В этом спектакле за годы его существования наблюдалась форменная чехарда среди исполнителей. Не знаю, был ли там хоть один персонаж, которого играл определённый артист. Да, я в курсе, что на каждый спектакль есть основной и дублирующий состав, но тут актёры, кажется, мигрировали хаотично. Возможно, это было частью режиссёрского замысла - спектакль без главного героя, где главные все и, соответственно, без ведущего актёра. Но так не бывает и ведущие со временем нашлись сами собой. Так было и с ролью Семёна Гудзенко. Получить эту роль мечтали многие. Но высота премьеры, по словам В. Смехова, казалась недостижимой: "Губенко был первым исполнителем роли Гудзенко. Широко расставив ноги, словно врастая в землю, он могуче читал два стихотворения: "Когда на смерть идут - поют..." и "Нас не нужно жалеть...". Подымаясь до вершины стиха, он ронял голос и замечательно просто заканчивал, как это умеют делать поэты, как будто уходил от эмоций:
А когда мы вернёмся,- а мы возвратимся с победой,
все, как черти, упрямы, как люди, живучи и злы,-
пусть нами пива наварят и мяса нажарят к обеду,
чтоб на ножках дубовых повсюду ломились столы.
Мы поклонимся в ноги родным исстрадавшимся людям,
матерей расцелуем и подруг, что дождались, любя.
Вот когда мы вернёмся и победу штыками добудем —
все долюбим, ровесник, и работу найдём для себя".
Но Н. Губенко через какое-то время ушёл из театра и эта роль перешла к другим актёрам. Не знаю, сколько их было, но в книге В. Чичериной "Театр на Таганке с Высоцким и без. Люди, события, мнения" (М., 2018, с. 196) в новелле "Нас не надо жалеть" по произведениям С. Гудзенко, перечислены занятые там актёры (возможно, не все): В. Смехов, Л. Филатов, Н. Губенко, В. Высоцкий, В. Соболев. А участников в сцене всего двое: И. Эренбург (он же Ведущий) и С. Гудзенко.
Летом 1972 года во время ленинградских гастролей возникла необходимость срочно заменить исполнителя и вот тут-то впервые в роли С. Гудзенко на сцену вышел Высоцкий. Чтобы в кратчайшие сроки подготовиться к роли, Владимир Высоцкий придумал свой способ: он попросил В. Смехова, который был в спектакле Ведущим, несколько раз прочесть ему гудзенковские стихи, но так, "как это делал Колька". Смехов показал. В первый и второй день новый Семён Гудзенко очень точно и профессионально попадал в знакомые следы - те же самые цезуры, те самые повышения-понижения голоса, даже жесты часто шли "напрокат" от Николая. Но очень быстро на сцене ожил совсем особенный Гудзенко и больше эту роль уже никому не отдавали до самой смерти Высоцкого. И, когда осенью 1980 г. уже Николай Губенко вернулся на сцену, чтобы снова играть бывшие свои роли, никто из коллег не усомнился, что "артист Губенко теперь играет "почти как Высоцкий". И с тем же автоматом, и в том же ярком свете, сложенном из двух лучей". (Смехов В. Здравствуй, однако...(М., 2018, с. 43)).
Пожалуй, новелла "Нас не надо жалеть" - самая сильная часть спектакля. Но и самая трудная. Зритель уже устал и от сильных эмоций, и от продолжительного спектакля. И тут актёр без паузы читает два стихотворения, причём "Нас не нужно жалеть..." - довольно длинное произведение для этой сцены. Но настолько сильное, и настолько верно его читал актёр В. Высоцкий, что публика неизменно взрывалась аплодисментами, хотя по сценарию тут и паузы быть не должно, Ведущий рассказывает о ранней смерти С. Гудзенко. Далее все артисты выходят на авансцену и у Вечного огня звучит композиция из стихов других военных поэтов (у меня стойкое ощущение, что появилась она позднее, после статьи Ю. Друниной в "Дне поэзии 1966"), завершаемая стихами Б. Слуцкого "Давайте после драки...". И после долгих оваций звучит финальная песня "Дорога" на стихи Ю. Левитанского. Безусловно, финал спектакля сделан очень сильно, поэтому и в целом впечатления от спектакля у зрителей оставались самые положительные.
Поскольку мы уже слышали разные фрагменты спектакля (ссылка для тех, кто пропустил - внизу), где стихи читают многие актёры, уместно будет привести мнение рецензента К. Рудницкого:
"...в центр трагедийного действа выводились поэты военного поколения: погибшие – Михаил Кульчицкий, Павел Коган, Всеволод Багрицкий, Семён Гудзенко, уцелевшие – Давид Самойлов, Борис Слуцкий, Булат Окуджава, Александр Межиров, Юрий Левитанский. Причём актёры вовсе не играли «роли» названных поэтов. Режиссёр дал актёрам другое задание: стихи читались, как сочинялись. Будто вот сейчас, сию минуту они рождались и, произнося строку, актёр-поэт ещё не знает ни строки, с которой она срифмуется, ни целого стихотворения, которое возникнет в итоге.
Радость творить, окрыляющее вдохновение – вот что сумели тогда передать актёры Таганки и вот что сообщало военной трагедии поразительную красоту победоносной молодости. Высоцкий читал суровые стихи Кульчицкого о тяжкой работе фронта, о чавкающей глине, о вспотевшей пехоте голосом гордым и возвышенным – как бы от имени всех, кто честно выполнил свою войну и выстрадал общую победу.
<…>
Тут, в «Павших и живых», артистическая индивидуальность Высоцкого в первый раз внятно и отчетливо заявила о себе. Губенко читал стихи Семёна Гудзенко с великолепной лихостью, я бы сказал, по-гвардейски, Золотухин читал Самойлова радостно, упоённо, раскованно, Смехов читал Слуцкого сурово, мерно и трезво, Хмельницкий читал Павла Когана тревожно и горько. Голос Высоцкого словно бы взмывал над этими голосами в высокое небо трагедии, заранее торжествуя и всех объединяя в нетерпеливом предощущении боя". (Рудницкий К. Первые роли)
Изо всех ролей, сыгранных в спектакле "Павшие и живые", Владимир Высоцкий особо выделял роль поэта Гудзенко. Часто рассказывал о ней на своих выступлениях и читал "Нас не нужно жалеть". И это очень радует, потому что на полной фонограмме спектакля мы слышим пропажу звука именно на самом сильном месте - кусок с этим стихотворением дефектный. Но, к счастью, помимо неё имеется ещё 13 сохранившихся записей с чтением этих стихов. Качество не везде отличное, но выбрать можно. Самая известная, конечно же, это видеозапись для У. Битти, сделанная 17 мая 1979 года на факультете журналистики МГУ (бонус в конце статьи).
И ещё одно интересное наблюдение от Вениамина Смехова:
"После того, как не стало Высоцкого, я напоминал поэтам Самойлову и Межирову о Володином исполнении роли Гудзенко в "Павших и живых", пересказывал его... "отсебятины". Когда он уже совсем выгрался в Гудзенко, как-то сами собой (и очень уверенно) на месте одних стихов явились другие... Вместо гудзенковских "...все мелкие обиды и провинности..." у Володи: "все прежние обиды...". Я даже как-то напомнил Высоцкому, как было в оригинале, он всерьёз мне покивал, соглашаясь... А на спектакле (и дальше, до последнего своего спектакля) читал вместо "мелкие обиды и провинности прощает за правдивые стихи" только так, по своему:
У каждого поэта есть провинция.
Она ему ошибки и грехи,
все прежние обиды и провинности
прощает за хорошие стихи.
(у него звучало: "хар-рошие")
Правильно, согласились поэты, ибо хорошие - это и правдивые, и ещё такие-то и такие-то, словом, "хорошие". Настоящие. Правильно. Высоцкий знал цену настоящим стихам." (Смехов В. Здравствуй, однако...(М., 2018, с. 43-44)).
Семён Гудзенко
О герое сегодняшней заметки к столетию поэта уже выходила статья:
В дополнение к ней хочу поделиться воспоминаниями Галины Шерговой, в годы войны студентки Литинститута. Фронтовые поэты, ненадолго приезжая в Москву, непременно приходили в институт и выступали перед студентами.
"Семён читал хорошие стихи. Все сказали: "хорошие", но никто не был сотрясён. Много хороших стихов тогда писалось и читалось, гораздо больше, чем об этом принято говорить, оглядываясь из сегодня.
Сотрясением был другой вечер. Тоже в институте, позднем, опустевшем. Мы – человека три-четыре – сидели на подоконниках и читали стихи друг другу. Почему-то там всегда читали стихи, сидя на подоконниках.
Пришел Семён, послушал, потом сказал: "А сейчас я прочту новые".
Это были стихи "Перед атакой", их помнят и сегодня. И по сегодня не знаю точнее и страшнее ощущения, переданного в них, чувства магнетического притяжения смерти на шахматном поле без клеток, где судьба выбивает фигуры, по какой-то прихоти оставляя ту или иную. Знаю, в стихах нет ни слова про эти шахматные причуды. Во мне они так отозвались. Стихи-то прямее, беспощаднее, почти вне метафор.
Кончаются так:
Бой был коротким. А потом
Глушили самогонку злую
И выковыривал ножом
Из-под ногтей я кровь чужую.
Здесь и пришло сотрясение. Тот правитель поэзии, которого Пастернак назвал "великий бог деталей", разглядел войну лицо в лицо, без тропов и иносказаний, сообщив свои наблюдения поэту.
Впервые мы, я увидели обличие войны, её сути, через единственную подробность. Этот нож, выковыривающий чужую кровь. Или (в других случаях) – глазницы покойницы, полные воды. Там, у Семёна была такая строка: "Каждый помнит по-своему, иначе". Он помнил и по-своему, и иначе, и так, как нам стоило запомнить только его памятью.
В те поры на институтских семинарах мы обучались письму в поэтических формах и системах разных эпох. Мы состязались в неожиданности метафорических постижений.
Постижение войны поэзией, которое далось Семёну Гудзенко, проходило – поверх уроков, потому и сотрясло.
И не только нас. Случилось – Семён попал к Илье Эренбургу. На встрече этой Эренбург предстал в двух ипостасях. Тончайший знаток всемирного поэтического ремесла, он восхитился Гудзенковским даром. Влиятельнейший публицист и общественный деятель, он вложил своё влияние в благословение, которым осенил солдата-поэта. Именно Эренбург помог продвижению Семёна к известности". (Шергова Г.М. И начинаются стихи)
Вот от имени И. Эренбурга Ведущий и рассказывает о поэте в этой новелле.
Бонус:
Все статьи о спектакле:
Спасибо, что прочитали. Надеюсь увидеть Вас снова. Другие публикации канала можно найти здесь: Каталог статей "Стихии Высоцкого".
