Выслушав сумбурный рассказ, Лада погрузилась в размышления. Чего только люди не придумают, чтобы оправдать ошибки прошлого! Вот этой, например, кажется, что Лиза её заставила от ребёнка отказаться. Это ещё зачем? У неё же свой сынок был. На работе говорили, что мальчик — непутёвый. Второй ей нужен?
Впрочем, пожилая акушерка видела в повествовании, по крайней мере, зернышко правды. Ведь Лиза и вправду была очень странным врачом. И некоторые её действия и решения выглядели подозрительно. Впрочем, в роддоме, где нет времени для отдыха, заметить подобное было нелегко.
Однажды она требовала от неё переделать документы. Якобы, один ребёнок уже появился на свет неживым. Но ведь Лада, принимавшая роды, слышала плач, чувствовала, как бьётся маленькое сердечко. Она тогда отказалась вносить в бумаги какие-либо изменения. Лиза это сделала сама — и всё сошло с рук.
— Как я могла не поверить врачу? — спросила Лида. — Да она говорила, что жизнь мне спасла! Что я смогу всё сначала начать, завести нормальную семью, детей. Десять лет прошло, а я до сих пор ей верю.
— Ох, внученька, даже и не знаю… — вздохнула старушка. — Я-то на отдых ехала, думала, в последний раз в жизни на море побывать. А ты мне вон какой допрос с пристрастием устраиваешь. Понятия не имею, что там у вас с врачом произошло. Но ребёночек был хорошим. Хоть столько времени и пытался на свет появиться.
— Но… Но та самая доктор утверждала, что мальчик не выживет! — сказала молодая женщина. — Что до утра не дотянет. А коли дотянет, то у меня будут сплошные беды и никакой жизни.
— Слушай, я хоть и старая, но память у меня ясная, — произнесла Лада. — Я не помню, чтобы у твоего сыночка были какие-то проблемы. Видишь ли, если бы ребёночек был сложным, его бы в реанимацию определили. А так — в обычную палату. Я на следующий день туда заходила, плакала. Как так, мама от такого сына отказалась! Он лежал и молочко пил из бутылочки. Всё с ним хорошо, родная.
— Не может быть. Вы... Вы меня обманываете, — прошептала Лида. — Обманываете…
— Я? — удивилась старушка. — Это ещё зачем? Дитя моё, я одной ногой перед Богом стою! И последнее, чего бы мне хотелось — это обманывать незнакомого человека. Тем более за такое, за сына родного!
От переживаний у Лады поднялось давление — боль сильно отдавала в виски. Чтобы немного прийти в себя, она вытащила фляжку с коньяком. В больших количествах — гадость, а в малых — лекарство. Она отхлебнула глоток и почувствовала, как давление в висках ослабевает. Теперь она могла думать дальше.
— Ты уж прости, внучка, — продолжила Лада. — Прости, что тебе всё это рассказала, но я же предупредила. Вот какие были гарантии, что два человека, которые побывали в подобной истории, встретятся в одном купе? Да мы по всем законам жизни вообще не должны были пересечься. Быть может, Лиза тебя обманула. Зачем — одному Богу известно. Но, если что… Никуда я не пойду, никаких показаний давать не буду. Не рассчитывай на меня.
Лида подскочила на ноги и принялась ходить по купе. Это, впрочем, было тяжело: помещение слишком маленькое. Она сделала два шажка в одну сторону, и два — в другую. Она уже не та несмышлёная девочка, что десять лет назад. Теперь она — опытная, состоявшаяся женщина. И она должна, просто обязана придумать какой-то план.
— Надо заставить врача ответить по закону! — вскричала Лида. — Разве можно вот так, разлучать детей с родителями? Да это же преступление. Это бесчеловечно.
— Ответить, говоришь? Она уже отвечает, наша врачиха-то… — вздохнула Лада.
— Где? — обрадовалась молодая женщина. — Её уже упрятали в тюрьму? Она что-то ещё совершила?
— Бери выше, — горько усмехнулась старушка. — Отвечает она Богу, прямо у него на приеме, прости господи.
Хоть она и не любила Лизу, её внезапная смерть стала неожиданностью для всей больницы. Попала под машину по пути с работы! Виновника так и не нашли — для Москвы это не редкость. Сколько лет назад это было? Года четыре, наверно. Да и если бы она была жива, ничего бы не рассказала. Такой уж человек — Лиза. Вся в себе.
— Надежды нет… — прошептала Лида. — Как же я восстановлю справедливость? Как верну своего ребёнка?
Лада промолчала. Всю жизнь проработав с матерями и их детьми, она знала, как государство опекает мальчиков и девочек. По крайней мере, с правовой точки зрения. Если непутёвая мать десять лет не искала своего отпрыска, кто ей его отдаст на одиннадцатый год? К тому же, той матери, которая написала добровольный отказ от своего чада? Лада уже хотела дать тот самый циничный совет — «найди мужика и нарожай ещё». Но вдруг ей в голову пришла идея получше.
— А давай выпьем чайку? — лукаво улыбнулась бабушка. — Я ведь тебя совсем не знаю.
Акушерка подумала, что если Лида произведёт на неё хорошее впечатление, то она обязательно расскажет ей, что делать. Ведь был один вариант — хотя бы убедиться, что с мальчиком после рождения действительно всё было в порядке.
«Всё это не иначе, как провидение», — думала Лида, размешивая в чашке сахар. Каковы были шансы, что она окажется в одном купе с женщиной, принимавшей у неё роды десять лет назад? Тем более что она решила ехать на море незадолго до поездки. Да ещё и эта акушерка… Сказала «а», так говори — «бэ». Но нет, решила вот почаёвничать. В такую-то жару!
— Чай в поезде — как всегда, — сказала Лида, просто чтобы поддержать разговор. — Пить невозможно. Только если за окно вылить.
— Ну да, — согласилась старушка, отпивая глоток. — Крепости не хватает. Хотя, в такую жару это может быть плюсом…
«Зачем я написала отказ? — думала Лида, и на душе у неё становилось тяжело и тошно. — Подумаешь, мальчик — с особенностями. Если, конечно, врач не обманула. Зато сейчас был бы со мной…»
— Знаете, что самое обидное? — спросила Лида. — Вот это ехидное «ещё нарожаешь!», что говорила мне врач. Не врач, а врачиха. Эти слова будто отпечатались где-то на подкорке головного мозга. Нечего, мол, брать на себя обузу. Эх, сынок... Я даже не дала мальчику имя.
— А хотела ли ты ребёночка? — продолжала свой допрос за чашкой чая акушерка.
— Я? — вздрогнула молодая женщина. — Да, хотела. Очень.
— Тогда почему согласилась с Лизой? — удивилась старушка.
— Да потому что я не была готова, — вздохнула Лида. — Это я сейчас понимаю, с высоты своих тридцати лет. Тогда всё словно настроилось против меня. Отец этого мальчика — был, да сплыл. Обещал жениться, но обманул. Я была совсем одна. Ни денег, ни жилья. И когда она мне сказала, что сынок совсем плох, что можно отказаться — это было искушение. Очень сильное.
— А как ты дальше жила? — спросила Лада.
— Дальше я жила хорошо, — ответила молодая женщина. — Я потом выучилась на юриста, работала в одной крупной фирме. Потом — пошла в айти.
— Куда пошла? — с подозрением спросила старушка.
— Ну, информационные технологии, — объяснила Лида. — Интернет, телефоны. Потом через несколько лет вышла замуж. Правда, не очень удачно, но всё же. Вот если бы я сейчас забеременела, то у моего ребёнка было бы всё. В разумных пределах, конечно. А тогда, десять лет назад…
Лада боролась с подозрением, которое поглощало её изнутри. С одной стороны, ей бы хотелось доверять этой женщине, что выглядит так молодо и красиво. С другой стороны, где же она была целых десять лет? Ни разу даже не пыталась узнать, что произошло с сыном. Жив ли он, умер ли… Впрочем, кто она такая, чтобы судить? Всего лишь старая акушерка, которая одной ногой уже стоит в могиле.
И, чтобы отогнать от себя эту мысль, бежит за тысячу километров — на море. Оторваться, как в последний раз. Вернее, в последний. Быть может, эту встречу Бог и организовал, чтобы она могла записать в свой послужной список ещё один добрый поступок. Может, его и не хватает для того, чтобы оказаться в раю.
— Я знаю, кто тебе поможет, — вздохнула пожилая акушерка. — Работала у нас старшая медсестра… Такая тщательная женщина, ну такая внимательная. Бьюсь об заклад, что у неё всё записано.
— Правда? — сказала женщина с надеждой. — Неужели она поможет мне найти мальчика?
— Не знаю, — призналась бабушка. — Но нужно торопиться.
— Почему? — спросила Лида.
— Во-первых, срок хранения документов — как раз десять лет, — объяснила Лада. — Потом их спишут, и баста. А во-вторых, Томашевна на пенсию собралась. Она меня моложе лет на пять, до последнего тянула… Но всё равно — сдаётся. Такие вот дела. Хорошо, что этот противный чаёк закончился. Я уже передумала его пить.
Акушерка вспомнила, что она звонила и Томашевне, звала с собой на море. Старшая медсестра сказала честно, что у неё денег теперь — как у нищего. Что позвонили ей давеча люди, представились сотрудниками честного банка. Заставили писать какие-то заявления, куда-то ходить и совать купюры в терминал.
Обещали, что за участие в какой-то секретной операции её наградят. И обманули — на все её сбережения. Томашевна, конечно, в отчаяние не впала, но всё равно оказалась нищей — на старости лет. Голос у неё был поникшим, да и здоровье пошатнулось. Теперь вот собиралась уйти на пенсию, продать свою квартиру на окраине Москвы — и уехать в деревню. Но все эти перипетии её попутчице-красотке знать совсем не обязательно.
— Спасибо вам, — сказала Лида, вытирая слёзы. — Спасибо, что всё это рассказали. Мне правда стало легче. Я как будто в прошлое вернулась. Как будто увидела всё другими глазами. Быть может, я ещё сумею исправить свою ошибку…
— Дай Бог, — улыбнулась Лада. — Ты, главное, особо надеждами себя не тешь. Десять лет прошло, как-никак. Мальчик все эти годы рос, где-то жил, с кем-то общался. Он, наверно, уже давным-давно в приёмной семье. Я Томашевне позвоню, замолвлю словечко… Но на нас нигде не ссылайся — ни-ни. Никто из нас ни в полицию не пойдёт, ни в суд.
Объявили какую-то из остановок, и Лида бросилась к выходу. Хорошо, что с собой на море она взяла не огромный чемодан, а небольшую сумочку. С такой можно и побегать. Своё имя и телефон она написала на бумажке, оставив случайной знакомой. Лиде казалось, что поезд за три часа неспешной езды отъехал от столицы совсем недалеко.
Но на самом деле, возвращение домой отняло у неё куда больше времени. И море, и солнце, и фрукты теперь отодвинулись куда-то далеко-далеко. А в голове у Лиды была всего одна мысль: узнать, в какую семью отдали её сына. Увидеть его, хотя бы издалека. Убедиться, что с мальчиком всё в порядке. А что дальше? На этот вопрос у неё не было ответа…
Превозмогая страх, отвращение и другие тяжёлые чувства, Лида зашла в главный корпус больницы. Той, самой, где она пережила и предательство, и боль, и утрату ребёнка. За десять лет ничего не изменилось, только свежий на тот момент ремонт успел поистрепаться.
Теперь роддом выглядел некрасиво: стены обветшали, полы затёрлись. Пластиковые двери теперь выглядели дёшево — словно их купили, чтобы сэкономить. Но надежда на скорое восстановление величия была. Прямо во внутреннем дворе больницы стояли бытовки — предвестники грядущего ремонта.
Лада действительно ей позвонила — днём следующего дня. Жаловалась, что от солнца у неё сильно разболелась голова. Цены взлетели, и она с трудом смогла себе позволить ужин в столовой. Что теперь она лежит в номере своего пансионата и с трудом двигает губами — после такого солнца и кормёжки. Но с Томашевной связалась, и словечко замолвила.
— Ты в пятый корпус иди, — напутствовала её бывшая акушерка. — Там справа от входа есть такой кабинетик — неприметный, с фанерной дверью. По отчеству мою знакомую найдёшь. Представься. Она тебе всё и расскажет, это я тебе гарантирую. Никогда она меня не подводила.
С собой Лида взяла коробку дорогих конфет, бутылку шампанского. Что ещё любят старшие медсёстры? Наверно, нужно было подарить ей какой-нибудь вкусный кофе. Молодая женщина вошла в корпус — в маске и одноразовых перчатках. Но здесь, кажется, о мерах предосторожности забыли. Многие посетители кашляли и чихали, даже не думая прикрыть лицо рукой. Какие там маски!
В пятом корпусе, в том самом фанерном кабинетике сидела бабушка — ещё более дряхлая, чем Лада. Кожа на её руках была совсем прозрачная, все сосуды видны. Глаза будто подёрнуты дымкой. Вдобавок, у Томашевны сильно дрожала голова. Она кивнула гостье, приняла дары и показала на стул.
— Десять лет… — сказала бабушка и закашлялась. — Пришлось мне побегать по архиву, пылью подышать… Так себе занятие, я тебе скажу.
— Прошу прощения, — только и произнесла Лида. — Мне очень было нужно.
— Не извиняйся, — махнула рукой старшая медсестра. — У меня последняя неделя работы осталась. Мне уже и так ничего не поручают. Хожу вот, маюсь от безделья. А что пылью дышать — так я это всю жизнь делаю. И ничего. Вот выеду в деревню, заживу…
И Томашевна стала перечислять все плюсы загородной жизни. Поделилась грандиозными планами на посадки и строительство веранды — с туалетом и душевой. Как Почтальон Печкин — на пенсии только жить начинает. Потом она вдруг начала кашлять, и делала это так долго и сильно, что гостья испугалась.
— Может, воды? — спросила Лида. — Или врача позвать?
Бабушка только помахала руками. Некоторое время она собиралась с силами и делала что-то вроде дыхательных упражнений. Кровеносные сосуды под прозрачной кожей стали такими яркими, что это выглядело страшно. Но через некоторое время бабушка вернулась в норму, если это уместно говорить о подобном.
— Я тебе так скажу… — прохрипела старушка через пару минут. — Я сразу Ладке не поверила, она с больного твою историю рассказала. Но Лиза себе документы забрала… Я сразу этот день вспомнить не смогла, десять лет всё-таки прошло! Я же не Лада, у неё память, что твой компьютер. А потом — вспомнила. Так и есть, Лиза унесла твою карточку, и мне об этом заявила тогда, давным-давно. Мол, я должна выдать бумаги. Я и выдала.
Настроение у Лиды тут же поникло. Документы забрала врач — та самая, что убедила её написать отказ от ребёнка. И умерла. Всё, концы в воду! Теперь она никогда не узнает, где находится её малыш, жив ли он. Что же остаётся? Может, обратиться в полицию? Рассказать эту историю в социальных сетях.
— Какой кошмар, — сказала Лида и заплакала. Кажется, её мальчик ускользал из рук второй раз. Вдобавок, бабушка опять начала кашлять. Она всё пыталась ей что-то сказать, но спазмы душили горло. Старушка выпила воды, сделала несколько глубоких вдохов, но ей всё равно удалось взять себя в руки только через несколько минут.
— Документы она тогда приказала ей принести в кабинет, — продолжила Томашевна. — Мол, на хранение, или для статьи какой-то, уже и не вспомню. Так мне обратно эту карточку и не вернула. А я напоминала. Но она ведь ни за что не отвечает! По журналу ведь карточка всё равно оставалась за мной. А я, знаешь ли, не хотела у следователя оказаться и краснеть. Поэтому, прежде чем отдать, копии сделала. Как в воду глядела! Они и лежали в архиве. Нашла с трудом — сама ведь припрятала.
Настрой Лиды тут же развернулся — на сто восемьдесят градусов. Слёзы высохли, сами собой, а на лице появилась улыбка. Глядя на неё, старушка тоже приободрилась. Она совсем перестала кашлять и даже улыбнулась.
— И всё же, десять лет прошло. Как раз срок хранения. Могли бы, конечно, и уничтожить, кабы я не забрала… — произнесла старшая медсестра. — Ну и давать я тебе их, разумеется, права не имею…
— Почему? — спросила молодая женщина пересохшим голосом. — Это ведь… Это ведь моя карточка.
— Твоя, да тут отказ, — объяснила бабушка. — Такие вот законы у нас. Такую книжку может запросить или следователь, или суд. Ты же понимаешь, что подобные истины у меня отскакивают от зубов, как Отче наш.
В голове Лиды опять появились грустные мысли. Судьба давала ей шанс разобраться в самом страшном происшествии, которое только с ней случилось. А теперь что, придётся уговаривать эту старушку? Объяснять ей, почему это так важно? Или идти в полицию, писать заявление — со смутной надеждой, что там разберутся? Это уже было выше сил Лиды.
— Мне это очень надо, — сказала она.
— Права отдавать, конечно, не имею, — продолжила бабушка. — Но ведь это — копии, а не оригиналы. Да и что делать, один раз живём. У некоторых время, Богом отведённое, заканчивается. Тем более, Ладочка за тебя так просила, так просила.
— Я буду очень благодарна, — произнесла Лида. — Я заплачу.
— Не нужны мне твои деньги, — вздохнула старшая медсестра. Она вспомнила, как совсем недавно бессовестные мошенники оставили её без копейки. — Давай так договоримся… Если сыночка своего отыщешь, если поговорить с ним сможешь, купи ему что-нибудь, от меня. А мне ни копеечки твоей не надо, слышишь?
По дороге домой Лиде так и хотелось посмотреть документы и понять, что же произошло десять лет назад на самом деле. Но она боялась, что лишится чувств, кто-нибудь обнаружит карточку, и проблемы будут у медсестры. С трудом дотерпев до дома, она открыла заветный документ.
Так и есть, мальчик родился здоровым. Никаких патологий у него не выявлено. Здесь же — её заявление, написанное дрожащей после родов рукой, об отказе от ребёнка. И — всё. Внимательно изучив карточку, Лида поняла, что опять забрела в тупик. В конце стояла отметка о том, что мальчика усыновили. Причём совсем скоро после родов — буквально через несколько месяцев.
Дали ему новое имя, изменили отчество и дату рождения. Добросовестная медсестра скрупулёзно всё это приклеила к картону. В отчаянии молодая женщина потрясла карточку, и из неё выпал листик, сложенный в четыре раза. Документ, который полностью менял ситуацию — и значительно сокращал поле для будущих поисков.
Интересно ваше мнение, а лучшее поощрение - лайк и подписка))
