Сегодня каждый в Магаданской области может примерить на себя роль золотодобытчика на Старательском фарте. И способ получения золота при помощи лотка и кайла уже наполнен ностальгией и романтикой, но ещё в прошлом веке это было непростым, долгим и единственным методом получения драгоценного металла. Изменить ход привычных вещей и открыть стране не только богатство колымских недр, но и новые подходы к золотодобыче, изучить и буквально перевернуть научными открытиями отрасль позволили выдающиеся люди. Одним из них является геолог, учёный, академик и легендарный директор магаданского ВНИИ-1 Николай Алексеевич Шило. Его имя навсегда вписано в историю, а память увековечена. Люди Колымы предлагают вам узнать удивительную историю этого выдающегося человека, которому во многом наша территория обязана своим развитием. О жизни, знакомстве с Колымой и научных открытиях от первого лица.
— Первая встреча с россыпями была довольно странной. В 1934 году я учился в Ленинградском горном институте. Во время студенческой практики поехал на Северный Урал, на медный рудник. Вот там и встретил настоящих старателей. В посёлке насчитывалось с десяток домов. Огороды выходили к реке. В каждой семье были приспособления для промывки золота. Вечерами все сидели с ковшами на реке и мыли песок… Подивился я на это, но особого значения увиденному не придал. Окончив институт, по рекомендации Ю.А. Билибина заключил договор с Дальстроем. Честно говоря, роль сыграли материальные интересы: я уже имел семью, денег не хватало. В договоре было определено место работы — Северное горнопромышленное управление, организованное в долине реки Хатыннах, впадающей в Таскан — левый приток Колымы.
К этому времени я уже много где побывал. Видимо, унаследовал «вирус» исканий от предков, которые немало побродили по свету, оттолкнувшись от Черниговщины.
Род мой тянется от казаков Запорожской Сечи. Я появился на свет в Ново-Пятигорске. В семье уже было пятеро детей — две дочери и трое сыновей. 7 апреля 1913 года папа, Алексей Васильевич, зашёл в хлев и увидел рядом с мирно жевавшей коровой лежащую на соломе жену и рядом с ней только что родившегося ребёнка. Это был я.
Кстати, это было пасхальное воскресенье, и мама, Акулина Дмитриевна, говорила, что теперь бог и судьба меня оберегают! Чуть позже родилась ещё одна девочка — так что семья была большой. К 1917 году у нас — две коровы, лошадь, свиньи и разная птица. Поначалу революционная буря не тронула этот край, по крайней мере, мы ничего не почувствовали, но потом пришла Гражданская война. Она лишила семью всего и главное — отца. Сразу же пришли холод и голод, болезни. Закончил семь классов, и началась самостоятельная жизнь. Уехал в Грозный, поступил рабочим на нефтеперерабатывающую станцию. Учился на рабфаке. Через два года поехал навестить брата в Ленинград. Однако его не застал, а деньги кончились. Нанялся поработать на строительстве аэродрома под Пушкином. Ленинград мне очень понравился, а потому учиться я приехал именно туда, в Горный институт на геологоразведочный факультет. На одно место — 40 кандидатов. Первый экзамен — сочинение. Моё «произведение» понравилось профессору, и он даже освободил меня от устного экзамена. В общем, как ни странно, поступил я легко. А вот учиться было необычайно трудно. Из тридцати человек, которые были зачислены вместе со мной, первый курс окончили всего двенадцать.
Мы учились, а по ночам подрабатывали. Вот многие и не выдерживали. Но геология настолько меня увлекла, что теперь я уже не мыслил себя без неё.
Во время практики и каникул работал в экспедициях на Северном, Среднем и Южном Урале. Дипломную работу делал в Казахстане. Старшим коллектором там работала студентка третьего курса Валентина Евсеева. Вскоре она стала моей женой, у нас родилась дочь Людмила. Так что на вопрос, не испугали ли меня дальние края, ответ, естественно, «нет». Да и задавать его себе я тогда не мог, так как был уже вполне сложившимся человеком.
Дочь мы оставили у бабушки и отправились с женой через всю страну на Дальний Восток. Оклад у нас был по 900 рублей в месяц. Через каждые два с половиной года — отпуск на шесть месяцев. Получили подъёмные, по тем временам это были хорошие деньги.
Десять дней ехали поездом до Владивостока. Потом на корабле «Джурма» до бухты Нагаева шли четверо суток.
В Магадане нас встретил главный геолог Дальстроя Д.В. Вознесенский. Две недели жили в палатках, ожидая автомобиля в Хатыннах — это шестьсот километров от Магадана. Приехали на место, в Хатыннах — крошечный посёлок из нескольких деревянных домиков и палаток.
Меня назначили начальником поискового отряда. Надлежало выяснить: есть ли в среднем и нижнем течении реки Хатыннах и её притоках перспективные точки для начала поисково-разведочных работ.
В Магадане Павлов пригласил меня к себе и предложил работать в газете «Советская Колыма». Теплоход «Дзержинский» не смог пробиться к Магадану, застрял во льдах. А это был «кадровый» рейс, на борту находились в том числе и журналисты. Ледокол «Красин» шёл на выручку «Дзержинскому», но пробиться сквозь льды не смог. И тогда политотдел решил направить в газету интеллигентов. К этой категории принадлежал и я, однако перейти в газету отказался. По-моему, Павлов посчитал мой довод, — я только что начал разведку золотоносных россыпей в бассейне Хатыннаха, — гораздо убедительней, чем доводы политотдела. Но ссориться с политорганами он не стал, а потому мы договорились, что я буду работать по совместительству специальным корреспондентом газеты по Хатыннаху. Это меня вполне устроило, так как работа корреспондентом позволила объездить почти все прииски Дальстроя, разведочные партии и геологические экспедиции. Но основная работа была всё-таки в горном управлении.
Вскоре меня освободили от журналистской работы, я возглавил отдел рoссыпных разведок.
Осенью 1938 года было выполнено районирование левобережной части Колымы. Мы прошли 37 тысяч погонных метров шурфов, или 7400 выработок. Открыли богатейшие россыпи в бассейнах рек Чек-Чека, Хатыннах, Малый и Большой Ат-Юрях, Дебин. Это позволило всего за год увеличить добычу золота в Дальстрое вдвое — довести её до 65 тонн.
Во многих случаях, дав оценку золотоносности долины только по поисковым данным, я сразу же начинал детальную разведку, минуя предварительную стадию. Это ускоряло разведку россыпей и сокращало затраты на работы. Однако за такую инициативу и смелость я чуть не поплатился жизнью.
Я предложил отказаться от традиционных методов проходки шурфов (обычно грунт оттаивали кострами) и заменил этот тяжёлый труд взрывами, что ускорило работы и сделало их более эффективными. В общем, провёл несколько серьёзных исследовательских работ. Их результаты опубликовали в журнале «Колыма». В 1938 году в Магадан приехала правительственная комиссия. В ней были многие известные учёные — академик С. С. Смирнов, легендарный Ю. А. Билибин и другие. Они решили посмотреть Мало-Ат-Юряхскую россыпь, побывали на прииске «Партизан». В этот день с одного промывочного прибора сняли 250 килограммов золота — это был рекорд, но главное — свидетельство того, насколько богато месторождение. Вскоре я впервые уехал в отпуск на Большую землю.
Как положено, на полгода. Но, честно говоря, я стремился вернуться побыстрее, так как у меня появилась возможность проверить некоторые свои теоретические предпосылки. В частности, спор зашёл вокруг бассейна реки Теньге, впадающей в Колыму справа. Считалось, что там золота нет, так как много оловянных месторождений, а олово и золото несовместимы. Я же считал, что там расположены типичные колымские золотоносные структуры. Поездил по этим районам, изучил их. В долине реки Омчак, по моему мнению, можно было добыть не менее 40 тонн золота. Прогноз оказался верным.
В сентябре 1940 года меня назначили заместителем начальника Северного горного управления по геологоразведке. В 1940 году на приисках Дальстроя было добыто 92 тонны шлихового золота. Работников Дальстроя наградили орденами и медалями. Я получил орден «Знак Почёта».
Я был в полевых партиях. О начале войны узнал, когда вернулся в Магадан. Естественно, сразу же подал заявление о направлении на фронт. В Дальстрое, наверное, не было ни одного мужчины, который бы не сделал этого.
Однако вскоре пришёл приказ Сталина, что все должны оставаться на своих местах, так как во время войны нужно как можно больше золота и олова. Это были очень трудные годы, они коснулись всех в стране. Чем горжусь? Тем, что геологические работы на Колыме расширялись, и в этом была и моя заслуга. Наша промышленность быстро развивалась. Россыпи эффективно обрабатывались. Кстати, во время войны у нас была организована конференция по золоту. Ею руководил академик С.С. Смирнов. Он вместе с коллегами побывал на приисках, познакомился с нашими исследованиями. Был восхищен, что в труднейшие военные годы нам удалось добиться хороших результатов.
Только в 1945 году я узнал подробности гибели жены в блокадном Ленинграде. В самый холодный месяц 42-го года, когда голод косил блокадников, Валентину убили каннибалы. Людоедов нашли, судили и расстреляли… С тех пор мне очень трудно приезжать в Ленинград, и я стараюсь не делать этого. Трагическое прошлое не отпускает до нынешнего дня… Многое, очень многое забыть просто невозможно!
Пока я добывал золото и лишь «прикасался» к науке. После войны опубликовал несколько научных статей — не более того. Возглавил Средне-Колымское геологоразведочное управление.
Однако случилось ЧП, которое выбило меня из строя на некоторое время. К счастью, я не ослеп… Многие геологи увлекаются охотой. И я, конечно, в их числе. Однажды поехал на прииск «Спокойный». Было время перелёта птицы, я захватил с собой ружьё. Вдруг мы увидели, что на озеро села большая стая гусей. Я не вытерпел, взял ружье и пошел к воде. Уже темнело. Путь к озеру оказался трудным — через перекат, по топким торфяникам, через буреломы. Добрался уже в темноте. Гуси поднялись и улетели. С большим трудом вернулся к машине. Сел на своё место. Попутчики стали надо мной подшучивать. Вдруг раздался взрыв. Горячая волна ударила по лицу. Оказывается, взорвался порох. Меня доставили в больницу. Дежурный врач сделал перевязку, а утром пришёл наш знаменитый хирург Саков. Михаил Михайлович осмотрел меня, а потом сказал, что, если хочу спасти своё лицо, должен вытерпеть страшную боль. Я, конечно же, согласился. И тогда хирург сорвал уже присохшие бинты. Тем самым он снял кожу со следами пороха. А потом смазал всё лицо пенициллиновой мазью. И уже не бинтовал раны, так как новая кожа должна была «свободно развиваться». Никого ко мне не пускали, чтобы избежать заражения, кормили с ложечки. Так пролежал месяц. Потом Саков разрешил выйти на одну минуту на улицу, потом добавил ещё минуту. Через месяц меня побрили… На лице не осталось не только пороховых крапинок, но и рубцов. Так что у нас на Колыме работали выдающиеся врачи!
Весной 1949 года вышло постановление об организации в Магадане Всесоюзного научно-исследовательского института золота и редких металлов. Сокращённо — ВНИИ-1. Директором назначили профессора С. П. Александрова. Он предложил мне стать его заместителем по науке. Так получилось, что он мало занимался институтом, так как был занят в Атомном проекте. Через год его перевели на другую работу, а меня утвердили директором. Возглавлял я институт десять с лишним лет.
Вскоре родилась идея создать в Магадане академический институт в составе Сибирского отделения Академии наук СССР. Сделать это было нелегко, так как наши исследования по-прежнему носили гриф «секретно». Потом пришло время встречать нам делегацию Академии наук СССР во главе с М.В. Келдышем. Он побывал не только в Магадане и на Чукотке, но и на Камчатке, Сахалине, в Приморском крае. И решили создать Дальневосточный научный центр. Андрей Капица — сын известного учёного — стал первым председателем центра. Я был одним из кандидатов в председатели научного центра.
После меня назначили председателем. Пришлось переехать во Владивосток, хотя в мои планы это совсем не входило. Итогами своей работы в Дальневосточном научном центре я горжусь. При мне появился 21 научно-исследовательский институт, научный флот достиг 19 кораблей, причём пять из них были оснащены лучшим в мире оборудованием. В учреждениях центра работало около десяти тысяч человек, из них 100 докторов и 1100 кандидатов наук. 24 человека были избраны в члены Академии наук СССР.
Николай Алексеевич Шило посвятил всю свою жизнь геологии. Благодаря выдающемуся геологу и учёному, история целой отрасли писалась здесь, на Колыме. А сегодня каждый из нас может к ней прикоснуться.
Материал создан в партнёрства с проектом Колымастори и СВКНИИ ДВО РАН.
