Некоторое время молодая женщина собиралась с мыслями. Она взвешивала, стоит ли делиться самыми мрачными воспоминаниями в жизни со случайным человеком. Что её связывает с этой бодрящейся старушкой? Едва ли они увидятся ещё хотя бы раз. Но в этом была и своя прелесть: впервые в жизни она могла обсудить с кем-то трагедию, которая произошла с ней много лет назад.
— Я была в тройке, — начала Лида свой рассказ. — Провела там целых три недели. А может и больше, точно уже не вспомню.
— Хм, хм… — произнесла старушка и начала щёлкать пальцем. — Точно, помню тебя! Сложная беременность, ранние роды… Мальчик?
У Лиды по щекам потекли слёзы. Именно так — просто мальчик. Она не знает ни его вес, ни рост. Ни даже цвет глаз. Она его не крестила и даже не прижала к собственной груди. Просто мальчик — и всё.
— Беременность шла очень сложно, — сказала Лида, будто оправдываясь. — А я… Я была совсем одна. Да ещё и в чужом городе. Да, Москва для меня тогда была чужой.
— Ох, внучка, — произнесла бабушка и взяла её за руку. — Как я тебя понимаю. Но… Слушай, но… Он ведь родился нормальным, так?
— Нет, — закачала головой Лида. — Роды долго шли. Очень сложно. И закончилось всё печально.
— Угу, — кивнула головой бывшая акушерка. — Это же Лиза принимала, чтоб её! Врач от Бога, тьфу. Ненавидела с ней в одну смену работать. Я уж и не знаю, что-то у меня с памятью? Вспоминается, что всё закончилось благополучно. Разве нет? Я прямо там уснула, в больнице. До дома бы доехать не смогла. Ты помнишь?
От тяжёлых воспоминаний у молодой женщины опять закружилась голова. Сколько часов она пролежала на родильном столе? А эта врачиха всё отказывалась делать кесарево сечение.
— Нечего, — говорила она. — Ты — вон какая здоровая. Сама управишься.
А мальчик был довольно крупным. Лида рожала впервые и доверяла врачу. Та, конечно, была цинична. Говорит, сами справитесь… Не вы первая, не вы последняя. И за что женщинам такие испытания? Лицо старушки теперь ей стало ещё более знакомым. Точно, это же она всё время держала её за руку. Учила правильно дышать. И провела с ней все эти долгие, изнурительные часы.
— Давай, у тебя получается! — кричала она тогда. Впрочем, в тот роковой день Лада ещё полноценной старушкой не была. Выглядела она тогда весьма достойно — и так быстро перемещалась на своих ножках. Теперь вот — осунулась, сгорбилась.
— Знаете, мне тяжело это всё вспоминать, — произнесла Лида после долгого молчания. — Это такая трагедия…
— Понимаю, — кивнула старушка. — Я бы тоже не хотела про работу, ты уж прости. Это всё я виновата. Начала тут тебя расспрашивать, советы давать. Мужика тебе начала придумывать, ёшки-матрёшки, аж самой стыдно. Мне сколько раз говорили: непрошеный совет — как касторка. Давать легко, принимать — мерзко.
— Всё в порядке, — ответила молодая женщина. — Вы ведь хотели, как лучше… Просто — да, был такой сложный момент. Мальчик совсем плохим был… И я, значит…
— Как это — плохим? — задумчиво произнесла старушка. — Наверно, память меня стала подводить. Ох уж этот Альцгеймер с Паркинсоном! Так и просятся ко мне на чай. Ну, значит…
— Подождите, — перебила её Лида. — А что вы помните?
— Ты ведь не хотела об этом, — махнула рукой Лада. — Опять тебе поплохеет. Ты уж прости, я второй раз за медсестрой не побегу. Ты сама видела. Не сестра, а недоразумение. Была у меня одна такая, да…
— Постойте-постойте, — замахала руками молодая женщина. — А что вы помните? Расскажите… Мне очень важно знать, чем это всё закончилось.
— Ох, внучка, не хочу хвастаться, но память у меня — что твой компьютер, — лукаво улыбнулась бабушка. — Я помню всё. Ну, ежели в магазин пойду, так про кефир и масло обязательно забуду. Но деток своих — помню, всех до единого. И первый крик тоже. Все ведь люди похожие, но такие разные. Как снежинки на стекле.
— Расскажите про моего, — попросила Лида, вытирая слёзы. — Чем всё закончилось, а?
— Ох, девочка, я ведь отдыхать еду, — вздохнула Лада. — Ходили у нас по больнице слухи разные. Мол, после родов Лиза к тебе сама подходила, да? А я-то этим слухам верить не хотела. Думала, россказни…
— Расскажите, — в который раз попросила попутчица. — Расскажите, я не выдержу.
В сердце у молодой женщины стало тревожно. Сколько раз она хотела вытеснить эти воспоминания из своей головы. Но, видимо, такое не забывается. Страшная боль, которую она испытала после родов — ничто по сравнению с тем, что случилось после. И даже предательство мужчин можно пережить. Бабушка заговорила. Нехотя, будто делает одолжение.
От рассказа бывшей акушерки Лиде стало плохо — но она справилась с собой. В голове — в который раз — появилось желание действовать. Но смеет ли она что-то делать в подобной ситуации? Или её нужно принять — и отпустить? Увы, слова старушки принесли не забвение и не успокоение. Они лишь породили новые вопросы — без ответов.
Изначально Лада выучилась на педагога и даже успела поработать в школе. Русский язык и литература — что может быть скучнее? Но через пару лет поняла: это не её. Ей всегда хотелось быть врачом. Ещё сколько-то лет в университете и интернатуре она бы не осилила, поэтому решила окончить училище.
К двадцати восьми годам стала акушеркой, и в этом качестве провела в больнице долгие десятилетия. Ей, конечно, доводилось встречать своих клиентов в неожиданных местах. В церкви, в магазине, в бассейне. Женщины часто её узнавали — и дарили свои улыбки, шоколадки, цветы. Но этот вояж в Анапу и попутчица — уже слишком…
Лада Филипповна больше не улыбалась так лучезарно, как в самом начале поездки. Да чего там, она уже пожалела, что в принципе собралась в Анапу. И за своим напускным весельем она скрывала тайну — тоже страшную, но по-своему. Три дня назад врач заявил ей, что жить осталось несколько месяцев — от силы. Поэтому её поездка — последняя. Она честно пыталась уговорить своих подруг составить ей компанию.
— Ой нет, ты что, — отвечала Галка, самая близкая из всех. — Скоро огурцы пойдут. Мне закатки делать. А суставы, прости Господи, отказывают. Не влезу я в твой поезд, не влезу.
— Я умираю, Галина! — говорила ей Лада. — Айда со мной, оторвёмся, как в последний раз!
— Все мы умираем… — задумчиво произнесла подруга. А ведь они ещё со школы вместе.
Тогда Лада решила позвать с собой Софию. У неё дачи нет, а значит, тепличной зависимостью она тоже не страдает. Но женщина, с которой дружили со времён медицинского колледжа, теперь готовилась постучать в небесные врата.
— Занедужила я… — отвечала София. — Пятый день уже не встаю с кровати.
— Так давай приеду, помогу! — предложила Лада. Несмотря на смертельный диагноз, чувствовала она себя хорошо и бодро.
— Помощников хватает… — произнесла подруга. — Ты уж лучше езжай на море. Встретимся там, на небесах.
Потом Лада звонила Марии, Веронике, Оле, Валерии и другим подругам, коих за её долгую жизнь насобиралось немало. Кто-то без обиняков говорил, что ехать на море нет ни денег, ни желания. Кто-то просто боялся выбираться так далеко без друзей и родственников. Шутка ли, самой юной её товарке — шестьдесят пять лет! Все они оказались глубокими старушками, с болезнями, непутёвыми детьми, пьющими мужьями и другими проблемами.
И вот сейчас — случайный разговор с женщиной, которая лишилась ребёнка. Таких трагедий Лада видела не один десяток. Никогда не привыкнешь к материнским слезам! Но с этой красавицей — другое дело. Не бог у неё сыночка забрал, а она сама его отдала. А теперь ещё захотела, чтобы престарелая акушерка выудила из своей памяти подробности той отвратительной истории.
— Помню я тебя, как же… — произнесла Лада. — Помню, как ты сыночка рожала. И как Лиза тебя кесарить отказывалась. Признаться, я уже сама хотела браться за скальпель — так устала от твоих криков.
— Вы — сами? — удивилась попутчица. Брови так и поползли вверх.
— Шучу я так, — пожала плечами женщина. — Кесарево сечение делают хирурги. Но решение – всё равно врач должен принимать. Не какая-нибудь там акушерка. Да кто меня слушать будет, скажи на милость?
Бабушка помолчала. Как же, помнит она её прекрасно! Сколько часов провели в родильном зале… Всем было тяжело — не только юной девушке, только-только в Москву переехавшей. Но ей — особенно. За те недели, что она в роддоме провела — ни одной передачи, ни одной записочки. Никто её не навестил, а ведь в такой переломный момент женщине очень важно внимание.
Лада вспомнила две тысячи двадцатый — и перекрестилась. Как её отделение стало напоминать крепость, взятую в осаду. В начале десятых было совсем другое дело. К роженицам пускали и друзей, и родственников. Они собирались в холлах, на скамеечках, выходили на улицу — если погода позволяет.
Главврач только поощрял такую практику. Ведь встречи ведь вселяют оптимизм, а это так важно для организма будущей матери. Так вот, к юной Лидочке тогда никто не пришёл. О чём она сама и рассказала, лёжа в родильном зале. Лада и так не жаловалась на память, а эту несчастную пациентку и вовсе запомнила во всех подробностях.
— Так что же случилось с моим сыном? — спросила попутчица, и старушка вынырнула из забытья.
— А? — выдохнула она, будто врасплох застали. — Ой, прости, я будто перенеслась туда, в этот день… Вернее, в ночь. Часто бывает, что роды туго идут. Да чего там, часто! Почти всегда. Но твой случай… Это было сложно даже для нас, людей опытных, ко всему привыкших.
— Я помню, но фрагментами, — кивнула Лида. — Как же это больно! Неужели так и должно было пройти?
— Нет, — сказала пожилая акушерка. — Врач должен принять решение — перевести в операционную. И там уже, знаешь ли, хирурги, анестезия… Я в их дела не лезу. Сынок твой оказался крепким. Не сдался, боролся до конца. Лиза — опытный врач. Она могла всё это сразу предвидеть. Ты уж её строго не суди.
Лада за долгие годы труда в роддоме несколько раз принимала участие в операциях. Когда совсем было плохо с персоналом, и ей приходилось помогать врачам. Но — не её это, нет. Она — женщина впечатлительная, и уже от хирургического стола ей становилось немного не по себе. А если там лежит будущая мамочка… С другой стороны, врачи до последнего требовали, чтобы женщины рожали сами. Иногда это заканчивалось печально.
— Что же произошло с моим сыном? — снова спросила Лида.
— А ты сама не помнишь? — произнесла старушка, и в её голосе послышались нотки раздражения и злости.
Попутчица промолчала. Эта красотка с крашеными волосами ей сразу не понравилась. Теперь она знает причину. Ну ты подумай, сама отказалась от сына, который в таких муках дался! А теперь просит рассказать, что да как. Но Лада была терпеливой женщиной. С подобным именем она привыкла слушать от людей разное. Если эта красавица хочет правду — пусть получает.
— Я ушла из больницы через день после родов, — сказала Лида, вытирая слёзы. — Меня ещё выписывать не хотели, мол, анализы плохие. Но я настояла. И всё. Хоть бы кто рассказал мне, как сыночек умирал. Все только глаза отворачивали.
— Тьфу на тебя! Чего тут рассказывать-то? — сказала пожилая акушерка. — В муках мальчик рождался, но — родился. Абсолютно здоровый. Очень крепенький и красивый малыш. Три пятьсот — как сейчас помню. А ростом, вроде бы, пятьдесят один…
— Крепкий? Здоровый? — спросила попутчица и побледнела.
Старушка вздохнула. Нет, ну ты подумай, угораздило её оказаться в одном купе с такой актрисой. Наверно, и обморок свой она сыграла, чтобы произвести на неё впечатление. Или у неё не всё в порядке с головой? Нет, больные люди в Анапу не ездят. Тем более на поезде. Значит — актриса.
— Да я всё прекрасно понимаю, — вздохнула Лада. Ей вдруг стало совестно, что она стала судить незнакомого человека. — Ты и сейчас-то молодая, а тогда — совсем юная была, почти девочка. То, что ты отказалась от сыночка… Может, ему так и лучше. Не берусь судить, ты уж прости. Но у нас он не умер. Здоровым его выписали.
Лиду бросило в пот. Вот, значит, как это выглядело со стороны. Отказалась от здорового ребёнка! Нет, всё было совсем не так. Просто акушерка видит эту страшную историю со своей колокольни. Она не знает, как было на самом деле…
— Да, я написала отказ, — произнесла молодая женщина. — Но на то были причины.
— О чём и речь, — кивнула Лада. — Знаешь, я троих вырастила, на ноги поставила. Тяжкая это ноша — дети. И материнская доля нелегка. Потом они вырастают и даже в гости приехать не хотят. Я уже не говорю — внуков привезти. С одной стороны — счастье, а с другой — тяжкая доля.
Она хотела сказать ещё что-нибудь про счастье, предназначение, цели — и потеряла нить разговора. Просто она уже устала. Копаться в собственной памяти, судить. Ведь изначально ехала в Анапу отдыхать, вспомнить юность и тряхнуть стариной. Как же, последнее путешествие. Увидеть перед смертью море, погреть старые кости. Потом и перед Богом отвечать будет проще.
— В общем, здоровый он был, — произнесла Лада, чтобы закончить этот разговор. — Понимаю, тяжело тебе было одной, в чужом городе. Но, внучка, всё это уже — дела прошлого. Пусть Бог нас судит.
— Вы просто не знаете, что было дальше… — сказала Лида. В её глазах уже не осталось слёз. — После того, как я родила. И как сильно меня обманули.
— А что было дальше? — спросила Лада. Она начинала терять терпение. — Чего я знать-то не могу, внучка? У меня память — ого-го. Я даже помню, что тебе палату оплатили, отдельную. Наверно, жених или родители. Я тебя могу понять, уж поверь! Просто я подобное не одобрю — никогда.
— Всё было не совсем так. Ночью ко мне пришли… — вздохнула молодая женщина.
— Кто же? — удивилась Лада. — Дежурный врач? Или отец малыша?
Она с трудом сдержалась, чтобы не высказать всё, что думает про подобных матерей. Что они рожают, непонятно для чего. А потом она, Лада, смотрит на брошенного малыша — и плачет. «Всё было не совсем так». Она была готова услышать подобный ответ! Но правда в изложении незнакомки оказалась тяжёлой. И шокирующей. Настолько, что поверить в реальность рассказал было решительно невозможно.
Сколько времени прошло с тех событий, сколько воды утекло! Тогда, в начале июля, Лиде должно было исполниться двадцать лет. Но мальчик родился немного раньше — на пару-тройку недель. Плановые роды ей поставили на пятое июля — как раз близко к её двадцатому юбилею. Вот это был бы подарок! Но оказалось, что планировать подобные события — неблагодарное занятие. Уже в конце мая она попала в больницу с риском преждевременных родов.
— Что ж это вы пришли, как на экскурсию! — возмутилась тогда медсестра, глядя на скромный багаж новой пациентки. — Где ваша кружка? А ложка? А халат? А вещи на выписку?
Лида только вздыхала. Максим обещал ей помогать — но почти исчез с радаров в самом конце весны. Сама она до последнего работала в кафе, бегала по залу на каблуках и носила тяжёлые подносы. До того дня, пока не почувствовала, как живот тянет. Пришла в поликлинику — и сразу попала в больницу. Вернее, в роддом. До этого дня девушка особо не задумывалась, что рожают в специальной больнице.
— Всё будет, — отвечала Лида на претензии медсестры. — Ну, постепенно… Что-то я закажу, что-то родственники привезут.
— Ладно, — сжалилась женщина. — Щётку зубную с мылом взяла — уже хорошо. Полотенце мы тебе выдадим. И кружку с ложкой. Но вещи на выписку — это должно быть, как Отче наш! И подгузники. Знаешь, как подгузники расходятся? И детское питание на докорм, но это уже потом. Мы, между прочим, из бюджета деньги получаем. Лишних нет.
Лида так и не смогла привыкнуть к контрастам Москвы. Дорогущие машины, огромные небоскрёбы, роскошь и гламур. А рядом — роддом, в котором нет ни памперсов, ни лишнего полотенца. Она посмотрела список вещей, которые нужны её будущему малышу, и настроение стало ещё хуже. Боже мой, сколько всего!
Что такое шапочка и пинетки она ещё знала. А царапки? Пришлось искать в интернете, что за такая диковинная вещь. Хорошо хоть, комбинезон не нужен — рожает в разгар лета. Потом она залезла в онлайн-магазин и пришла в лёгкий ужас от цен на конверты. В них что, сразу лежат пачки денег?
— Максим… — шептала Лида в трубку. — Пожалуйста, приезжай. Тут надо столько всего купить. Я без тебя не справлюсь.
— Да, конечно, — отвечал будущий отец. — Сегодня, наверно, не получится, но завтра…
Беда в том, что он не говорил категоричного «нет» на все её предложения. Если бы он сразу сказал, что не возьмёт на себя столь тяжёлую ношу, она бы, возможно, не оставила под сердцем ребёнка. Первые недели её беременности Максим только что на руках не носил. И приходил к ней каждый день, и продукты покупал, и деньги на анализы давал. Но по мере того, как рос живот, его пыл исчезал.
— Завтра купим кольца, — обещал он. — И заявления в ЗАГС подадим. Я уже всё узнал, иногородние тоже могут брак зарегистрировать.
— Это было бы хорошо, — отвечала ему Лида. — Потому что у ребёнка должна быть семья. И отец, и мать…
А будущей матери нужны были таблетки — дорогие. Потому что все медикаменты дорого стоят. Конечно, моральная поддержка в лице будущего мужа ей бы не помешала. У Максима было много шансов — и столько же отговорок. Одно время он заболел. И якобы сидел в своём общежитии, потому что…
— Ну я же не хочу тебя заразить, — говорил он в трубку. — Тебя и нашего будущего ребёнка.
Но на заднем плане девушка явно слышала мужские голоса и звуки стройки. Всё-таки работает. Впрочем, ей так хотелось верить, что Максим не шабашит, а действительно заботится о её здоровье. Первые две недели, проведённые в роддоме, несостоявшийся жених трудился — из последних сил.
— Столько работы! — говорил он. — Очень много. Зато ты выйдешь, уже и коляску куплю, и кроватку… Всё у нас будет.
— Максим, мне скоро рожать! — кричала Лида. — Мне вещи на выписку нужны. Ты если не придёшь, то так и скажи.
— А не нужно на меня кричать, — спокойно отвечал мужчина. — Сказал, что сделаю — значит, всё будет. Всё, целую.
В какой-то момент он просто перестал отвечать на телефон. Такую правду принять было очень тяжело. Максим оказался не таким, как она представляла. И любовь его — всего лишь слова, умноженные на ноль. Ещё она не знала, что роды наступают резко и неожиданно. Её просто отвезли в специальный зал — и вперёд.
В книгах, которые Лида читала, всё было иначе. Этот момент писатели вообще обходили стороной. Может быть, это из-за того, что они — мужчины? Как прошли роды — она помнила смутно. Лицо акушерки, циничную улыбку врача, кровь… Потом её, обессиленную и истощённую, привезли в палату. И даже не положили на грудь младенца.
Дальше пришло забытье — такое приятное, такое лёгкое, будто её уже не было на этой земле. В ту ночь Лида очень хотела пить. Она слабым шёпотом звала на помощь соседей по палате, но никто не отвечал. И ей казалось, что она лежит, совсем одна. Но вот, в какой-то момент дверь открылась. Свет из коридора осветил палату. Лида действительно была тут одна-одинешенька.
— Воды… — прошептала она.
— На, попей, — гостья протянула ей открытую бутылку. Девушка выпила её — в несколько глотков.
Девушка даже не сразу поняла, что пришла врач. Сил не было. Наверно, она должна была осмотреть молодую мамочку, предложить какие-то медикаменты, обезболивающие. Но врач просто стояла и молчала. Это было странно и необычно.
— Мальчик твой плох… — сказала ей Лиза после долгой паузы.
— Плох… — повторила Лида.
— До утра, скорее всего, не дотянет, — продолжала рубить правду-матку врач. — Но ты ведь молодая. Ещё можешь нарожать, и не одного. Здесь дело такое. Ежели мальчик выживет, то он будет совсем сложный. Всю жизнь будешь работать на лекарства. Про личную жизнь можешь забыть сразу. Ни на работу нормальную не устроиться, ни с мужиком познакомиться. Знаешь, как живут матери инвалидов? Бедненько, но недолго.
Лида отвернулась. Слышать такие слова было не просто больно, а жутко. Её малыш, которого она родила в страшных муках, не жилец? А если и выживет, то ей придётся положить свою судьбу на алтарь борьбы за сына. Такая перспектива казалась очень тяжёлой и несправедливой.
— Что же делать? — слабым голосом спросила новоиспечённая мама.
Интересно ваше мнение, а лучшее поощрение - лайк и подписка))
