— Знаешь, что страшнее ничего? Все, что угодно!
Барт Симпсон.
Прошло уже десять лет с момента выхода фильма «Бабадук». Рейтинг его потихоньку ползет вниз, новых зрителей он вряд ли обретет...
Так зачем же ворошить это старье, а уж тем более называть фильм лучшим хоррором десятилетия?
Я долго думал, какой же фильм лучше — «Бабадук» или «Реинкарнация». Но поскольку от «Реинкарнации» полноценный кайф можно получить, погрузившись в каббалистическое учение, решил все же выбрать более универсальное и понятное кино.
Начнем, пожалуй, с того, почему я люблю хорроры. В современном мире самый главный хоррор — это новости, поэтому милыми упырями и вурдалаками напугать кого-то на полном серьезе невозможно. А вот отвлечься от треволнений, пощекотать нервы — это да. Плюс бывают интересные сюжеты, нестандартные ходы — это тоже приятный бонус.
Но самый главный плюс от фильмов ужасов лично для меня — исследование человеческой психики. В лучших образцах жанра она под вопли и визги прекрасно препарируется. Помню, как в полнейшем ступоре я досматривал классическую «Ночь живых мертвецов» Ромеро по не менее прекрасной повести. Вот это ощущение неправильности, какого-то внутреннего излома — это ценю в жанре. Нечасто встречается, откровенно говоря — но если встречается — то полный кайф. «Лестница Якова», «Мгла» Дэрабонта, «Ведьма из Блэр».
Но время шло, акцент с философии постепенно уходил на бытовые вещи. И со временем в массовом кино закрепилось две традиции, по которым разбирается практически любой фильм. Специально не беру авторское кино — там все, конечно, сложнее и разнообразнее. Но я ведь обыватель — поэтому пишу с обывательской точки зрения.
Первая традиция — имени Стивена «Наше все» Кинга. Я эту традицию для себя называю «бытовой ад», но названий тут много — и ни одно в полной мере не объясняет методу. Кинг начинал как реальный деконструктор католицизма, все его ранние вещи пропитаны желанием показать, насколько под маской благообразного католического мирка все плохо. Работал он и со смежными жанрами, но мотив был один — сначала длинная, подробная экспозиция, где ты знакомился с героями, с их бытом, привычками и т. д. А потом недрогнувшей рукой все это смывалось в унитаз и начинался экшон. Да, Кинг пытался найти баланс, в «Оно» он был близок к идеалу. А потом — всякие вещества, допинг — и мы получили уже совсем отвязные вещи типа «Стрелка» или «Бессонницы». Да и «Темная Башня» до «Волков Кальи» проникнута таким духом мрачного трипа по мотивам вестернов.
Вторая традиция — это саспенс. По, Амброз Бирс, Лавкрафт, Хичкок. Виды саспенса, нагнетания и ожидания катастрофы, могут быть разными, но суть одна — дается ткань реальности, сквозь которую прорываются то древние боги, то неземное безумие, то просто что-то пойдет не так. Читатель тут бессилен — перед ним разворачивают картину, превосходящую его понимание — а он лишь пытается забиться в угол и взять небольшой тайм — аут. Уж очень страшно там все — в глубинах космоса и сознания.
Чем прекрасен «Бабадук» — так это тем, что режиссер фильма, матерая и злая феминистка Дженнифер Кент, удачно работает на обоих полях, умудряется сделать авторское кино внутри абсолютно масскультной конструкции. Да еще и держит по фиге в каждом кармане — для мужиков и критиков.
Почему я называю Дженнифер злой феминисткой? Она не будет щадить ничьих чувств. Зрителей — а особенно мужчин — тем более. Фига там для них припасена увесистая. Но поскольку все смотрят сюжет — до фиги не доходят. Чем Дженнифер, наверняка, как хороший мастер, наслаждается.
Ее следующий фильм — этакая жесткая фем-вариация «Мертвеца» Джармуша — вообще способен плотно залезть вам под кожу. Там уже чисто авторское кино. И там никто фиги не прячет. Но от этого кино хуже не становится.
Тем страннее было наблюдать ее фильм в антологии Гильермо дель Торо «Кабинет редкостей». Он называется «Мурмурация» — и это одна из самых пронзительных историй любви, которую я видел в жанре. Искренне, трогательно, местами — до слез. Дженнифер, похоже, начала немного отходить.
Но в «Бабадуке» она та самая — злая и беспощадная деконструкторша квелого, на ее взгляд, патриархата.
Стартует картина с интересно сделанной сцены, когда героиня в полусне прокручивает эпизод разлома своей личности — аварию, в которой погиб ее муж. Героиня — ее зовут Амелия — кружит, летает — а потом падает сверху на кровать. Вроде бы мелочь, просто изящная красивость. Но это — камертон. Он настраивает зрителя на то, что дальше не будет ничего простого и понятного.
Но спрятано все будет под банальный сюжет про мать-одиночку.
Муж Амелии — Оскар — гибнет в тот момент, когда везет жену в больницу на роды. И в душе женщины происходит простой, но страшный разлом — она теряет любимого человека — но не может найти в себе силы полюбить другого мужчину. Пусть даже это ни в чем не повинный ребенок. И вот на этой, казалось бы, банальной истории вырастает по-настоящему жуткое и выжигающее зону комфорта кино.
Амелия читает своему ребенку сказки про то, как волк лезет из трубы и попадает в котел. Ребенок — его зовут Сэм — возбуждается от такого, хочет защитить мать и орет — Я этому волку голову в жопу вколочу — фразовый глагол smash in, утерянный при переводе, ясно дает понять — ребенок настроен решительно. Он мастерит катапульты и арбалеты и всячески дискредитирует так любимый мужиками дискурс о защите женщины. Да-да, тут много таких фиг, скрытых под причудами непослушного ребенка.
Ночью у Сэма приступы бруксизма, он спит с мамой и пытается ее обнять. Но мать уже на грани нервного срыва — поэтому уползает на другую сторону кровати. Вот вам, мужики, мамкина безусловная любовь, кушайте — не обляпайтесь.
Амелия работает сиделкой в доме престарелых, что как бы тоже драйва в жизнь не добавляет. Старые пердуны, глухие и бесполезные, лишь дополняют безысходность юдоли женщины. А шутка ее напарника Робби про то, что наконец-то он видит женщину там, где ее место — на кухне — вообще способна открыть новые горизонты белого каления.
Сына пытаются поставить под надзор тьютора — первый шаг к определению умственной отсталости. Он ведь арбалет свой и в школу таскает, да. Компетентные школьные чины полоскают мать, при этом называя ее ребенка «мальчик». Но ведь она в свободной стране живет — поэтому, не разбираясь в ситуации рубит «Не зовите его мальчик, зовите Сэмюель».
И вот такого в фильме очень много. Поведение женщины ритуализировано, а права ей даны в качестве насмешки и подачки — все равно на протяжении всего фильма самое лучшее, что она получит — кривые усмешки и косые взгляды.
А потом появляется книжка «Бабадук». Ну то есть начало чисто Кинговское — обыденная жизнь, куча проблем. И вот теперь — книжка.
Книжка даже на вид — страшная. На кой черт читать ее ребенку — не совсем понятно. И даже после начала Амелия вроде как начинает раздупляться, что чтиво явно не для школоты — но уступает ребенку — а через пару минут получает перепуганного в сопли сынишку. Почему нельзя было настоять на своем — вопрос открытый. Ну то есть с одной стороны — быть хорошей для окружающих, с другой — быть хорошей для ребенка. А в итоге ты не можешь ни одной стороне дать что-то адекватное.
Конечно, когда не дают толком даже помастурбировать и поспать — это печально. Но мы ведь прекрасно понимаем — это все механизм вытеснения, которые не дает Амелии погрузиться в ее реальную жизнь. Страдая по умершему мужу, молясь на его фотографии, скрипки и прочий трэш — она по факту не выполняет простейшей материнской функции — дарить безусловную любовь.
На мальчика Бабадук производит неизгладимое впечатление. Он и так тревожный, а теперь добавляется еще и фактор двойной мотивировки. Сцена, где Амелия вылавливает стекло из своей миски с едой, а ребенок утверждает, что это все монстр — ну такое себе. Как понять — кто тут сходит с ума — мать, ребонок? Или сам Бабадук накрошил?
А шикарнейшая сцена на дне рождения сестры Сэма. На одном полюсе — клуб успешных мамаш, которые опекают «неблагополучных» товарок. Вроде бы похоже на торжество феминизма? Но для режиссера это тоже карикатура — потому что заражено проклятым маскулинным доминированием. И яростная реакция несчастной Амелии это доказывает.
А на другом полюсе — милая девочка, которая сообщает брату о том, что его папа умер, чтобы не жить с ним. Такая милая детская токсичность, которая ломает психику похлеще батиного ремня.
Это ведь очень похоже на типовой хоррор? Ведь всем, дочитавшим до этого момента, страшно интересно — алло, автор, а где ужасы-то? Вот это похоже на дешевую психодраму, но ведь ужасы-то тут есть?
А ведь это второй элемент — саспенс. Нарастание ужаса сделано очень грамотно — и сначала и впрямь фильм на хоррор не очень похож. Ну планы мрачные, которые бы честь и «Скинамаринку» бы сделали. Ну, скребется там, пердит и скрипит что-то... Но ведь хоррор — не про это.
Гениальность фильма — в том, что взято повествование а-ля Стивен Кинг, грамотно расставлены все тревожные маячки нагнетания напряжения — а внутри — авторское прочтение и авторское кино.
Героиня рвет книгу, а потом находит ее, аккуратно склеенную. Ну вроде ничего страшного. А вот потом — сцена в полиции, когда Амелия пытается рассказать, что ее преследует кто-то — но книга на момент визита повторно уничтожена — сожжена. И это чувство загнанности, бессилия — оно ведь работает как хоррор-элемент. Излом, о котором я говорил вначале. И куртка полицейского за его спиной вдруг похожа на Бабадука — мастерский штрих.
Стук в дверь, звонки по телефону и страшный голос. Банальные приемы — но они бьют именно в те моменты, когда нам кажется, что беда миновала. Трещина с тараканами, которая оказывается галлюцинацией — ведь у этого тоже есть и мистическая, и бытовая подоплека.
И многие не обращают внимания — посмотрите на руки Амелии после сожжения книги. Они ведь — черные. А иллюстрации в книге нарисованы углем. И они новые, не те, что в первой версии. А еще — короткая деталь, что Амелия была писателем.
Внутри повествования — жуткий и кошмарный замес, где грань безумия размыта. Формальная забота и ненависть к ребенку, неудовлетворенные амбиции и страстная любовь к мертвецу, презрение сестры и чувство собственного превосходства — все это замешалось в причудливом коктейле, который оказался весьма взрывоопасным.
Убийство собаки, безумная беготня, раздвоение личности — вы все это уже видели — и не раз. Но вот то, на каком нерве это сделано, как фильм исподволь заставляет вас почувствовать ущербность любой модели поведения, особенно родительской — такого вы точно не видели. Я уже раз восьмой пересматриваю фильм — и у меня каждый раз от сцены пробега Амелии в образе Бабадука мурашки по коже.
А когда она видит себя в окне дома убитой семьи — это, конечно, сильно.
Этот хоррор прекрасен тем, что он делает больно по-другому. Он не пытается пугать скримаками или жуткими мордами. Он говорит о том, что весь ужас человеческого бытия — вот он — в десятке бессонных ночей от тебя, в долгой сексуальной фрустрации, в подавленной боли.
Не прячься, дружок. Это все здесь, рядом. Всегда.
Даниил Смирнов для сайта Alterlit.ru
