Глава 80
На железнодорожном вокзале лейтенанту в получении информации… отказывают. Даже визит к начальнику не помогает. Тот упрямо говорит: «Ничего не знаю. Вы из ФСБ? Ну и что? У меня своё руководство. Пишите официальный запрос. В сроки, отведённые законодательством, ответим». Слушая его, Левченко то бледнеет, то краснеет. Сжимает молча кулаки, двигает желваками на скулах. Я представляю, как ему хочется прямо сейчас сделать так, чтобы мордатый господин щедро осыпал весь кабинет собственными зубами.
Увы, лейтенант в самом деле должен действовать в рамках своих полномочий, а их у него явно недостаточно. К тому же мы ведь, если разобраться, занимаемся делом вовсе не государственной важности. Ну что такое пропажа одного человека в масштабах страны? Этим полиция должна заниматься. В конце концов, Гранин ведь не иностранный гражданин. И уж тем более не шпион какой-нибудь… Тут меня и осеняет.
– Скажите ему, что расследуете дело о взрыве в больнице, и там есть след иностранной разведки. Мол, это был устроенный забугорными врагами террористический акт! – шепчу лейтенанту. Чувствую себя при этом очень странно: вообще такие вещи должны Левченко на ум самому приходить, а не быть подсказанными простым доктором. Но, видимо, всё дело в опыте: усы у Михаила выросли густые и красивые, а вот навыков маловато.
Но главное – лейтенант ФСБ прекрасно схватывает, буквально на лету. Он делает вид, что собирается уходить, но потом говорит начальнику вокзала как бы между прочим:
– Что ж, если вы отказываетесь содействовать контрразведке в поисках лиц, устроивших теракт с привлечением иностранных граждан…
«Раз…» – начинаю мысленно обратный отсчёт, делая шаг к двери. Господину в кресле надо переварить услышанное.
«Два…» – деревянная дверь с филёнкой, обитая дермантином, всё ближе.
«Три…»
– Постойте-ка! – вдруг доносится за нашими спинами.
Левченко останавливается первым. Оборачивается.
– Что же вы сразу-то не сказали, что расследуете теракт? – приглушённым голосом спрашивает начальник вокзала. – Я же вовсе не отказываюсь. Просто и вы меня поймите: я могу пострадать за разглашение персональных данных граждан…
– Вы куда больше пострадаете, уважаемый, если окажетесь сообщником террористов, – хмуро произносит Михаил. Настаёт очередь чиновника бледнеть.
– Присаживайтесь, пожалуйста, – показывает он на стулья, затем начинает кликать «мышкой» и набирать на клавиатуре. – Как, говорите, того гражданина зовут?
– Гранин Никита Михайлович, – сообщаю я. – Он ехал сюда из Санкт-Петербурга, – называю дату отправления.
Чиновник смотрит в экран, потом говорит:
– Да, всё верно. Третий вагон, место десятое. Он ехал в купе. Номер поезда… – и называет его, а также дату отправления и прибытия в место назначения, то есть Ростов-на-Дону.
Левченко молча встаёт, бросает «Спасибо», мы покидаем кабинет. Когда оказываемся снаружи вокзала, лейтенант целеустремлённо шагает к своему УАЗику. Спешу за ним, а первый вопрос задаю, когда начинаем движение.
– Куда мы теперь?
– В Ростов-на-Дону, – говорит лейтенант. – Только заправимся на выезде из города. Вы не слишком устали?
– Да как сказать… на работе бывало сложнее, – отвечаю. – Особенно когда прибывает сразу много пострадавших. Например, после крупной аварии. Тогда приходится оставаться, пока не станет понятно: всем оказана помощь. А вас начальство ругать не будет?
– У меня было время позвонить в управление и доложить обо всём. Там ответили, что приказ поступил от генерал-полковника Громова, так что моя деятельность законна.
Отвечает он сухо, а я понимаю: этому Михаила приучили в той организации, где он трудится. Кажется, между собой её называют просто – Контора. Мы покидаем Донецк. Когда появляется указатель, я оборачиваюсь и смотрю назад. Мысленно желаю этому городу одного – выстоять, а людям – выжить.
Спустя примерно три часа мы въезжаем в Ростов-на-Дону. Первым делом останавливаемся около кафе, поскольку оба проголодались. Вижу, как лейтенант устал. Я-то в пути подремать успела, а вот Левченко нелегко приходится. Он к тому же ещё и ранение вчера получил. Нам даже пришлось останавливаться, – делала ему перевязку и укол обезболивающего. Благо, у лейтенанта есть военная аптечка с собой, и в ней нужный препарат.
В городе ситуация складывается иная. Михаил, прежде чем посещать железнодорожный вокзал, – мы в пути обсудили и поняли: нужны записи с камер видеонаблюдения, – отправляется в местное управление ФСБ. Всё-таки приказ генерала – это хорошо, но местные коллеги должны быть в курсе. Всё то время, пока Левченко решает вопросы, я сижу в машине и думаю о том, что могло случиться с Граниным.
Самое очевидное – ехал в поезде, познакомился с тем мужчиной, которого впоследствии застрелил Левченко. Посидели, выпили. Преступник наверняка подсыпал Никите что-то в алкоголь или в чай, а потом вывел в тамбур «покурить» (хотя это и запрещено, но стойкий запах табачного дыма я всё равно ощущала, поскольку некоторым закон не писан), открыл дверь и вытолкнул Гранина на ходу. Как вариант – оба вышли на перрон во время остановки, Никита получил укол исподтишка и остался, а тот гражданин этим воспользовался, чтобы выдать себя за Гранина.
Только мне кажется, первый вариант для такого матёрого бандита, которым был незнакомец (Левченко так и не сказал, как его звали, да и пусть), куда предпочтительнее. Зачем ему свидетель? Вдруг Гранин позже приедет в Донецк, и они столкнутся прямо в больнице? Нет-нет, скорее, мне всё-таки нужно готовиться к худшему…
Через час примерно Левченко возвращается в сопровождении мужчины лет 35-ти крепкого телосложения. Он садится в машину, здоровается. Мы знакомимся: это местный коллега Михаила, зовут его Андрей. По званию капитан, а больше мне знать не положено. Не обижаюсь: я тоже, по медицинской части, умею туман напускать. Да ещё почище офицеров из контрразведки, поскольку знаю латынь, а они – нет.
На вокзале местное начальство, увидев сразу двух офицеров ФСБ, сразу идёт на контакт. Спустя некоторое время мы смотрим записи с камер видеонаблюдения. Довольно быстро тычу пальцем в дисплей.
– Вот он! Тот тип из Донецка!
– Это не Гранин, – хмуро замечает Левченко.
Становится ясно: сюда из Волгограда прибыл уже не Никита, а тот, второй. Значит, подмена произошла на пути отсюда до города на Волге. Но как же быть теперь? Времени на командировку у меня остаётся всё меньше, я же обещала Заславскому, что обязательно вернусь до оговорённого срока. Самой и так уже тревожно: как там мои подчинённые? Сильно их мучает Туггут? Мне кажется, она непростой человек, то есть буквально – с гнильцой.
Недаром же Вежновец так быстро её ко мне отправил. А как она себя вела с первого же дня появления на работе? Сначала набросилась на Дину, что та якобы одевается, как уличная девка, потом пыталась меня подставить, когда взяла сумку с деньгами и подсунула в кабинет. Видимо, второе – это месть Ивана Валерьевича за всё, что ему пришлось пережить в моём отделении. Вспоминаю, какой спектакль однажды устроила ему Народная артистка СССР, и улыбаюсь.
Но тут же Михаил возвращает меня в реальность.
– Дальше, Эллина Родионовна, будем действовать мы.
– А мне как быть?
– Возвращайтесь в Питер, больше вы ничего сделать не сможете. Чтобы понять, что именно произошло в поезде, нам придётся опросить всех его работников. Машинистов, проводников и так далее. Вплоть до станционных смотрителей. Это несколько сотен человек.
– Но ведь есть видеонаблюдение… – пытаюсь подсказать.
– Верно. Правительство страны четыре года назад выпустило постановление, по которому во всех поездах в России должны стоять видеокамеры. Только вы представляете, сколько это часов записи? К тому же срок хранения их – всего месяц, а вы приехали позже, – замечает Андрей.
Что ж, они оба правы. Моя миссия закончилась сокрушительным провалом. Я не смогла найти Никиту. Придётся возвращаться домой. Покупаю билет на обратный поезд. Андрей нас оставляет, у него свои дела. Михаил решает меня проводить. К тому же он очень устал, ему надо как следует выспаться, прежде чем ехать обратно. За время ожидания мы успеваем поужинать, поскольку время позднее. Я благодарю лейтенанта за помощь и рекомендую по возвращении навестить врача – пусть сменит ему повязку. Также прошу не забывать принимать антибиотики, чтобы рана не воспалилась, и обязательно держать её в чистоте.
Мы прощаемся, забираю свой рюкзак, и вот уже поезд везёт меня обратно. Становится грустно. Я вдруг начинаю понимать, отчего Никита согласился приехать в Донецк. Конечно, и потому, чтобы сбежать от нас с Олюшкой, а также от своего второго ребёнка, который вот-вот должен появиться на свет. Некоторые мужчины так делают под грузом ответственности. Удирают без оглядки то есть. Но мне кажется, Гранин уехал не только из-за страха. Он хотел разобраться в себе. А ещё – хочу в это верить – с годами поумнел мажор из семейки мэра и почувствовал в себе острое желание помогать людям. Особенно тем, кто в этом так сильно нуждается. Здесь, на Донбассе.
Получив постельное бельё, ложусь спать. Просыпаюсь рано утром, когда часы показывают 12 минут седьмого. Ощущаю, что поезд стоит. Выглядываю в окно: слева кирпичная башня, напоминающая средневековый замок. Справа – одноэтажное здание под жестяной крышей. Над входом синяя табличка с белыми буквами: «Морозовская. С.К. Ж.Д.» Окна большие, стеклопакеты, но строение, заметно, советское ещё. Справа от входа жёлтая скамейка.
Выхожу из купе, спрашиваю сонную проводницу, сколько будем стоять.
– 14 минут, – зевает она, прикрывая рот. – Уже десять.
– Спасибо.
Мне хочется выйти за свежий воздух. Здесь, на юге страны, весна уже чувствуется намного сильнее, чем в Питере. Но всё-таки ещё слишком прохладно, и после тёплой постели зябко кутаюсь в куртку.
– Ничего не говори, Никитишна, – слышу неподалёку разговор. Сидят две торговки – тепло укутанные женщины неопределённого возраста. Им то ли по 40, то ли под 70. Лица обветренные, видимо, много приходится проводить на открытом воздухе. Продают всякую снедь: пирожки, сушёную рыбу, шоколадки, газировку. – Ужас такой. До сих пор, как вспомню, мурашки. Вот до чего пьянка-то доводит!
– Точно-точно, – кивает вторая. Потом молчит и спрашивает. – Он помер, да?
– Это который? Водитель, что ль? Да чего ему сделается? Первым же и выскочил, гад…
– Да нет. Я про того, который людей спасать бросился.
Первая пожимает плечами.
– Бог его знает. Наверное. Как его садануло-то, а? Бедолага. Видать, в больничке-то и отдал Богу душу.
Женщины горестно вздыхают, а у меня от услышанного сердце колотится, как бешеное. Почему-то кажется, что говорят они о том, кого я так старательно пытаюсь отыскать. Смотрю на часы. У меня остаётся пять минут. Скоро поезд тронется, и тогда ничего не узнаю. Быстро подхожу к торговкам.
– Скажите, пожалуйста, а что у вас тут случилось? – спрашиваю нервно.
Обе смотрят на меня недоверчиво. Мол, чего это ты чужие разговоры подслушиваешь? Достаю пятьсот рублей и сую первой в руку.
– Пожалуйста, расскажите, мне надо знать.
Они переглядываются, и та, которую назвали Никитичной, говорит:
– У нас тут недавно, на Филоновой улице, около аптеки, она вон там, – показывает мне на приземистое здание, – авария случилась. Бензовоз легковушку под себя подмял.
– Вообще-то рядом у нас больничка есть, шагов с полста дальше, – добавила первая, – но она давно в ремонте. Уж сколько лет стоит…
– Поскорее, пожалуйста, – умоляю.
– В общем, как авария случилась, тут пассажиры стояли. Один мужчина, высокий такой, как увидал, так первым и кинулся.
«Никита!» – яркой вспышкой пронеслось в моём мозгу.
– А там пожар начался. Внутри легковушки – семья. Муж-то за рулём, видать, погиб сразу, а женщину с дитёнком прижало. Ну, этот пассажир бросился помогать. Сначала малыша вытащил, потом его мать, а дальше хотел водителю помочь, ну… тут и бахнуло.
Смотрю на часы. Две минуты.
– Как его звали? – спрашиваю нервно.
– Кого?
– Мужчину, который их спасать кинулся?
– Да Бог его знает. Его как взрывом отшвырнуло, а потом уж «Скорая» приехала из центральной-то.
– Минута.
– Где он сейчас?! Живой?
Женщины пожали плечами.
Я несусь обратно к поезду. Взлетаю по крутым ступенькам. Хватаю свои вещи, пихаю в рюкзак и лечу наружу. Проводница уже собирается опускать ступеньку.
– Стойте! Я схожу! – кричу ей и выпрыгиваю на перрон.
– Что случилось? – поражается проводница.
– Всё хорошо, – говорю ей и натужно улыбаюсь. – Счастливого пути!
Девушка пожимает плечами и закрывает дверь. Поезд медленно набирает скорость. Я почему-то уверена: тот, кто кинулся спасать семью, – это Никита. Спешу к торговкам, и обе глядят на меня, как на сумасшедшую. Мол, чего это она? Выскочила с вещичками из поезда.
– Женщины, милые, скажите, пожалуйста, где та центральная больница? – спрашиваю их.
Никитична показывает, как туда пройти. Оказывается, недалеко – за железнодорожными путями налево. Ориентироваться надо на колесо обозрения. Оно в парке, за ним администрация, а слева от неё, вдоль по улице Подтелкова, больница. Пешком – всего километра полтора. Благодарю их и сразу отправляюсь в путь.