У нас принято с размахом отмечать юбилеи. Особенно столетние. Но вот сегодняшнего юбиляра вряд ли многие вспомнят сходу. Хотя некоторые стихи его стали хрестоматийными и врезались в память:
Когда на смерть идут — поют,
а перед этим можно плакать.
Ведь самый страшный час в бою —
час ожидания атаки.
А тем, кто когда-то замирал перед экраном телевизора в ожидании очередной серии "Цыгана", уж точно запомнилось и это:
Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого б не жалели,
Мы пред нашей Россией и в трудное время чисты.
Стихи знают все. Имя поэта помнят немногие.
Сегодня сто лет со дня рождения поэта-фронтовика Семёна Гудзенко.
Есть у нас спектакль, особенно мною любимый, который называется «Павшие и живые». В нем собраны самые лучшие военные стихи, и посвящен он поэтам и писателям, которые участвовали в войне. Одни из них погибли, другие живы до сих пор — просто на их творчестве лежит печать военных лет. Они погибли, когда им было 20-21 год. Это Коган, Багрицкий, Кульчицкий. .. Так что, они, в общем, ничего не успели сделать, кроме того, чтобы написать несколько прекрасных стихов и еще умереть. Но это много! Мы впервые зажгли по ним Вечный огонь на сцене нашего театра, впервые в Москве. У нас стоит на авансцене чаша, и из нее вспыхивает пламя Вечного огня. Перед началом спектакля выходит артист, просит почтить память погибших минутой молчания, и весь зрительный зал, как один, поднимается и одну минуту стоит молча. А по трем дорогам, которые спускаются к этому Вечному огню, выходят поэты, читают свои стихи, потом уходят назад в черный бархат (у нас сзади висит черный бархат). Уходят, как в землю, как в братскую могилу, уходят умирать, а по ним снова звучат стихи, песни… Это такой спектакль-реквием по погибшим поэтам. В этом спектакле я играю несколько ролей. Одна из них — это Семен Гудзенко. Этот парень, которому было 20 лет в войну, выжил, а потом, как написал Илья Эренбург, «было такое чувство, словно его вдруг, через 10 лет настиг долетевший с войны осколок», его догнали старые раны. И он умер уже после войны. А вот стихи, которые он писал,- даже не верится, что писал такой молодой человек?
Вот один из лучших военных поэтов достался мне, я его играю и читаю его, мне кажется, высочайшего уровня стихи о войне. (Владимир Высоцкий)
В 1965 году в репертуаре Театра на Таганке появился спектакль «Павшие и живые». Поэтический спектакль, составленный из произведений поэтов, прошедших войну. И для молодых актёров, участвовавших в этом спектакле, это было своего рода и очищение, и взросление, и причащение.
По словам Н. Крымовой, через спектакль «Павшие и живые» группа молодых актёров прошла, как проходят через войну.
Может быть, поэтому стихи Гудзенко Высоцкий читал так, будто написал их сам...
Семен Гудзенко, словно предчувствуя, писал в 1946 году: "Мы не от старости умрем, От старых ран умрем". Судьба отпустила ему всего 30 лет. Но как он их прожил! Его короткая напряженная жизнь была яркой и яростной.
В 1939 году он поступил на учебу в Московский литературный институт. Через несколько недель после начала войны второкурсник Гудзенко записался добровольцем в ОМСБОН - Отдельную мотострелковую бригаду особого назначения. Отбирали в это подразделение прежде всего спортсменов. Как же туда попал девятнадцатилетний студент второго курса литфака Гудзенко? Объяснение простое: при отборе ценилась не только физическая подготовка, но и психологическая устойчивость, творческий склад ума, способность быстро принимать решения, знание языков, коммуникабельность. Все это было у Семёна.
Бригада формировалась для разведывательных и диверсионных действий. Это было совершенно новое для нашей армии элитное подразделение. Поэтому Гудзенко можно по праву назвать первым поэтом советского спецназа.
Уже в ноябре 1941-го омсбоновцев небольшими отрядами забрасывали на оккупированную территорию. Отряды состояли только из добровольцев, связанных крепкой дружбой. В боевой обстановке важно было понимать друг друга без слов.
Из армейской записной книжки С. Гудзенко:
Ноябрь 1941.
Это было первое крещение. Первые убитые, первые раненые, первые брошенные каски, кони без седоков, патроны в канавах у шоссе. Бойцы, вышедшие из окружения, пикирующие гады, автоматная стрельба.
Погиб Игношин. На шоссе у Ямуги.
Декабрь 1941.
Бой под Хлуднево.
Пошли опять превый и второй взводы. Бой был сильный. Ворвались в село. Сапер Кругляков противотанковой гранатой уложил около 12 немцев в одном доме. Крепко дрался сам Лазнюк в деревне. Лазарь говорит, что он крикнул: "Я умер честным человеком". Какой парень. Воля, воля! Егорцев ему кричал: "Не смей!". Утром вернулось 6 человек, это из 33-х.
Хлебников написал: "Когда умирают люди - плачут". Я бы плакал, но не умею. Мы не учились этому тяжелому, вернее, трудному ремеслу - плакать.
Ушли в разведку Сережа и Олег. Кондрашев вышел. По нему выстрел. Крепкие люди, настоящие парни. Смирнов ходит как прибитый, молчит. Они вместе спали, вместе ели. Трое молодых.
А позже будут стихи:
ПЕРВАЯ СМЕРТЬ
Ты знаешь,
есть в нашей солдатской судьбе
первая смерть
однокашника, друга...
Мы ждали разведчиков в жаркой избе,
молчали
и трубку курили по кругу.
Картошка дымилась в большом чугуне.
Я трубку набил
и подал соседу.
Ты знаешь,
есть заповедь на войне:
дождаться разведку
и вместе обедать.
«Ну, как там ребята?..
Придут ли назад?..» —
каждый из нас повторял эту фразу.
Вошел он.
Сержанту подал автомат.
«Сережа убит...
В голову...
Сразу...»
И если ты
на фронте дружил,
поймешь эту правду:
я ждал, что войдет он,
такой,
как в лесах Подмосковья жил,
всегда пулеметною лентой обмотан.
Я ждал его утром.
Шумела пурга.
Он должен прийти.
Я сварил концентраты.
Но где-то
в глубоких
смоленских снегах
замерзшее тело
армейского брата.
Ты знаешь,
есть в нашей солдатской судьбе
первая смерть...
Говорили по кругу —
и все об одном,
ничего о себе.
Только о мести,
о мести за друга.
4 марта 1942.
Для меня будто ветром задуло костёр, когда он не вернулся из боя...
Вчера вышел из дома. Пахнет весной. Не заметил её начала.
Завтра мне 20 лет. А что?
Прожили двадцать лет.
Но за год войны
мы видели кровь
и видели смерть -
просто,
как видят сны.
Я все это в памяти сберегу:
и первую смерть на войне,
и первую ночь,
когда на снегу
мы спали спина к спине.
Я сына
верно дружить научу,-
и пусть
не придется ему воевать,
он будет с другом
плечо к плечу,
как мы,
по земле шагать.
Он будет знать:
последний сухарь
делится на двоих.
...Московская осень,
смоленский январь.
Нет многих уже в живых.
Ветром походов,
ветром весны
снова апрель налился.
Стали на время
большой войны
мужественней сердца,
руки крепче,
весомей слова.
И многое стало ясней.
...А ты
по-прежнему не права -
я все-таки стал нежней...
Ему оставалась жить 10 с небольшим лет. Он проживет их ярко, поколесит по стране корреспондентом различных изданий. Но память о прошлом неизбывна:
У каждого поэта есть провинция.
Она ему ошибки и грехи,
все мелкие обиды и провинности
прощает за правдивые стихи.
И у меня есть тоже неизменная,
на карту не внесенная, одна,
суровая моя и откровенная,
далекая провинция - Война...
Все мы слышали, как стихи Гудзенко читает Высоцкий. Но... Те, кто слышал, как читает Гудзенко, никогда уже не могли забыть своего впечатления. У него было огромное обаяние и врожденный артистизм.
И, конечно, он каждый раз страшно волновался. Еще до войны записал в дневнике: "Если не задыхаешься в любви и горе, стихов не пиши..."
К счастью, сохранились аудиозаписи трех стихотворений Гудзенко в авторском исполнении. Послушайте их:
За дорогою леса
И убитых голоса...
Он был голосом своего поколения, голосом тех, кто остался там, кто не успел долюбить, допеть, дожить.
...Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого б не жалели,
Мы пред нашей Россией и в трудное время чисты.
А когда мы вернемся,- а мы возвратимся с победой,
все, как черти, упрямы, как люди, живучи и злы,-
пусть нами пива наварят и мяса нажарят к обеду,
чтоб на ножках дубовых повсюду ломились столы.
Мы поклонимся в ноги родным исстрадавшимся людям,
матерей расцелуем и подруг, что дождались, любя.
Вот когда мы вернемся и победу штыками добудем -
все долюбим, ровесник, и работу найдем для себя.
Аудиозапись спектакля ТнТ: Театр на Таганке. «Павшие и живые» (спектакль, запись в зале, 1972 г.)
Эта же аудиозапись в видеоформате.
Источник: Д. Шеваров Семен Гудзенко. Мы воду дымную хлебали из почерневших котелков... : Неизвестные документы и рукописи из фонда N 2207 Российского государственного архива литературы и искусства // Российская газета. Родина. 1 мая 2015.
Спасибо, что прочитали. Надеюсь увидеть Вас снова. Другие публикации канала можно найти здесь: Каталог статей "Стихии Высоцкого" . Лайки, подписка и корректные комментарии тоже лишними не будут.
