161,2K подписчиков

Цветёт акация

2,1K прочитали
Рассказ / Илл.: Художник Пётр Вильямс
Рассказ / Илл.: Художник Пётр Вильямс

Был День Святой Троицы, ранней в этом году.

Утром Лилия ходила на праздничную литургию, а из храма отправилась помянуть мужа, и показалось ей, что вместе со Святым Духом в этот день сошёл с небес и её Сергей. Побывала на могилке одна – родных в городе N не имелось, а дочери не смогли приехать: младшая сдаёт экзамены в университете, а старшая живёт за границей – не очень-то выберешься. А она так ждала их, особенно младшую. Но не обиделась, потому что обе предупредили. Ну а раз уж так получилось, даже обрадовалось – захотела поговорить с Сергеем наедине, посоветоваться, чтобы знать, как дальше жить. Ведь невозможно бесконечно угасать в одиночестве – год минул, пришла пора определяться. А то, если по-прежнему томиться одной, можно с ума сойти! Да, Лилия хотела и была готова многое услышать, и, положив к надгробию букет акаций, спросила, как у живого, дрожа от волнения: «Как же мне теперь быть, Серёженька?!» – спросила, зная, что вопрос этот задала сама себе, поэтому и ответ на него должна найти сама.

Устав за долгий день, она возвращалась домой разбитая душой и телом. Поэтому и настроения никакого. Ещё более оно портилось оттого, что знала: где-то рядом ходит Игорь, весь последний год не оставлявший надежды сойтись с ней. «Не он ли из-за гаражей выглядывает?!» – подумала Лилия, но, подойдя поближе, пригляделась и поняла, что обозналась, приняв за него парнишку, прятавшегося от сверстников.

Игоря она давно знала, даже работали в одном отделе, дружили семьями. Всегда он поглядывал по-особенному и, чего греха таить, нравился, потому что не мог не нравиться: высокий, чернобровый. Он так умел прожечь взглядом, что сердце сразу начинало трепетать и долго не успокаивалось. Особенно старательно оказывал внимание после своего развода. Когда же не стало Сергея, на второй день после его похорон притащился с предложением. Она тогда была в разобранном состоянии, не понимала, как жить, но и обижать грубым словом не хотела. «Вот пройдёт год, тогда и приходи!» – только и успела шепнуть, чтобы отвязался, боясь, что услышат приехавшие на похороны родственники. А более всего пугалась самого Сергея. Вдруг он каким-то невероятным образом узнает, что она, безумная, болтает. А она могла и не то сказануть, ничего не соображая от горя.

Говорят, время лечит, но Лилия по-прежнему не могла побороть всё усиливающееся страдание, особенно когда вспоминался Сергей. Не мог не вспоминаться, если знала его почти с того дня, когда только-только приехала сюда. Это теперь город энергетиков зазеленел, укрылся деревьями, хотя старожилы – в основном, приезжие, начинавшие с вагончиков, – помнили, как здесь когда-то было пустынно и неуютно. Румянцевы переселилась немного позже, когда проложили проспект и несколько улиц. Приехали они из южного приморского города, начали работать на электростанции. С ними прибыла кареглазая дочь-старшеклассница, у которой даже имя было южное – Лилия, или просто Лиля. Она так не хотела уезжать от моря, так любила оставленную бабушку, что привезла в пластмассовой коробке саженец белой акации – любимого бабушкиного дерева.

Переехали Румянцевы в конце марта, и саженец успел на юге налиться почками, но на новом месте весна по-настоящему не начиналась. Пришлось три недели держать его в вагончике, и только после этого пересадить в грунт. А как пересадили – заморозки напугали. Чтобы спасти деревце, Лиля придумала для него защиту из рукава старого пальто, чуть ли не своим теплом согревала нежное создание. В ту пору и приметил младшую Румянцеву весёлый светловолосый шофёр, похожий на подростка, частенько проезжавший мимо. Но однажды остановился и поинтересовался Лилиным деревом, обещал привезти чернозёма. Обещание сдержал. Они подкормили саженец, но всё равно он трудно приживался, долго болел в новом климате. Лишь к концу лета окреп, начал обрастать ветвями, распушился. На следующий год его и вовсе было не узнать. Так в N появилась белая акация, воспетая в заветном романсе Лилиной бабушки, начинавшемся словами: «Целую ночь соловей нам насвистывал…»

К тому времени Румянцевы переселись в отдельную квартиру в новом доме, а повзрослевшая смуглянка Лилия начала встречаться с Серёжей Звонарёвым – тем самым синеглазым шофёром-пермяком, завербовавшимся после армии на строительство электростанции и жившим в общежитии. Их дружба – чистая и светлая – незаметно перетекла в любовь, и они лелеяли её, как свою акацию. Они и поцеловались по-настоящему под ней лишь в ту пору, когда она впервые зацвела кипенно-белыми цветами, заставлявшими своим сладким ароматом бесконечно смотреть друг на друга влюблёнными глазами.

В конце лета Лилия уехала учиться в институте, хотя мечтала сразу после школы выйти замуж за Сергея; но родители запретили, а она не могла ослушаться. Тогда и сказала ему, чтобы он присмотрел какую-нибудь девчонку и женился, не ждал. Он же, настырничая, обещал терпеть все пять лет, пока она будет учиться; и ей его настырность очень понравилась. Правда, она не очень-то верила, что дождётся. А Сергей, чтобы не скучать и «не отстать в развитии», как говорили её родители-инженеры, через год тоже поступил в тот же институт, только на заочное отделение. Его упрямство оценили. Когда дочь отучилась, родители не осмелились сказать что-то против её свадьбы с Сергеем, прописали его у себя и стали они жить все вместе. Вскоре у молодых родилась дочка, потом вторая.

В те же годы рядом с акацией начали появляться корневые отпрыски; Лиля и Сергей выкапывали их каждую осень и рассаживали вдоль улиц. А весной засевали скверы семенами, похожими на крупную чечевицу. Вот только проклюнувшиеся растеньица съедала мошкара, и они приспособились выращивать саженцы в пластиковых стаканчиках. И, только когда они вырастали на полторы-две четверти, высаживали в грунт. Звонарёвы одновременно растили и детей, и акации. Через несколько лет деревца с длинными косицами ажурных листьев цвели по всему городу. В пору их цветения жители необыкновенно менялись: молодые были не в силах противостоять дурманящему любовному аромату и ходили с блестевшими глазами, беспричинно смеялись, улыбались друг другу, не понимая причины неожиданного веселья; те, кто постарше, тоже волновались вроде бы беспричинно, вспоминая молодость, с которой, казалось, и не расставались никогда.

Румянцевы и Звонарёвы жили по-прежнему в двухкомнатной квартире, хотя родители Лили записались в очередь на расширение жилья. Надеялись получить квартиру для молодых в новом микрорайоне, где снесли последние вагончики, но квартира им не досталась. Правда, обещали, что при сдаче следующего дома они будут в числе первых очередников. Они так и оставались в том списке много лет, пока жизнь в стране торопливо и беспощадно менялась. Дочки подрастали, и всем стало тесно. Тогда старшие Румянцевы дождались выхода на пенсию и вернулись в свой приморский город, к ещё живой тогда Лилиной бабушке, чтобы не стеснять дочь с зятем и подросших внучек.

Девять лет прошло с тех пор. Звонарёвы всей семьёй ежегодно ездили к Лилиным родителям в отпуск, отдыхали у моря. Прошлым летом, когда Сергей сгорел от беспощадной болезни, Лиля навестила их одна, потому что дочери разлетелись кто куда. Поэтому всё последнее время она страдала от одиночества в той самой квартире, в которой когда-то мучились от тесноты. Теперь вся надежда была на младшую дочь, обещавшую вернуться после университета в родной для неё город, потому что старшая отрезанный ломоть: уехала с мужем в Португалию, а когда навестит – неизвестно.

Невесёлые мысли преследовали Лилию, когда она брела мимо вереницы гаражей. Никого не хотелось видеть, ни с кем не хотелось говорить. Светило жаркое и яркое солнце, но её сковал холод, а по душе разлились сумерки от навалившейся неизвестности. Она свернула к своей первой акации, ставшей ветвистым, высоким деревом, искупалась в печальном и тонком аромате висевших гирляндами цветов и, прижавшись к шероховатому стволу, долго стояла, закрыв глаза. Опять всё вспомнила: как приехала в город, как познакомилась с Серёжей. Всё-всё-всё! Потом нехотя отправилась дальше, а вдогонку плыл и плыл сладкий аромат цветущей акации.

Недалеко от автовокзала Лиля всё-таки столкнулась с Игорем. Он – ярко одетый, она – в сером платье, с чёрной лентой на голове. Дожидаясь её, он загородил тротуар, хмуро поздоровался:

– С праздником, дорогая Лилия!

– Я же предупреждала, а ты всё не унимаешься?! – вместо ответного приветствия укорила она, не глядя на него.

Игорь попытался улыбнуться, но в его слабой улыбке сквозило горе:

– И долго будешь изводить меня, а заодно и себя?!

– Не знаю…

Лиля торопливо скользнула мимо, потому что на них начали посматривать прохожие; в N многие знали друг друга. Ей было жалко Игоря. Это правда, чего уж скрывать. Только непонятно было, отчего он мучается, если у них каждый более или менее приличный мужчина на вес золота, особенно в крепком возрасте. И она, Лилия, быть может, со временем всерьёз подумает о таком мужчине, но только не сегодня. А когда? Но кто же мог знать, если она сама не ведала этого?

Слегка оглянувшись, заметила, что Игорь отстал, не посмел пойти следом. Хоть в этом уважил. Она почти успокоилась, но у своего дома неожиданно увидела «жигули» той же модели, какая была у них с мужем. И цвет такой же. За рулём, облокотившись о пассажирское кресло, наклонился водитель. Сергей, бывало, так же сидел, когда пригонял машину из гаража и ожидал «своих девчат», чтобы всем вместе отправиться в лес: летом за грибами, а зимой кататься на лыжах. Окна в машине были открыты, из салона вдруг полились звуки романса, того самого… и показался он в этот момент Лиле не бабушкиным, а её собственным, до слёз желанным. «Целую ночь соловей нам насвистывал…» – очаровательно и тонко выводила певица, и слова эти чуть не разорвали душу!

В какой уж раз за сегодняшний день она вспомнила мужа, вспомнила особенно трепетно и поняла, что никогда не забудет Сергея. Никто не сможет заменить его, и никто ей не нужен. И сразу стало понятно, как жить дальше, о чём теперь думать и к чему стремиться. Правда, Лиля едва не лишилась чувств в эту минуту, когда горе неожиданно быстро сменилось напугавшей радостью, – шла и ничего не видела вокруг, не ощущала под собой ног от нахлынувшего волнения. Того самого, какое никому и никогда не объяснить даже самыми простыми и понятными словами.

Tags: Проза Project: Moloko Author: Пронский Владимир

Другие рассказы этого автора здесь, и здесь, и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь