
Я ожидал, что добрейшая и всегда позитивная баба Таня посмеётся вместе со мной дедовой сказке, но она лишь нахмурилась и плеснув мне компота в кружку, выдала что-то вроде «слушай что дед говорит» и ушла справляться по хозяйству во двор. Так я и отправился досыпать со смешанным чувством своей правоты в нереальности деревенских баек и весьма впечатляющим образом описанной мне нечисти.
- Сговорились они всё-таки, меня разыграть, - растянувшись на удобной кровати решил я, закрывая глаза и впадая в дрёму.
Проспал я почти до самого вечера, поскольку предыдущая неделя выдалась нелегкой, а приятный, свежий деревенский воздух совсем расслабил меня. Где-то под окном лениво брехал Тузик, скорее для проформы, чем ввиду опершегося на забор и болтающего с дедом соседа. Через открытую форточку до меня доносились фразы собеседников.
- Слыхал, Ерёмку утащил, поганец? Да Манькиного же, из Масловки. На заречное поле приехал с Петровичем на тракторе собирать сено. Ну Петрович пока сгребал, тот всё пивко потягивал, да посмеивался, мол плевал я на работу, моё дело привезти-отвезти, как договаривались. Короче справились кое-как, сено отвёз и на станцию поехал. Но не прибыл туда. Трактор нашли к ночи, а водителя – нет. Ищут третий день. Вчерась даже вызвали водолазов, те шарили в пруду. Нету. Манька истерит, на мужиков с кулаками бросается, требует признаться у кого из дружков супруг запил. А все только руками разводят. Дай закурить, - раздавался сиплый голос соседа, бывшего зоотехника Николая Александровича.
- Держи, закуривай, - послышался голос деда. – И что думаешь, найдут?
- Найти, наверное, найдут, но живым вряд ли, - мрачный голос соседа прервался покашливанием. – Нашу же малахольную Варвару с того лета так и не нашли.
- Так она с головой совсем не дружила, из дому и просто могла уйти куда глаза глядят, - возразил ему дед. – А вообще ты прав, людей за последние годы сколько окрест пропало. Сеновик-то трупы в конце концов в кучки травы обращает, только шмотье с обувью и остаётся, а соки все из костей и плоти вытягивает.
- Ага, ага. Поди знай сколько он угробил, а уж в девяностых там было вообще чёрт ногу сломит, кого нечисть адская прибрала, а кого людская. Эх молодежь бы ещё нас слушала, а то ж в свои сморфоны уткнутся и живут там.
Услышав последнюю фразу соседа, я, не выдержав, хрюкнул от давящего меня смеха. Теперь мне уж точно стало очевидно, что дед с бабулей решили меня разыграть и так расстарались, что даже соседа подключили к своей афере. Потому как сетования на «сморфоны» и «молодежь» я уже слышал от них неоднократно. И разговаривали нарочито громко под моим окном, чтобы я точно услышал. Ну ничего старички, выведу я всю вашу пенсионную актерскую группу на чистую воду, не посрамлю «молодежь», так сказать.
Голоса за окном стихли, а в моей голове тут же созрел коварный план с непременными доказательствами. Он был незамысловат: завтра мы также должны были отправиться с дедом докашивать делянку, но я прикинусь приболевшим, останусь дома, закроюсь в комнате. А сам отправлюсь вслед и пока дед косить будет, высплюсь в траве, а телефон на видеозапись поставлю на подставку. На час ёмкости памяти на запись хватит. Пройдет пару дней, со мной разумеется ничего не случится и я предъявлю им опровержение их выдуманной байки и потребую компенсацию в виде поездки на рыбалку. Моральной победы будет достаточно. Главное, не спалиться, не начать ржать и вовсю делать вид, что я верю их игре.
Больной вид я начал изображать с вечера. Сказал родственничкам, что то ли ветром продуло, то ли солнышком напекло, в общем работать завтра с утра никак не возможно, надо денек отваляться. Бабушка охала и бегала вокруг меня, пытаясь накормить пирожками и видавшими виды желтыми таблетками неясного происхождения. Пирожки я благосклонно принял, а от универсальной фармацевтики благоразумно отказался, выпросив для себя малинового чая на ночь. Для полноты картины выспрашивал у деда про сеновика и прочие местные легенды. Дед охотно делился ценной информацией с приболевшим внучком, даже расписал как сеновика при случае извести можно, мол ещё его дел, то бишь мой прапрадед говорил, что эта нечисть огня боится, а на всё остальное ей поплевать.
Наконец, наступила ночь и я отправился в выделенную мне гостевую комнату, попросив бабулю завтра не беспокоить меня как минимум до обеда.
Полночи я таращился в телефон, пролистывая новостные ленты и читая всякую чушь. В планах было поспать всего пару часов, чтобы быть невыспавшимся и утром быстро уснуть под видеозапись. Эта часть подготовки прошла как по накатанной.
Проснулся я от вибрации будильника. Из моей комнаты было слышно, как гремит на кухне чайником и кружками дед, как он шуршит, собираясь на покос.
Я выждал пока он не уйдет, пока снова не уляжется бабушка. Потом оделся и прихватив, свернутое покрывало, телефон и держатель к нему, выбрался через окно во двор. Можно было проскользнуть и в дверь, но та порой выдавала предательский скрип, а права на ошибку я не имел. Швырнул Тузику запасенный с вечера пирожок с мясом, чтобы тот радостно не залаял при виде меня, и двинулся в сторону брошенных полей.
Деда, размашисто взмахивающего косой я заметил издалека. Он был один на делянке. Других косарей не было. Иван Никитович что-то громко распевал и подобраться поближе не было никаких проблем. Но я решил перестраховаться и залёг в траву в полусотне шагов от деда в противоположную сторону от его покоса. Можно было не боятся, что дед докосит до меня и чикнет спящего лезвием инструмента. Поудобнее устроившись на расстеленном покрывале и установив смартфон на держатель, я подумал, что идея-то в общем для второкурсника госуниверситета вполне идиотская. Но отступать было некуда, и я, выдав полушёпотом дату, время и причину записи, установил таймер на час. Затем нажал на кнопку «Rec.», закрыл глаза и расслабился.
Это не было сном в полном его понимании. Просто провал в бездну прошлого и демонстрация мне самых неприятных моментов из его глубин. Каждый такой из них приправлялся присутствием невиданных, шипастых и клыкастых тварей, не имеющих ничего общего с нашим привычным миром. Я пытался выбраться из калейдоскопа кошмаров, но меня швыряло от образа к образу и не давало сообразить, что очередная картинка всего лишь жуткий сон.
Я проснулся по таймеру: дрожащий от утренней прохлады. Зудело левое предплечье, почесав его, я обнаружил красноватый след от комариного укуса. Приподнялся на локте, высунул голову из высокой, в полметра травы. Фигурка деда взмахивала косой в добрых полтораста метров от меня.
Дело сделано, можно собирать манатки и валить потихоньку домой. Словно разведчик в тылу врага я прокрался краем поля, потом огородами и наконец грунтовкой, подходящей как раз к искомому дому. Вошел теперь по-человечески, через двери; если бабуля зашевелится у себя и выйдет – скажу, что выходил в туалет, а покрывало зашвырну до её появления в комнату.
Она не проснулась, и я быстренько прошмыгнул к себе, улёгся и решил проверить результаты своих трудов. Включил телефон и активировал запись со спящим мной. Последняя проверка блестяще проведённой секретной операции.
Автор: Дмитрий Чепиков
