Даже спустя столько лет, Мария понять не могла, зачем царю брак с ней понадобился. Ведь мог ее наложницей в свои покои привести да и дядюшка об этом непрозрачно намекал и призывал ко всему семью готовой быть. Да только свадьба, пусть не одобренная церковью, состоялась.
... Музыка играла недолго, словно никому веселиться не хотелось. Зато все торопились яства со стола смести, словно с голодного края прибыли. Гости, словно никогда досель еды не видели, за обе щеки уплетали жареных лебедей, сахарные кренделя, молочных поросят в яблоках да выпеченных из теста оленей, уток, единорогов. Напившись вина, принялись развязно шутить. Хорошо еще, усмехнулась сухими губами пожилая женщина, не стали пьяные песни орать. Едва кто-либо собирался, тут же испуганно замолкал, поймав строгий царский взгляд. Государь внимательно за всеми следил и никому не давал особо расслабиться.
Посаженным отцом Ивана Грозного, как и на свадьбах с Марфой Собакиной, Аннами Колтовской и Васильчиковой, был царевич Федор, дружкой со стороны жениха — князь Василий Иванович Шуйский, дружкой со стороны невесты, с первой минуты ставший ненавистным Борис Федорович Годунов.
Тогда никто из присутствующих в мыслях не держал, что рядом с новобрачными сидели те, кому в будущем суждено было, вопреки их происхождению и положению, наследовать московский престол. Это сейчас Марфе думается, что как-то разом все они оказались повязаны и узелки сии никому развязать оказалось не под силу.
Потом она долго размышляла, в чем причина возникшей у нее с первой минуты неприязни к Годунову. Но так и не нашла ответа. Ведь по отношению к ней Борис Федорович был сама любезность и предупредительность. Однако никогда не могла справится со своими чувствами справиться, когда взгляд его ловила. Внутри что-то сразу биться начинало и очень хотелось спрятаться от пристального, словно раздевающего, взгляда красивых карих глаз. А уж ухмылочка и вовсе из себя выводила и страх в сердце вселяла...
Но как ей страшно не было, все любопытство брало верх. Ведь в родительском тереме ничего, кроме окошек узорчатых не видела. А здесь, пусть небольшое, но разнообразие. Знатные бояре, фамилии которых часто в семье назывались, себя во всех красе показали. Оболенские, Морозовы, Милославские... Всех и не упомнить.
Комната для новобрачных находилась в восточной подклети церкви, где их венчали. Распорядители подготовились основательно. Помещение заранее оббили дорогой тканью. Полы устлали коврами. По углам воткнули по стреле, на которую повесили по хорошо выделанной шкурке соболя и свежему калачу. Над дверьми и окнами внутри и снаружи установили кресты, на стенах — иконы. Делали это с одной целью — чтобы никакая злая сил брак сей не порушила. Все-таки царь женился!
Центральное место в помещении занимала роскошная резная кровать под балдахином. В основе ее, как полагалось по обычаю уложили двадцать семь ржаных снопов, застеленных ковром. Чтобы молодым мягче лежать было, сверху уложили перины и накрыли атласной белой простыней. Именно ее потом демонстрировали утром гостям, дабы все знали — невинной девицей супругу она досталась. Родитель не скрывал гордости — вот какую девку вырастили!
В голову положили в изголовье и две подушки в шелковых красных наволочках. В ноги бросили меховое одеяло и вновь дорогой ковёр. Рядом с постелью поставили кадку с пшеном, а в ней — две огромные свечи, весом по три пуда каждая. Полагалось, чтобы они горели всю ночь, оберегая молодых от порчи.
Когда, теперь уже молодая жена, увидела на столе блюдо, на котором лежала кика с рясой, украшенная длинными жемчужными прядями, не удержалась и вновь залилась слезами. А как же тут не плакать! Ведь милое девичество закончилось. Теперь ей уже никогда не одеть кокошника!
Немного успокоившись, рассмотрела убор. Кика была очень хороша. Да и жемчуг в ней имелся очень крупный, один к одному. Между прядями располагались колодки с дорогими камнями, орлики и еще какие-то невероятные фигурки из золота. Неизвестный мастер явно обладал большой фантазией и сумел сделать настоящее произведение искусства. Но в тот момент Марьюшку ничего не радовало.
— Куда лучше носить обычный головной убор и быть законной женой молодого боярина, упрямо в мозгу билось, — нежели незаконной женой старого царя. Только разве посмеешь сказать об этом?
После брачной ночи утром молодых по обычаю отправили мыться в баню. Царь пошел вместе с тысяцким и дружками, которые натирали его медом и вином, а Марьюшка, к которой теперь все уважительно обращались со словами «матушка-царица», отправилась с боярынями. Все они с завистью посматривали на молодую госпожу и явно старались угодить. Это в какой-то степени радовало. Потому молодая государыня сразу научилась надменно топорщить губки и гордо поднимать подбородок.
Уже потом, когда постриг приняла, слышала разговоры, что вроде как царь сына своего старшего на ложный след увести хотел и отвлечь внимание. Не желал, чтобы тот об его иноземных сватовствах прознал. Брехня все это! Даже при своей, как покойный муж говорил, скудности ума, понимала — Иван Васильевич глубоко православным был и никогда бы чужеземку в жены не взял. А родственница королевы англицкой иноверкой была и принимать православие не собиралась. Однако тот, кто о нем разные слухи распускал, прекрасно понимал — навсегда бросит тень на лик царя христианского. И также прекрасно знал — истинную правду потомкам не узнать. За семью печатями она останется.
Публикация по теме: Марфа-Мария, часть 63
Начало по ссылке
Продолжение по ссылке