«Когда Федя и Любаша остались одни, она, прижавшись к его крепкой груди, спросила:
— Федь, а ты мене любишь хочь маненько?
— Шибко люблю, Любушка. А ты мене?
— И я тебе, давно ужо!
— Любовь твоя чистая, верная, а больша всево мене любо, што ня только мене ты любишь, а и робяток моих.
— Больша, чем тебе, Федя, я люблю пацанят… наших. Ня забижаешьси на мене? — беспокойно спросила Любаша.
— Радуюсь на тебе! — блаженно ответил Федор и снова увлек Любашу в любовь».
Часть 26. Окончание
— Пелагеюшка, как жа это? Как жа? Иде жа ножка твоя?
— Любушка, да я уже за это и не думаю давно. Привыкла. Нет и нет, — Пелагея помолчала немного. — На войне я была… санитаркой… а потом при хирурге одном медсестрой недолго… пока победа пришла.
Любава смотрела на сестру во все глаза. Она прижимала ее руку к лицу, целовала.
— Никада я ня думала, што повстречаю я ково-то из своих. Прявыкла, што только батька у мене есть… Силантий… ты прости мене. Он мене батька. Не кузнец.
— Да что ты извиняешься! Это хорошо, что тебя Силантию-то отдали. Ничего хорошего у нас после смерти нашей матушки и не было.
— Пелагеюшка, — несмело начала Люба. — А хто ишшо есть у нас? Скольки нас?
— Было нас восемь, а осталось пятеро с тобой вместе.
— Ой, лихо! — Люба горестно покачала головой. — А чавой? Погибля, аль зашибло ково? Аль хворые?
— Два брата погибли на фронте, а сестра Дуняша, младше меня на три года, здесь, в наших краях сгинула. Ушла за ягодой в сорок третьем, и все, больше никто ее не видел. Это уже до меня слухи дошли, мы ведь не вместе. Каждый сам за себя.
— Ой, худо, худо! — промолвила Люба. — Как жа енто? Низя так, низя. Пелагеюшка, слово дай, што видетьси мы с тобой будям!
— Любаша, обязательно! Обещаюсь.
— А батька наш как жа? Один аль с кем чичас?
— Не знаю, Любушка. Не хочет он со мной! Может, с Зинкой или с Сонькой и дружит. Со мной — нет. Я много раз пыталась. Вот и с фронта, когда пришла, тоже к нему ездила, да только все пустое. Смотрит на меня, как будто первый раз увидел. Помутилось у него что-то после смерти матушки.
— Можат, как поднимусси, дойдем до ево? — несмело предложила Люба. — И до усех сестер и до брательника?
Ничего не ответила Пелагея, поднялась:
— Укол надо делать и ложиться. Завтра Демьян рано приедет.
— Ох, — вскрикнула Любаша, — тольки появиласи у мене сестра, и ужо снова нет яе! Как жа енто? Наговоритьси ба? А?
— Ты давай выздоравливай до конца, и приезжайте к нам с Федором, с ребятишками, на седьмое ноября. Подвода-то найдется?
Любаша кивнула. Найдем, мол, раз такое дело.
— И ты, тетка Фрося, будь добра, тоже до нас приезжай, — повернулась Пелагея к Фросе и поклонилась.
Та засияла, услышав, что и ее зовут погостить.
— Валентина рада будет, и Настенька у меня хорошая девка, — добавила Пелагея.
— Ладно, ладно, вот и хорошо, — зачастила Фрося. — Ишть пущай выздоровела ба, да с робятами усе ладно ба.
— Все хорошо у нас теперь будет, тетка. Давайте-ка укладываться.
— А Настенька да Валентина — хто жа будуть тебе? — не унималась Любаша.
— Настенька — сирота, я ее из госпиталя, где победу встретили, привела с собой. Никого у нее нет. Не было… Отец без вести пропал, а мать погибла в партизанском отряде. А потом отец нашелся. Ой, долго это. Потом расскажу как-нибудь. Валя — свекровь моя. Я ее так называю. Матери давно у меня нет, вот и не могу. У тебя-то мамка была! — вроде как с завистью проговорила Пелагея.
Рано утром все провожали ее в дорогу. Фрося болтала без умолку:
— Сала тебе положила самова лучшава, с огорода всево собрала…
— Ну зачем, тетка Фрося? Ну что же, у нас огорода, штоль, нет? Все есть у нас. У меня, знаешь, Наська какая резвая! Да и Валя возится полный день.
Но Фрося не унималась:
— Гусь там тебе, рыба, хлеба два каравая, сахару вчерась председатель дал, таки я тебе половину сыпанула, и соли ишшо. Ох, родня жа ты нама!
Фрося несмело шагнула к фельдшеру, та открыла ей свои объятия. Бабка крепко обняла женщину и зачастила на ухо:
— Ты ужо возьми усе! Ня забижай мене, я к тебе так прикяпела! Любушка племянница мене, так и ты, стало быть.
Пелагея ласково похлопала Фросю по спине:
— Вот за хлеб и сахар — спасибо тебе тетка Фрося. Плохо у нас с мукой. А сахара что-то давно в сельпо не привозили. И за добрые слова твои спасибо. И от тетушки такой как ты не откажусь!
— Вот и ладно! Вот и ладно! — Фрося перекрестила Пелагею. Та лишь улыбнулась, снова показав всем, какая она добрая и красивая. Но улыбка почти моментально слетела с ее лица, сменившись грустью. Пелагея посмотрела на Любашку.
— Ну пойдем, пойдем, бабка Фрося.
Федор деликатно отвел бабку в сторону. Демьян тоже отошел. Сестер оставили одних.
— Ну давай, Любашка, не поминай лихом, ежели чего не так было.
— Што ты, што ты! — замахала руками Люба. — Усе ладно было. Благодарствую тебе, сестрица.
— Ты долечись обязательно, я уж Фросе наказывала. Не скачи больно-то. А то знаю я тебя!
— Да откель ты мене знашь? Не знашь ты мене совсем, — Люба вздохнула.
— Ну усе, бабы, — Демьян осторожно намекнул, надо двигать, мол.
Федя помог Пелагее усесться на телегу, и тронулись.
Люба долго махала сестре, не желая уходить в избу. И лишь, когда телега превратилась в букашку, глубоко вздохнула, счастливо рассмеялась и пошла в свой двор.
НАВИГАЦИЯ ПО КАНАЛУ
Через неделю Люба окончательно выздоровела, а через десять дней уже снова была полноправной хозяйкой в избе, но в хату к Феде пока ни разу не ходила.
И вот как-то вечером бабка Фрося шепнула Федору:
— Любка окрепла ужо. Ты, Федя, давай… ну, енто…
Федор покраснел до кончика носа.
— Ну ежеля ба у вас усе было, то ужо ба тожа было. Понял ты мене?
Федор кивнул. Понял, мол.
— Я севодни уйду с робятами к тебе у хату. Вы тута самя, понял мене?
Федор снова смущено кивнул.
Вечером после ужина бабка Фрося громогласно стала собирать ребят:
— Ванюша, давай-ка санок, пораньша надоть. Завтре морковь дергать будям.
Ваня, красивый, ладный мальчишка, почти парень тринадцати лет, согласно вскочил и стал подгонять ребят:
— Давайтя у хату.
Когда Федя и Любаша остались одни, она, прижавшись к его крепкой груди, спросила:
— Федь, а ты мене любишь хочь маненько?
— Шибко люблю, Любушка. А ты мене?
— И я тебе, давно ужо!
— Любовь твоя чистая, верная, а больша всево мене любо, што ня только мене ты любишь, а и робяток моих.
— Больша, чем тебе, Федя, я люблю пацанят… наших. Ня забижаешьси на мене? — беспокойно спросила Любаша.
— Радуюсь на тебе! — блаженно ответил Федор и снова увлек Любашу в любовь.
Так и потекла новая жизнь в большой дружной семье.
Федор работал в артели, Любаша с Фросей стряпали и занимались детьми. Ребята помогали на огороде, таскали воду и нянчились с малышами.
На ноябрьские праздники, как и договаривались с Пелагеей, отправились все вместе в Высокое.
Пелагея как раз сидела во дворе и подставляла лицо ласковым осенним солнечным лучикам. Услышав звук подъезжающей телеги, она встрепенулась, приложила руку козырьком ко лбу и радостно рассмеялась, крикнула:
— Настя, Валя, гости к нам!
— Хтой-то? — Валя вышла, вытирая руки об фартук.
— Лебедушка моя родненькая едет, а с ней все ее детки, муж и подружка тебе — тетка Фрося.
— А мне подружка будет? — весело спросила Настя.
— Дружочек тебе есть, Ванькой кличут!
Федор помог Любаше сойти с телеги.
— Здравия вам! — поклонилась Любаша. — Сестра моя старшая любимая Пелагея, Валентина, Настасья.
Она тут же кинулась обниматься к Пелагее.
Тут и все принялись отвешивать друг другу поклоны и здороваться.
— А я-та, я-та как будта знала! Вчерась тесто поставила!
— Таки давай я тебе подсоблю! — предложила Фрося.
Ребятишки сначала настороженно отнеслись к Насте, но спустя время они уже весело смеялись.
— А ты почему ня по-нашаму балакаешь? — вдруг спросил Ваня. — Мамка твоя, с ей усе ясно! Ученая она! А ты?
— Я же нездешняя!
— Как енто? — не понял Ваня.
— А вот так! — рассмеялась Настя. — Потом тебе расскажу. Айда на озеро.
И Настя увлекла ребят за собой, а они, словно завороженные, побежали за красивой белокурой девчонкой.
— Как ты себя чувствуешь? — беспокойно спросила Пелагея у Любаши.
— Чижолая я снова! — светясь от счастья, проговорила Любаша.
— Любушка ты моя! — обняла ее Пелагея. — Когда рожать?
Сестра беспокойно посмотрела на Любаву.
— На майские.
— Ко мне в начале апреля приедешь. Поняла? Федя знает?
— Севодни сказала яму.
— А он?
— Ой, ужо целовал мене усю. И робята радые, просють девку.
Пелагея счастливо рассмеялась.
— Заказ, значит, поступил?
Любаша кивнула и тоже засмеялась.
———
К майским праздникам Любаша исполнила заказ сыновей и мужа и разрешилась хорошей здоровенькой девочкой, которую назвали Анной.
А ровно через год девятого мая она родила еще одну девочку, Прасковью.
Семья Федора и Любаши наконец обрела свое многотрудное, долгожданное счастье.
__________
Вот и подошла к концу еще одна история любви!
Не выразить словами, как я благодарна вам, мои читатели, за добрые, теплые слова в мой адрес, за ваше внимание, такт, огромную поддержку, так необходимую мне. Ваши добрые комменты вдохновляли меня творить. Облик нашего канала строится благодаря вам и вашим комментам. Я очень рада, что у нас царит мир, доброта, взаимопонимание и покой.
Еще ни одно произведение на моем канале не пользовалось таким огромным успехом, а от того мне радостно, но и немного грустно. Ведь это не совсем мой стиль. Каждый рассказ писать также я скорее всего не смогу. Но следующий точно будет очень похож! Потому что будет он про Пелагею, сестру Любушки. Первую главу я планирую опубликовать в понедельник. А пока я предложу вам почитать мои короткие рассказы. Очень надеюсь, что вы будете со мной, и за пять дней мой канал не уберут из рекомендованных в связи с низкой активностью!
Как всегда я хотела перечислить самых активных читателей, но в этот раз это невозможно сделать. Вы все были очень активные, у меня появилось много новых друзей!
Спасибо вам всем огромное!
Здесь про говор все объяснения ⬇️⬇️⬇️
Всех люблю и обнимаю!
Татьяна Алимова
Все части повести здесь ⬇️⬇️⬇️
А здесь повесть про Пелагею, сестру Любаши ⬇️⬇️⬇️